За месяц его пребывания здесь Келей лично убедился в том, что вера в то, будто драконы могут показать сотни лиц, была справедлива. Он видел Ладона таким разным… Властным, могущественным, грозным, устрашающим, яростным, жадным, алчным, разгневанным, эгоистичным, жестоким, страстным, скучающим, хандрящим, болеющим, отчаявшимся… А сегодня нежным и заботливым. И, казалось, дракон нисколько не стеснялся проявления своих эмоций. Он мог с таким же успехом, легко и играючи спрятать их, да так, что ни в жизнь бы Келей не догадался, о чем он думает. Но он одинаково сильно выказывал все, что чувствует. В равной степени он проявлял свой гнев и заботу. Жадность и щедрость. Ярость и нежность. Он не был скуп как на плохое, так и на хорошее. И наверное, именно это так сильно привлекало Келея в нем. Быть жестоким и могущественным, властным и яростным – легко. Но у кого хватит духу показать свою доброту и щедрость? Ведь у сильных считается слабостью проявление таких положительных качеств. Однако Ладон нисколько не боялся проявить свою нежность. Ему было плевать, осознает ли Келей, какую власть имеет над ним. Он прекрасно знал, что юноша может воспользоваться ею. Но казалось, словно его это абсолютно не волновало. Он лишь желал показать или наоборот – не желал скрывать, - что для него значит принц Сифноса.
И все это не могло не тронуть юное сердце Келея.
Лениво нежась у него в руках, не испытывая желания куда-либо идти и что-то делать, Келей позволил своими мыслям течь в том направлении, в каком им заблагорассудится. А мысли его захотели вернуться ко вчерашнему утру…
- Ты знаешь… Люблю тебя.
Золотые глаза расширяются. А потом его так быстро приподнимают с постели и прижимают к горячему страстному телу, что Келей испуганно жмурится. Тихонько всхлипывает, потому что от этого движения Ладон еще глубже проникает в него. Он крепче обвивает руками бледную шею, зарываясь пальцами в пепельные волосы. До боли стискивает белоснежные пряди, оттягивая их назад, заставляя дракона отстраниться и посмотреть на него. Ладон подчиняется.
- Я люблю тебя, - снова и снова, как заклинание повторяет юноша, без стеснения, смущения и робости.
Не стыдно говорить о своих чувствах, когда они так очевидны и так сильны. Он хотел, чтобы Ладон знал об этом. С наслаждением он пьет этот удивленный золотой взгляд, полный ошеломленного недоверия и неподдельной нежности. Нет, дракон не говорит ему ответных слов. И даже если никогда не скажет, Келею вполне будет достаточно его драконьей всепоглощающей ревности. Ведь это означает, что Ладон его никогда не оставит, что никогда он ему не надоест, что всегда они будут вместе…
Он почти сидит на его бедрах, ощущая, как горячо и полно внутри него. Он заполнен до отказа, и это чувство просто ослепительно прекрасно во всем своем проявлении. Теснее прижавшись к его телу, Келей прячет лицо у Ладона на шее, прильнув к ней губами. Он уже не осознает что делает. Покусывает, лижет, целует бледную кожу, не понимая, что доводит этим дракона до сумасшествия. Сам раз за разом насаживается на его жаркую плоть. Беспорядочно ерошит белые волосы. Сжимает пальчиками сильные руки, поглаживая его плечи. Стонет, выгибается дугой, кричит, страстно и искренне отдаваясь. Отдавая всего себя, без остатка. Душу, тело, чувства, эмоции, страсть, любовь… И даже смущение. Нежный румянец, цветущий на его щеках и разгорающийся все сильнее, предназначен только для него, только для Ладона. Он цепляется за него, как утопающий за спасительный круг. И грань уже так близко… Так маняще ослепительно близко.
Он осознает, что Ладон хрипло с перебоями дышит. Что сжимает его со всей своей силой в стальных объятиях, а он хочет, чтобы было еще сильнее! Чтобы он не мог дышать! И с губ безостановочно срывается заветное любимое имя: Ладон, Ладон, Ладон…
- Еще! О боги! Да! Только не останавливайся!
Как удивительно сочетаются в нем эта застенчивая стыдливость и эта неподдельная искренняя страсть, жаркая несдержанность… Это сочетание сводит дракона с ума. Снова повалив юношу на кровать, он уже сам входит в него, быстро, часто, интенсивно. Ритм, рваный, жаркий, безостановочный, резкий, сводящий с ума. Выходить до конца и снова врываться, заполняя до отказа. Истинное кристально-чистое наслаждение, не смешанное более ни с какими эмоциями внезапно захлестывает оглушающей волной, словно цунами, словно землетрясение, врываясь в их души, тела, заставляя содрогаться в конвульсиях и тяжело дышать.
Келей ощущает, как внутри него разливается горячее, обжигающее, густое семя дракона. Он обессиленно обмякает и, всхлипывая, просто теряет сознание.
========== Глава 34 ==========
И дни потекли за днями, плавно перетекая в недели. Время на Астипалее остановилось. Келей нежился в объятиях Ладона, купался в его внимании, грелся его заботой, укутываясь в нее, словно в теплое шерстяное одеяло. Их не тяготили никакие заботы. Целыми днями валяясь где-нибудь в уединенном местечке, в прохладе тенистого дерева, они либо занимались любовью, либо просто лежали на траве, лениво переговариваясь. Однажды Ладон даже взял юношу с собой в море, показав удивительный подводный мир. Келей видел сотни разноцветных рыбок, причудливых растений, красавиц-акул, которые их обплывали стороной за несколько метров, побаиваясь Ладона даже в человеческом обличии. А когда у него перестало хватать дыхания, Ладон прильнул к его губам, через поцелуй передавая спасительный воздух. Сам он под водой чувствовал себя еще более комфортно, чем на земле. Тут все его движения приобрели еще большую изящность, плавность и грацию. Как можно двигаться так сексуально, когда вода сковывает все твои движения, делая их неуклюжими и смешными, словно ты лягушка какая-нибудь? Но у Ладона получалось, и Келей только вздыхал.
А как-то раз он прокатил его на спине прямо над морем, почти задевая блестящую поверхность воды своими острыми когтями. Это было так захватывающе! Келей наслаждался ветром, бьющим ему в лицо, ощущением того, как его волосы колышутся позади и звуком размашисто двигающихся гигантских крыльев по бокам от себя. Не каждому удается покататься на драконе, да еще и морском! А потом Ладон ринулся вниз вдоль водопада, и юноша вцепился в его костяные шипы, жмурясь от страха и восторга. Дракон вышел из этого безумно опасного крутого пике, чуть не разбившись о воду, у самой поверхности.
А однажды они занялись любовью прямо в заливе, ночью, когда светила полная луна, и прибой захлестывал морской берег раз за разом. Келей захлебывался и от воды, и от экстаза, в очередной раз потеряв сознание. Это было так ярко и так незабываемо…
Он почти не вспоминал о родном доме, вся его жизнь до встречи с морским драконом казалась давнишним сном. А сейчас он жил. Именно жил. Он никогда особо не желал занять престол Сифноса, но был единственным наследником, а потому его с детства готовили к этому. Он жалел лишь о том, что не может свидеться с его нежной и кроткой матерью, которая, наверное, уже давно считает его погибшим. Ему казалось, что он пробыл на Астипалее не пару месяцев, а много-много лет… А может быть так оно в действительности и было. Слишком давно он видел свой родной дом в последний раз.
Он никогда бы не сумел забыть эти чудесные дни, проведенные на Астипалее с Ладоном. Ленивые занятия любовью, тихие деньки, жаркие солнца и ясные луны, ласковая вода, нежность его прикосновений, любовь во взглядах, сильные руки, шелковая трава, приятно обнимающая тело, шелест листьев над головой, тихие стоны, мягкая мелодия его арфы…
Днями и ночами они гуляли по острову, и Ладон показал Келею все свои любимые уединенные местечки – красивые маленькие бухточки и сверкающие заливы, откуда закат был виден во всем своем великолепии, тенистые милые сердцу полянки и просторные долины, крутые холмы и прохладные лощины. Он ошибался, когда думал, что Астипалею можно обойти за пару часов. Не хватило бы и пару дней. Астипалея была необъятна. Самый необыкновенный остров, какой он когда-либо видел. Маленький и огромный одновременно. Прекрасный и манящий. Таинственный остров где-то в Средиземном море…
Головой лежа на мягкой траве, юноша лениво тренькал по струнам своей арфы, его ноги покоились на коленях Ладона, и дракон рассеянно поглаживал его по бедру большим пальцем, откинувшись обнаженной спиной на ствол дуба. Солнце клонилось к закату, и вечерняя прохлада уже подбиралась к долине. Келей наиграл для своего возлюбленного пару нежных мелодий, зная, как ценит Ладон красивые песни.
- Ты скучаешь по дому? – поинтересовался Ладон, переведя на своего юного любовника проницательный золотой взгляд.
- Немного… - честно ответил Келей. – Мне жаль маму, она скорее всего считает, что я погиб. Жаль, что я не могу сообщить им, что я жив, цел и невредим. И более того, доволен своей жизнью.
Ладон казалось, удовлетворился таким его ответом и задумчиво посмотрел на плывущие облака.
- А ты? – внезапно спросил юноша, приподнявшись на локтях и внимательно посмотрев в красивое аристократически-бледное лицо дракона.
Ладон лениво посмотрел на него.
- Что я?
- Твоя жизнь. Ты мне никогда не расскажешь, как все было?
- Почему бы тебе не поверить легенде? В конце концов, она не так уж и привирает, а лишь приукрашает изначальную правду. – Отозвался дракон все так же небрежно, но Келей видел, что взгляд его потемнел.
- Ладон? – юноша осторожно взял его за руку.
- М?
- Пожалуйста.
Один кроткий взгляд нефритовых глаз творил волшебство, это Келей уже давно обнаружил и не брезговал иногда воспользоваться столь чудодейственным средством.
Дракон нахмурился.
- Все не столь драматично и пафосно, как ты думаешь и как тебе рассказывали, - проворчал он.
- Ну расскажи мне о своей жизни среди людей. Я так хочу знать!
Ладон вздохнул, но все же начал свой длинный рассказ, и вскоре Келей уже подпал под действие чар его бархатного низкого голоса, что умел медоточить столь сладкими речами, что заворожили бы и демона, и нашептывал такие жаркие возбуждающие словечки на ушко по ночам.
- Я ушел из сада Гесперид на рассвете своей жизни. Мне едва исполнилось сорок три года, но уже тогда я достиг своей зрелости, по крайней мере, в облике человека. Эти три года я провел в саду сладкоголосых нимф на краю света в чудесном саду Гесперид. Естественно, я не желал снова отправляться на Астипалею, где уже тогда заскучал, проведя там всего лишь сорок лет. Я сумел упросить отца моего дать мне глоток свободы. И получил дар Посейдона – вот это. – Ладон приподнял серебристую ракушку на своей груди. – Это ракушка может сдерживать мою истинную плоть и сущность. Она сделана из того же материала, что и Ящик Пандоры ¹, поэтому очень сильна. Мой человеческий облик вариация моей человеческой сущности. То есть если бы я не был драконом, то выглядел бы именно так. Посейдон отдал мне эту ракушку. Я проплыл по Эгейскому морю вдоль множества мелких островков и вышел на берегу Эвбеи. И отсюда началось мое путешествие. Поскольку до рассвета я должен был быть в море каждую ночь, то путешествовал в основном только вдоль берега. Я побывал в Халкиде, Акрополе и Афинах. Я даже заходил в Дельфы и побывал у Дельфийского оракула.
- Тебе было Пророчество? – прошептал Келей, впервые перебив его.
Ладон кивнул, но продолжил дальше, явно не собираясь распространяться на эту тему. Если ему и было какое-то Пророчество, то рассказывать о нем Келею он не собирался.
- Через Лутраки я перешел на Пелопоннес, побывав мимоходом в прекрасном Коринфе. За это время я уже пережил немало приключений. Я понятия тогда еще не имел о обычаях и нравах людей. Я был… юным и наивным, таким как ты. Я жаждал новых впечатлений. И я получил их в таком огромном количестве, что хватит мне на всю мою бессмертную жизнь. Я ведь не знал, что у греков не бывает такой внешности, как у меня. Альбиносы – редкие люди. А поскольку в моем истинном воплощении моя чешуя белее морской пены, то и в человеческом я имел белоснежные волосы. Не раз и не два я слышал, как мое имя связывали с экзотикой. Потом, когда я поднабрал немного опыта, я понял, каким меня считают люди. И когда понял, то решил, что и от такого рода знаний не откажусь. И когда меня впервые осмелились схватить на большой дороге, ведущей из Коринфа в Миккены какие-то разбойники, я не сопротивлялся. Сбежать я всегда успею, так я думал. Меня продали работорговцам. Те в свою очередь за огромную цену передали меня царю Эгиды. Отдаленный островок, полный экзотических удовольствий. Тамошний царь был тем еще извращенцем. Вот где я и приобрел новые знания… Меня обучили как наложника. Я не сопротивлялся. С интересом следил за развитием событий. А они раскрутились очень даже… Регулярно на Эгиду нападали спартанцы, эти дикие варвары со своими обычаями и традициями, суровые прекрасные воины. К тому времени я пробыл на Эгиде уже год и стал любимчиком у тамошнего царя. И если бы не спартанцы, я бы ушел. Мне заскучалось, я решил, что уже достаточно долго просидел на одном месте. И вот когда я уже совсем решил уйти одной лунной ночью и вышел на крепостную стену, чтобы нырнуть в море, я увидел сотни огоньков вдали. Это плыли боевые ладьи спартанцев, каждая из которых включала в себя около пяти десятков воинов. Спартанцы пользовались Эгидой, забирая отсюда красивых юношей с пухлыми губками и девичьим сложением для своих постельных утех. Разумеется, им попался я. И разумеется, я не сопротивлялся, когда меня взяли в плен. В любом случае, я давно уже хотел побывать в Спарте, наслышавшись про этих воинов. Мне хотелось самому ощутить их обычаи и традиции. Что же, мне предоставили великолепную возможность. Я так ощутил эти традиции, что у меня около недели потом задница болела. В Спарте начался дележ добычи в тот же вечер, сразу после прибытия. Как у них это было принято, они сражались за право выбирать понравившегося им юношу. Мне было забавно наблюдать за этими людьми, но пробыв между ними некоторое время, я зауважал их. Сила и мощь Спарты – их оплот. И благодаря этому они процветали долгие лета. Знаешь… Не стыдно отдаваться суровому умелому воину, постигшему науку войны на своей шкуре и запечатлевшего ее на своем теле рубцами и шрамами. Чем больше их – тем почетнее воин. Меня выиграл Иокаст. – Голос Ладона на секунду пресекся, словно у него перехватило дыхание. Келей слушал внимательно и именно в этот момент ощутил, что Иокаст не просто пролетный персонаж в жизни его возлюбленного. И ощутил ревность, которую, впрочем, постарался унять, желая услышать, что было дальше. – Естественно в тот же вечер Иокаст опробовал свой «выигрыш». – Кривая ухмылка заиграла на губах дракона. – А потом… Потом пролетело несколько лет, а я и не заметил. Потому что… Потому что жизнь в Спарте захватывает тебя до самых кончиков ногтей и пробирает до глубины души. Они живут сегодняшним днем. Они привыкли сегодня пить вино и ласкать прекрасного юношу, а назавтра умереть в славном бою. Жизнь там бьет ключом, она ритмична, она – словно танец, быстрый и страстный, который затягивает и не скоро отпускает. И Иокаст сражался со мною бок о бок. Он залечивал мои раны, я залечивал его. Мы спали вместе. Я участвовал в Троянской войне. И на войне мы жили в одной палатке. Как это принято у спартанцев, мы стали друзьями, соратниками, любовниками, союзниками… - и снова Ладон замолчал, скрыв затуманенный взгляд тяжелыми веками. – Одно меня мучило. Мне претило обманывать его, ведь был я не тем, кем притворялся. С каждым днем становилось все тяжелее, и я хотел открыться ему. Мы вернулись с войны, одни из тех немногих счастливчиков, что могли вернуться к своим женам и оставить наследников для процветания Спарты. Прожив с Иокастом еще год, я не выдержал. Нарушил запрет отца и открылся ему. Темной ночью, приведя его на огромный пустырь за городом, рассказал, кто я есть на самом деле. Иокаст давно уже что-то подозревал, потому что заметил мои отлучки перед рассветом. И знаешь, что он сделал? Он высмеял меня. Сказал: «Да ладно, милый друг мой. Что ты мне сказочки рассказываешь? Я знаю, у тебя прекрасно подвешен язык, но мне-то лапшу на уши вешать не стоит…». Я разозлился. Ты же знаешь, как легко меня вывести из себя. Я принял свой истинный облик. Иокаст был потрясен. И поскольку у него не было с собой его верного меча, то он просто сбежал. И я не виню его. Я бы тоже сбежал. Я вернулся на следующий день. Думал, он поймет, ведь он… - Ладон опять замолк и только через пять минут с усилием продолжил: - Меня схватили. Едва я вступил в ворота города, как сотни мечей были приставлены к моему горлу. Спартанцы милостивы, они позволили мне выиграть право на жизнь на боевой арене. Иокаст сам вышел против меня. С мечом наготове, с тем самым мечом, которым он беспощадно разил своих врагов. Он был умелым и жестоким воином, закаленным во множестве боев. У меня не было шансов, ибо по сравнению с ним я был всего лишь юнцом. Да, за несколько лет мне доводилось и меч держать, и обучиться воинскому искусству. Но Иокаст держал меч с пяти лет, с младенческого возраста, едва оторвавшись от материнской груди, как и всякий истинный спартанец. Впрочем, я даже не собирался сопротивляться. В глазах его я прочел ту самую алчность и свирепую жестокость, что загоралась в них всякий раз, когда он вступал в бой. Он был истинным воином и мужчиной до мозга костей.