Конечно, если Ра не решит покарать всю деревню.
Но ведь великий бог милостив…
Селяне собрались на улице робкими кучками, и кто-то прямо, а кто-то украдкой – но все провожали взглядом мальчишку. Это был товарищ Инени. Вдруг бог решит взять и его?
Говорить и думать опять было боязно. Все только смотрели.
Смельчак переплыл реку, а потом направился в пустыню, к пирамиде. Песок уже не жег босых ступней, как днем; но мальчишка спотыкался, то и дело останавливаясь. Но все понимали, что делается в его сердце, так, точно они сами, а не этот мальчик, подбирались сейчас к дому бога…
Не дойдя до пирамиды пары десятков шагов, мальчик не выдержал и припал лицом к земле. Видя это, селяне стали опускаться на колени – но все смотрели, смотрели…
И все увидели, как из пирамиды навстречу своему рабу вышел бог.
* “Черная Земля” – имя, которым сами египтяне называли свою страну.
========== Глава 3 ==========
Вначале все подумали, что это Инени.
Да, такая кощунственная мысль пришла в голову каждому из селян, увидевших издали черноволосого хрупкого юношу, одетого в одну простую набедренную повязку. Такая мысль пришла в голову даже другу Инени Метену, увидевшему его вблизи.
Но именно Метен первый эту мысль отмел.
Разве Инени мог выступать так – плавно, точно кошка или змея? Разве мог он смотреть на своего бывшего товарища, точно коршун на мышь? Разве могли его глаза гореть белым огнем – так, точно превратились в маленькие безжалостные солнца?..
Метен издал испуганный крик и снова повалился к ногам бога с лицом и телом Инени, желая зарыться в песок. Он зажмурился, ожидая немедленной смерти. Селяне на другом берегу реки отпрянули, точно гнев бога мог достичь их здесь, каждого где стоял.
Метен лежал на песке, прикрыв голову руками, всхлипывая и дрожа. А потом он услышал приказ встать.
Мальчика немедленно вздернуло на ноги – так, как будто его поднял этот нечеловеческий голос. Да, бог говорил на их языке, но такого голоса - низкого, рыкающего - не могло быть ни у какого человека.
Глаза бога – глаза Инени – светились, но на лице теперь была благосклонная улыбка, какой никогда не могло появиться на лице Инени…
- Я спустился с небес, чтобы править вами, - медленно проговорил бог, и сияние его очей при этих словах приугасло, точно затем, чтобы смертный мог, не обжигаясь, глядеть на его лик. – Вы знаете, кто я такой.
- Да, - едва выговорил мальчик; колени у него снова затряслись при этих словах. Глядеть в лицо самому Ра!
Бог улыбался.
- Что тебе угодно… господин? – выговорил Метен; он снова упал на колени. – Мы все готовы служить тебе.
Ра склонился к нему и взял за подбородок. Невыразимо приятная дрожь пронзила Метена при этом прикосновении; нет, ни у какого смертного не могло быть такой руки, теплой, полной божественной силы. Бог нежным движением поднял его на ноги.
- Возвращайся в свою деревню, - проговорил властитель небес своим рыкающим голосом, так не вязавшимся с обликом пятнадцатилетнего юноши. – Скажи своим сородичам, чтобы завтра с утра собрались около моего дома. Все. Ты понял?
- Да, господин, - ответил Метен и низко поклонился.
Ра несколько мгновений пытал его своим нелюдским взором – теперь без улыбки. Потом бог медленно повернулся и величественно направился обратно в пирамиду. Метен провожал взглядом фигуру своего бывшего друга Инени, в смятении видя ту же узкую смуглую спину, те же прямые черные волосы, неразвитые плечи… и это бог?
Да, это бог! Грех думать иначе!
Метен повернулся и, спотыкаясь, поспешил к своим односельчанам, торопясь поскорее добраться до реки и передать им приказ, изреченный Ра. Мальчик видел, что люди едва живы от страха, и когда он подбежал к берегу, услышал плач женщин.
- Успокойтесь! – закричал Метен через реку. – Слушайте меня!
Люди затихли. Кто-то продолжал плакать, но теперь слушали все.
- Это Ра! – прокричал мальчик. – Он говорил со мной, и он обещал нам свою милость!
На самом деле ничего такого бог ему не обещал – только сказал, что будет править ими; но разве может Ра быть неблагим?..
- Какую милость? – крикнул в ответ Ха, обездоленный отец.
Он еще не знал того, что знал Метен – что бог ликом своим неотличим от его сына! Метен вдруг понял, что не знает, как об этом сказать. И решил, что пока ничего не скажет.
Он столкнул в воду плот, прыгнул на него и направил плот шестом к другому берегу. Селяне молчали и ждали; теперь они были полны тревоги перед неизвестностью. Метен спешил их успокоить. Он и сам очень волновался, но люди его деревни не испытали того, что испытал он – не смотрели Ра в лицо, не слышали речи бога, не ощущали прикосновения его руки. Это был могучий, но добрый бог!
Метен переплыл реку и, спрыгнув на берег, побежал к односельчанам, забыв у реки и плот, и шест; но никто не обратил на это внимания. Люди побежали ему навстречу и окружили, едва не задавив; каждый требовал подробностей, все перекрикивали друг друга. Наконец старейшина Дуауф возвысил голос и рявкнул, чтобы все замолчали.
- Что сказал тебе бог? – спросил седобородый старик, впиваясь взглядом в лицо мальчика, и тот внезапно оробел.
- Он сказал… Он сказал, что спустился с небес, чтобы править нами, - тихо пробормотал Метен, опустив глаза.
“У него лицо и тело Инени!”
При этом заявлении все отвлеклись от Метена – загомонили, кто-то опять заплакал; были и улыбки, но улыбок меньше. Одно дело видеть чудесную пирамиду, а другое ожидать для себя нового порядка, власти, о которой никто не знает, что думать. Пусть это и божественная власть.
Метен думал, что его больше не будут допрашивать, но тут старейшина подступил к нему и тихо спросил:
- А был ли тебе какой-нибудь знак, что это бог?
Все затихли, глядя на Метена. Старейшина смотрел почти враждебно.
И так же враждебно смотрел Ха, отец Инени.
- Да, был, - сказал наконец Метен. – Мне было несколько знаков. У великого Ра… глаза горят, как солнце. У него голос, как львиный рык.
По толпе прокатился тревожный гул.
- Но он говорил со мной милостиво, - поспешно прибавил Метен, хотя был сейчас в таком же смятении, как и люди, не видевшие Ра близко. – Он сказал…
- Что? – сурово спросил Дуауф.
- Чтобы завтра с утра мы все собрались у его дома, - ответил мальчик. – Он объявит нам свою волю.
Гул удивления и страха стал громче.
- Хорошо, ступай домой! – наконец резко приказал старейшина. Метен кивнул и ушел, не поднимая глаз. Теперь он чувствовал себя вестником недобрых перемен.
Он вдруг подумал, как завтра перед всеми людьми его деревни предстанет бог и все увидят, что Ра выглядит как Инени. Что они скажут? Сомнение закралось в сердце мальчика.
И куда пропал Инени?
Думать об этом было страшно и, наверное, непозволительно…
С тяжелым сердцем Метен направился домой. За ним стали медленно расходиться селяне. Хат ушла одной из последних – ей очень хотелось спросить Метена, что же все-таки случилось с Инени, но она понимала, что нельзя. Все же Ахури увела ее домой почти силком. Хат покорилась, понимая, что судьба Инени должна выясниться позже, если это вообще произойдет – Метен сказал бы, если бы знал.
Завтра им всем приказано явиться к дому Ра. Конечно, отец и мать не захотят, чтобы Хат пошла со всеми; но и бога ослушаться тоже не посмеют. Если бог действительно благ, Хат узнает, что случилось с ее милым.
Ей едва сиделось в хижине вместе со всеми – но до утра ее, конечно, не выпустят из дома. В этот час бабка Айя обычно рассказывала сказки, но теперь было не до сказок. Теперь чудеса и ужасы начались с ними самими.
Бабка Айя молчала, сидя за прялкой, а вся семья поглядывала на нее – как будто Айя могла дать ответ на мучившие их вопросы.
- Бабушка, что с нами случилось? – наконец спросила малышка Туйя.
Ей любопытство прощалось как младшей. Хат не посмела бы задать такой вопрос.
Айя взглянула на младшую внучку и ничего не сказала. Вид у нее опять стал зловещий, как тогда, когда она рассказывала про демонов-похитителей душ; прялка еще быстрее замелькала в морщинистых руках.
- Бабушка!.. – не отставала Туйя.
- Бабушка, скажи! – подступили к ней и другие дети. – К нам спустился бог? Он добрый?
- Откуда же я знаю! – сказала старуха; но вид у нее был такой, точно она, и только она, знает. – Знаю, что мы очень скоро заживем по-другому, и лучше или хуже – неведомо. Держите рты запертыми, а уши открытыми. Все вы, - она обвела взглядом свое семейство.
Хапу кивнул.
Он, как и остальные в доме, испытывал что-то вроде благоговения перед старой матерью Айей.
- Мать, нам завтра приказано явиться к дому бога, - сказал хозяин. – Ты пойдешь?
- Что ты! Разве годятся мои старые кости, чтобы таскать их с места на место? – ответила Айя. – А моя образина разве годится, чтобы показывать ее богу?
Она вдруг снова усмехнулась. Хапу покачал головой, но промолчал.
- Останусь с детьми, - прибавила Айя. – Их тоже не годится брать с собой.
- Мать, накличешь ты на нас беду, - не выдержала Ахури. – Разве можно так говорить?
- Я-то не накличу, - отозвалась бабка. – Я-то уже неразумная бессильная старуха, разве бог такую заметит? А вот вы поосторожней, дети.
Она опять оглядела свое семейство, и взгляд ее почему-то остановился на Хат.
Старая женщина как будто без слов сказала что-то юной. Предостерегла ее от чего-то.
Хат кивнула.
- Мы будем осторожны, мать Айя.
- Ложитесь спать, - сказала Айя, словно отдала приказ. – Завтра поглядим, что к чему.
Все послушались; но Ахури и Хапу еще долго не могли уснуть. Как и Айя. И Хат.
Почему бабка Айя предостерегала ее вперед всех?..
========== Глава 4 ==========
Энергетическая подзарядка с помощью саркофага могла позволить ему значительное время обходиться без материальной пищи. Но не слишком долго. Гоаулд был все еще очень слаб, и на то, чтобы произвести впечатление на мальчишку-таури*, ушли почти все его внутренние резервы.
Кроме того, несмотря на усовершенствование организма его носителя, которое дало объединение с хозяином, для поддержания обмена веществ и обновления клеток тела носителя он должен был питаться так, как этот носитель. Так что завтра он прикажет, чтобы на корабль начались поставки провизии. А также всего того, что должно будет превратить его в земное божество – Ра, как таури именуют свое солнце*. Ра теперь знал все, что было известно о земных порядках мальчишке, которым он владел – во время подзарядки, которую он прошел сразу же после вселения в его тело, Ра вступил со своим носителем в ментальный контакт и выкачал из него всю информацию, хранившуюся в его разуме. Конечно, этот… Инени некоторое время еще сопротивлялся. Они все сопротивлялись – в зависимости от силы своего разума и самосознания, сильнее или слабее. Но Ра не в первый раз приходилось подавлять такие внутренние бунты.
Новый – и, по-видимому, первый – иноземный властитель землян прошелся по роскошному залу своего дворца. Остановившись перед большим зеркалом, вделанным в металлическую стену, засмотрелся на свое отражение. Эти животные по-своему красивы. Ра улыбнулся – он стоял перед зеркалом совершенно нагим, и глаза его горели удовольствием. Ему, еще вчера бывшему на краю гибели, все больше и больше нравилось это юное тело. Он намерен извлечь из него всю пользу и наслаждение, какие оно может ему доставить…
Теперь он знал, какие наслаждения существуют у землян. Во всяком случае, в ограниченном представлении Инени. Скоро он умножит и способности, и возможности в этом отношении – свои и своих слуг, конечно.
Остальные будут им требуемое доставлять.
Ра отвлекся от этих приятных мыслей, как был, нагим сел в кресло, припаянное к полу, и задумался, прикрыв глаза и изящным движением опустив руки на подлокотники. Нужно разработать как можно более четкий план по захвату власти среди таури. Это пока только средство для достижения намного более важной цели. Ему нужен наквад*, и как можно скорее.
И как можно больше.
Одно обусловлено другим – власть и жизнь его здесь будет обусловлена его внутренней силой, а также энергетическим оружием. Получение же и того, и другого будет обусловлено властью над землянами. Таким образом, первоочередная задача – очаровать и запугать их в достаточной степени, чтобы с помощью своих рабов установить здесь Врата для переправки рабочих на Абидос. Ра еще не знал, в какой степени эти таури подчинимы. Да, они падали на колени перед его кораблем, но это только первоначальный испуг…
А резервы корабля истощаются…
Ра быстро поднялся с трона и, слегка нахмурив безупречный лоб, прошагал в другой зал. Он должен будет предстать перед таури в роскошном, по их понятиям, облачении – вот еще одно неудобство владения человеческим телом. На корабле не было человеческой одежды, только вот эта убогая грязная набедренная повязка.
Ра чуть улыбнулся, и глаза его полыхнули. Он сорвал со стены одного зала вышитый гобелен из тонкой и мягкой искусственной ткани, неизвестной землянам. Полюбовался блеском радужного полотна. Таури из этого селения так примитивны, что эта тряпка сойдет для них за царское облачение.
Золотистый шнур, поддерживавший занавеску в другом зале, послужит лентой для волос. Таури посмеялись бы над ним, увидев, как их бог достает себе праздничный наряд. Нет. Ра поднял голову – глаза опять горели белым пламенем.
С завтрашнего дня те, кто посмеет хотя бы усмехнуться, услышав о каком-то обыкновении или поступке бога, будут наказаны смертью.
Ра аккуратно свернул добытые вещи, потом медленно прошел к ложу, стоявшему у стены, лег и закрыл глаза.
Через минуту гоаулд спал, как обыкновенный человек. Во сне он казался беззащитным ребенком… человеческим юношей. Тогда как был неизмеримо старше самого старого из людей.
Наступившее утро не принесло людям ни облегчения, ни надежд. Только новые страхи. Мало было тех, кто искренне верил, что могущественный бог принесет им добро. Солнце было благим – но то солнце, а не это существо, называющее себя его воплощением…
Едва только начало светать, все селение уже было на ногах. Хат покинула хижину вместе с родителями – она хотела отправиться с ними, и те, из страха перед богом, не стали ей запрещать. Ра ведь читает в сердцах своих слуг. Но, если так – разве он не рассердится, что мать Айя отказалась покинуть хижину, а младшие дети Хапу остались с ней?
Айя, однако, не стала даже слушать уговоров.
Хапу заметил, что некоторые старики из деревни последовали ее примеру и некоторые родители оставили дома своих маленьких детей, и решил положиться на удачу. Авось бог не рассердится. Они же только простые люди!
У семьи Хапу не было своего плота или лодки – но для такой цели собрали все плоты и лодки, которыми владела деревня. Люди толпой вышли к реке, и тут командование перехватил старейшина: Дуауф стал руководить переправой, чтобы люди не толкались и никто в лихорадочной спешке не пострадал. Старейшина был мрачен и озабочен, и ни от кого это не укрылось; эти же самые чувства были в сердце у каждого.
Со стороны пирамиды не было никакого движения. Бог словно спал. А может, был равнодушен к своим гостям – богу все позволительно…
Наконец переправили всех.
Ахури крепко схватила дочь за руку, взглянула на мужа, и они одними из первых направились к дому Ра. В толпе своих все чувствовали себя уверенней.
Люди остановились на таком же расстоянии от пирамиды, как и Метен вчера.
Пирамида безмолвствовала.
Люди шагнули ближе. Они видели теперь квадратную дверь, которая вела в дом бога, и которая теперь была закрыта; к двери поднимался наклонный подступ. Все – каменное, неприступная божественная крепость. Селяне начали тревожно переглядываться. Ждет ли их здесь кто-нибудь?..