Двусмысленность отношений с Бениславской мучила и раздражала Есенина. Он жил в квартире у женщины фактически на правах мужа, здесь его ждали, заботились о нем, он полностью доверял ей свои деловые отношения — но и только! К Галине Есенин не испытывал ничего похожего на любовь. Хотелось чего-то высокого, чистого, постоянного.
Это «высокое» почудилось ему в актрисе Камерного театра Августе Миклашевской, с которой он встречался около месяца. Через много лет Миклашевская вспоминала, с какой удивительной нежностью и благородством относился к ней Есенин, как он повторял ей во время почти ежедневных встреч: «Я с вами, как гимназист». Писала с долей удивления, что не слышала от него ни одного не только грубого, но даже и резкого слова. Как будто во время встреч с ней отходило в сторону все, что мучило его, улетучивались тяжелые, невеселые думы, а сам он преображался на глазах.
Есенин посвятил Миклашевской семь стихотворений, составивших цикл с озорным названием «Любовь хулигана». Пожалуй, больше никому он не писал таких пронзительных строк:
Но встречи становились все реже и реже. И однажды, увидев Миклашевскую на улице, соскочив с извозчика, Есенин подбежал к ней и сказал: «Прожил я с вами всю нашу жизнь».
Здесь уместно заметить, что в своих любовных стихах Есенин никогда ничего не придумывал. Друг поэта И. Грузинов отмечал: «Всякая черточка, даже самая маленькая, в его стихах, если стихи касаются его собственной жизни, верна. Сам поэт неоднократно указывает на автобиографический характер его стихов…»
Это в какой-то степени может относиться и к знаменитому циклу «Персидские мотивы», написанному в Баку и Батуме, где Есенин жил несколько месяцев в 1924–1925 гг.
Из писем 1924–1925 гг. можно подумать, что Есенин жил в Батуме замкнуто и одиноко. «…Увлечений нет, — писал он Бениславской. — Один. Один. Хоть за мной тут бабы гоняются. Как же? Поэт ведь. Да какой еще известный. Все это и смешно и глупо».
Хотя такие уверения не совсем соответствуют действительности. Были в Батуме и женщины, в их числе и Шаганэ Тертерян, и попытки драк, и другие всевозможные чудачества. Батумская знакомая Есенина Анна Лаппа-Старженецкая в своих воспоминаниях писала: «В те годы в Грузию, особенно в Батум, стекалось множество беженцев из России, женщин из богатых семей, перепуганных победоносным шествием большевиков. Многие выехали за границу, но многие осели в городе. Большинство женщин, не привычных ни к какому труду, хотя и образованных, предпочли „веселиться“ и вести легкую жизнь. Они были желанными гостями в доме княгини Тамары Михайловны Накашидзе, на нижнем этаже которого разместилось представительство англо-американской фирмы „Стандарт ойл“. Когда рассказывающая мне об этом Мария Михайловна Громова навестила свою знакомую Накашидзе с целью снять у нее комнату внизу, та ответила: „Что вам там нужно? Там бордель, конечно, негласная“. Вот в этой-то бордели встречался Сергей Есенин в бытность свою в Батуме со всеми женщинами, которые его осаждали, в том числе и с Ольгой Кобцовой, и с Есауловой, с Соколовской, с Шаганэ Тертерян. А не в „обществе педагогов“, как говорит Шаганэ, ибо в двухклассной армянской школе, где она временно работала групповодом „нулевки“, не было никаких педагогов, кроме ее сестры Катры».
Возможно, Анна Лаппа-Старженецкая полемизировала с Л. Повицким, который писал: «Сергей Александрович познакомился в Батуме с молодой интересной армянкой по имени Шаганэ…» Интересна была и ее младшая сестра Катя, тоже учительница. Она знала стихи Есенина и потянулась к нему всей душой. Есенин, однако, пленился ее сестрой, с лицом совершенно нетипичным для восточной женщины. Есенина пленило в ней и то, что:
Внешнее сходство с любимой девушкой и ее певучее уменьшительное имя вызывали у Есенина большое чувство нежности к Шаганэ. Свидетельство этому — стихи, посвященные ей в цикле «Персидские мотивы».
Сам же Есенин, кроме стихов, других биографических сведений на сей счет не оставил.
1 марта 1925 г. Есенин вернулся в Москву. И мартом этого года датируется его знаменитое стихотворение «Собаке Качалова». Там есть такие строки:
Скорее всего, эти строки обращены к Галине Бениславской, которой незадолго до этого Есенин написал жестокое и оскорбительное письмо: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я Вас нисколько не люблю как женщину». Он сознательно шел на открытый разрыв с Бениславской, поскольку в его жизнь вошла другая женщина — Софья Толстая, внучка великого писателя. Неожиданно и легкомысленно он принял решение жениться на ней.
По иронии судьбы, их знакомство произошло по случаю дня рождения Бениславской. 5 марта 1924 г. Галина устроила вечеринку, на которую была приглашена и Софья Толстая с ее любовником писателем Борисом Пильняком. Как писала сама Толстая, эта встреча «решила мою судьбу… Через несколько месяцев, весной 1925 г. я вышла за него замуж, в декабре Сергея Александровича не стало. Что я тогда пережила… Страшно подумать!»
Но в то время Есенин, представляя Галину друзьям, иногда называл не только своим другом, но и женой. И она никак не могла ожидать такого предательства. Тем более что в декабре 1924 г. Есенин писал из Батума: «Может быть, в мире все мираж, и мы только кажемся друг другу. Ради бога, не будьте миражом Вы. Это моя последняя ставка, и самая глубокая…»
Оказалась, что последнюю ставку он сделал на Софью Толстую. Как женщине, отдавшей свою жизнь Есенину, Бениславской было еще больнее оттого, что Софья была заурядной и неинтересной, полностью проигрывала по сравнению с ней. В этой невысокого роста женщине, с небольшими пронзительными глазами и нависшими бровями, многие видели поразительное сходство со знаменитым дедом. Характер у нее был неровный — в гневе она бывала властна и резка, и ласкова в хорошем настроении.
В душе у оскорбленной и униженной Бениславской бушевали настоящие страсти. Их она изливала в своем дневнике: «Погнался за именем Толстой — все его жалеют и презирают: не любит, а женится… даже она сама говорит, что будь она не Толстая, ее никто не заметил бы… Сергей говорит, что он жалеет ее. Но почему жалеет? Не пожалел же он меня. Не пожалел Вольпин, Риту и других, о которых я не знаю… Спать с женщиной, противной ему физически, из-за фамилии и квартиры — это не фунт изюму».
И правда, Есенин не выглядел счастливым женихом. То он трезвый, тихий приходил с невестой к друзьям, а то смертельно пьяный кричал: «Вчера сбежал от невесты! Свадьбы не будет!» Затем снова мирился с Софьей.
Еще один нюанс. В то время, когда полным ходом шло сватовство к Толстой, у поэта возникли весьма серьезные отношения с Ириной Шаляпиной — дочерью великого русского певца. Он полушутя говаривал приятелям: «Что лучше — Есенин и Шаляпина или Есенин и Толстая?» Отношения, как можно предположить, развивались бурно и весьма драматично. Никто уже не скажет, с чего они начались и что послужило толчком к разрыву. Достоверно известно, что Есенин написал более двух десятков писем, адресованных Ирине Шаляпиной, которая их уничтожила — все до одного.
Так или иначе, он сделал свой выбор, женившись на Софье. Возможно, рассчитывал обрести наконец свой угол и зажить нормальной семейной жизнью. Но надежды оказались напрасными. «…С новой семьей вряд ли что получится, — жаловался он Вержбицкому буквально в первый месяц после свадьбы, — слишком все здесь наполнено „великим старцем“, его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется, даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня…»
Многие в то время говорили о беспробудном пьянстве поэта и даже строили планы помещения его в клинику для лечения. Но вот парадокс: именно два последних года своей жизни он работал как одержимый. Тогда было написано около сотни прекрасных стихотворений, не говоря о крупных поэмах. Друзья-собутыльники появлялись уже после работы — один-два стакана водки, и начиналось буйство. Но те, кто видел трезвого Есенина, отмечали, что он был деликатным и даже нежным человеком, сдержанным даже со своими врагами.
В ноябре 1925 г. Есенин все-таки решил подлечить нервы и лег в клинику, но пробыл в ней недолго. 21 декабря 1925 г. он прервал лечение и решил отправиться в Ленинград. Собирался основательно. В Госиздате написал заявление об отмене всех доверенностей на гонорары, снял все деньги со сберкнижки. Перед самым отъездом он появился в квартире брошенной им Софьи. Мрачный, насупившийся, Есенин кое-как сложил вещи в несколько чемоданов, буркнул: «До свидания» — и, не обращая ни на кого внимания, ушел. Оказалось, навсегда.
По прибытии в Ленинград Есенин сразу же отправился в гостиницу «Англетер». А через четыре дня, 25 декабря 1925 г. его не стало. По официальной версии, он покончил жизнь самоубийством, повесившись в своем номере.
Хоронили Сергея Александровича Есенина с большим размахом. Расходы по погребению взяло на себя государство. Было решено перевезти тело в Москву для захоронения на Ваганьковском кладбище. На Доме печати висел транспарант: «Тело великого русского национального поэта Есенина покоится здесь». На кладбище поэта провожали толпы людей. Под плач и крики «Прощай, Сережа!» гроб опустили в могилу. На насыпанном холме воздвигли простой деревянный крест…
Галина Бениславская почти год спустя, 3 ноября 1926 г., застрелилась на могиле Есенина. Ее похоронили рядом с ним.
Уже после смерти Есенина исследователи его творчества отмечали, что чистое счастье любви поэт испытывал лишь тогда, когда эта любовь была как бы неземной, идеальной. Именно такое ощущение рождало, возможно, самые светлые страницы есенинской лирики, и именно мечта о такой бестелесной, не плотской, вечно длящейся любви не оставляла его на протяжении всей жизни. Возможно, поэтому самые светлые воспоминания Есенина были о женщинах, которых он любил, но которые сказали ему «нет». Собственно, и к любви, и к жизни Есенин отнесся как к волшебной сказке. А когда сказка закончилась, то любовь и жизнь потеряли всякий смысл.
Гейбл Кларк Уильям
(род. в 1901 г. — ум. в 1960 г.)
Знаменитый американский актер театра и кино. Исполнитель ролей искателей приключений и героев-любовников в 67 фильмах и в жизни. Среди его почетных званий и наград титул «короля Голливуда» (1937 г.) и «секс-символа» Америки. Но при всем обилии любовных связей он сумел не нанести обиды ни одной женщине.
Кларк Гейбл — единственный из американских кинозвезд, официально провозглашенный «королем Голливуда». После его кончины «Нью-Йорк Таймс» писала об актере: «В иерархии великих „звезд“, которых в те счастливые времена, освещенные его присутствием, было немало, он был признан первым среди равных. Может быть, он был не слишком изощрен в актерской технике. Может быть, ему не хватало блеска, присущего входившим тогда в моду английским „звездам“. Но вот уж в чем у него не было недостатка — это в обаянии, мужественности… Он был настоящим мужчиной. До кончика ногтей». Гейбл и до сих пор занимает 8 место в списке мужчин секс-символов XX в.
Сам же актер сдержанно относился к своим громким титулам. Незадолго до смерти он говорил: «Знаете, вся эта мура насчет „короля“ и прочего — чушь собачья. Я ем, сплю, принимаю душ, как все обыкновенные люди. Я не чувствую в себе никакого внутреннего света, который делал бы меня „звездой“. Я — простой парень из Огайо, которому посчастливилось оказаться в нужном месте в нужный момент и получить поддержку умных людей». Даже когда было объявлено, что он выдвинут на соискание «Оскара», Гейбл совершенно искренне решил, что ему просто улыбнулась удача. «В кино столько хороших актеров, — сказал он. — Я попал в эту компанию случайно». С этой самооценкой актера можно согласиться лишь отчасти. Он никогда не завышал своих возможностей и действительно был обычным простоватым парнем, с обветренным лицом и мускулистыми руками, с грубоватыми манерами, которые скрашивались красотой, атлетическим сложением и обаятельной улыбкой. Но в том, что именно он стал избранником Голливуда, не было ничего случайного, ибо Кларк Гейбл всегда полагался не на удачу, а на свои собственные силы и труд, обладал исключительной настойчивостью и несокрушимостью.
Его путь в искусство был долгим и нелегким. Он родился 1 февраля 1901 г. в Кадисе, штат Огайо, в семье выходцев из Голландии по фамилии Гебел, которая со временем превратилась в английскую — Гейбл. Его отец, Уильям Гейбл, имел собственный буровой станок и занимался нефтедобычей. Мать Кларка, Аделина Гейбл, умерла, когда ему не исполнилось и года, и малыш был предоставлен заботам бабушки и дедушки. Вскоре отец женился на Дженни Данлеп и переехал с сыном в небольшой городок Хоупдейл. Здесь мальчик был окружен настоящей материнской заботой и любовью. Вспоминая о том времени, он не раз говорил: «Самым счастливым в моем детстве был день, когда я приехал к мачехе. Она была очень приветливой, любящей женщиной, словом, сама доброта». Дженни оказалась человеком жизнерадостным, общительным, она очень любила музыку и пение. У нее Кларк многому научился: доброте, вежливости, чувству собственного достоинства. Она же привила ему любовь к искусству, всячески поощряла его участие в самодеятельных спектаклях, концертах школьного оркестра и сама учила его игре на пианино.
Когда Кларку исполнилось 15 лет, здоровье Дженни резко ухудшилось и семья обосновалась на ферме в Портедж-Каунти, недалеко от Равенны. Здесь подростку впервые пришлось заняться нелегким фермерским трудом и задуматься над своим будущим. Выбор, предложенный ему отцом — фермерство или нефтедобыча, — был ему не по нутру. Он решил уехать в более крупный город Экрон, чтобы закончить там школу и потом поступить на медицинский факультет. Отец, считавший, что всякий сильный и здоровый мужчина должен работать руками, был категорически против. Дженни, будучи сторонницей юноши, всячески защищала его. «Если бы не она, я, может быть, до сих пор фермерствовал бы в Огайо», — скажет потом Гейбл.
Но попав в многолюдный, сверкающий огнями реклам город, Кларк сразу же забыл о прежних намерениях. Школа осталась незаконченной, медицина стала неинтересной. Увлеченный театром, он стал бесплатно работать мальчиком для вызова актеров на сцену. Кларк ночевал в театре и питался на скудные чаевые, но чувствовал себя счастливым. Иногда ему перепадали крошечные роли. Но вскоре его «театральный праздник» закончился. Умерла Дженни. Отец потребовал его возвращения домой и забрал с собой на нефтяной промысел.
Четырехлетняя тяжелая работа нефтяника пошла молодому человеку на пользу: он возмужал, раздался в плечах, приобрел выносливость и атлетическое сложение, которые потом так пригодились ему в кинокарьере. Но стоило Кларку увидеть в газете объявление о создании в Канзас-Сити театра с постоянной труппой, как он тут же оставил работу на промысле. Пять лет прошли в скитаниях и борьбе за существование. Они вместили в себя бесконечные гастрольные поездки по маленьким городкам Среднего Запада, игру в оркестре перед началом спектаклей, перетаскивание декораций и крошечные, несуразные роли, вроде той, которую ему пришлось играть в спектакле «Злодей все еще преследует ее». В нем Кларк, изображая ребенка, появлялся на сцене в огромной детской коляске (при росте 185 см). Но иногда не было и этого, и ему приходилось работать на пилораме, продавцом в универмаге или попросту голодать. Одно время он жил в семье своей невесты, молодой талантливой актрисы Франц Дофлер, в которую был без памяти влюблен. Свадьба так и не состоялась. Франц предпочла безденежному жениху надежный гастрольный контракт.