— Делай, что хочешь, — отмахнулся он. — Это настоящий волшебник. А мне позарез нужно еще одно чудо. Я остаюсь.
Я понял, что дальнейшие споры бесполезны, поэтому сел и уставился на культовую маску смерти, висевшую на стене. Смотрел и честно пытался игнорировать отчетливое и, прямо скажем, неприятное впечатление от ее широкой улыбки, адресованной непосредственно мне.
— Сегодня вы лучше выглядите, мастер Голд, — заметил Баффл, подходя к нам. — Счастлив видеть, что болезнь, от которой вы страдали, оказалась вполне излечимой.
— Она была неизлечимой, пока я не встретил вас, — признался Мори.
— Я польщен уже тем, что вы такого высокого мнения о моих способностях, но я всего лишь простой владелец магазина. А теперь, когда я показал сегодняшнее чудо, какой фокус пожелаете купить?
— Я ничего не вижу правым глазом, — вздохнул Мори. — Глаукома, поражение роговицы, сам не знаю. Куча слов и терминов, которые ни черта не значат. Сделайте с моим зрением то же самое, что сделали с артритом.
— Вам нужен бог, — улыбнулся Баффл. — Повторяю, я всего лишь владелец маленького магазинчика.
— Я хочу чуда. Вы творите чудеса.
— Я занимаюсь фокусами.
— Одно и то же, — настаивал Мори.
— Попроси какой-нибудь другой фокус, — буркнул я, раздраженный благоговейным взглядом Мори. — Бьюсь об заклад, он может сделать слепого хромым.
— Цинизм вам не к лицу, мастер Силвер, — покачал головой Баффл. Сунул руку в карман, вытащил крохотный кувшинчик, наполненный чем-то вроде пыли, и отдал Мори: — Положите малюсенькую щепотку этого в стакан с водой и промойте глаз. Боль сразу ослабнет.
— Никакой боли, — возразил Мори. — Я слеп.
— Я не доктор, — извиняющимся тоном ответил Баффл. — И разбираюсь только в обманах зрения.
Мори забрал порошок с собой, промыл глаз — и на следующее утро прозрел.
После этого он обратил в наличные все свои ценные бумаги (таковых оказалось немного) и стал возвращаться в лавку каждые несколько дней, иногда со мной, иногда — один, в те дни, когда я просто не мог вынести его преклонения перед Баффлом. Он стал делать отжимания и приседания по утрам и совершать долгие энергичные прогулки вечерами. Раньше, когда мы пытались вспомнить всех членов великой команды «Медведи», он путал Гейла Сейерса и Уолтера Пейтона или считал, что Сид Лакман и Лаки Как-его-там были одним и тем же человеком, но теперь к нему вернулась память.
В скольких штатах одержал победу Гарри Трумэн в 1948-м? Сколько мячей забил Майкл Джордан в свой первый сезон? Когда вышла первая золотая пластинка Розмари Клуни? Он мог ответить на любой вопрос.
Зато мне Аластер Баффл ни разу не предлагал продать фокус, а я никогда не пробовал что-то купить. Мори уговаривал меня попытаться, но я провел более девяноста лет, коллекционируя все эти недомогания и хвори, так что, считаю, они честно заработаны. Но мне было очень тяжело наблюдать, как Мори с каждым днем становится все сильнее. Из нас двоих я всегда был крепче физически, но теперь впервые в жизни не мог угнаться за ним. Даже волосы у него стали гуще. Когда кто-то однажды спросил, не мой ли он сын, я едва сдержался, чтобы не врезать обоим своей тростью.
А в один прекрасный день он исчез. Я знал, что Мори отправился к Баффлу: единственное место, куда он мог пойти, но той ночью мой друг не вернулся домой. И даже не позвонил. Наутро руководство дома заявило в полицию о его исчезновении. Много хорошего это дало, как же! Следы Мори затерялись.
Только я один знал, где он сейчас. Выждав еще два дня, я сбежал через черный ход, добрался до угла и поймал такси. Ровно через десять минут я вышел из машины на Стейт-стрит и оказался перед Лавкой чудес. Дверь оказалась закрыта, витрины были пусты, только в одном белела табличка: «Магазин переехал». Новый адрес не был указан.
Я попытался пролистать «Желтые страницы», но потерпел неудачу. Тогда я обратился к «Белым страницам» note 20. Черт, да если бы имелись «Розовые» или «Зеленые страницы», я бы занялся и ими. Следующие две недели я обходил улицы, примыкавшие к Стейт-стрит, спрашивая каждого встречного, не знает ли он, что сталось с Лавкой чудес Аластера Баффла. Сначала со мной были вежливы, но вскоре стали смотреть, как на местного психа. Поворачивались и уходили, стоило им завидеть меня.
Я оставался в доме престарелых Гектора Макферсона еще семь месяцев. Поскольку теперь в моем распоряжении было две спальни, мне пытались подселить нового компаньона, но Голд и Силвер были командой еще до того, как родились, и я не собирался приспосабливаться к новому партнеру.
Наконец настал день, пришествия которого я давно ждал. Доктор запинался и заикался, а потом все-таки выложил правду: рак пожирает мое единственное легкое. Я спросил, сколько мне осталось. Он снова принялся мямлить, после чего назвал срок: от трех недель до трех месяцев. Я ни о чем не сожалел: девять десятилетий — долгий срок, дольше, чем выпало многим, да и жизнь после ухода Мори была не слишком веселой.
Мне становилось все труднее дышать, все труднее вставать.
Но как-то я прочитал в газете, что в маленьком театре, в том районе, который раньше назывался Старым городом, районе, где сначала обосновались битники, потом хиппи и наконец яппи, в паре миль к северу от «Петли», собираются показать «Касабланку». Пару триллионов раз его давали по телевизору, но это был первый коммерческий показ на большом экране почти за сорок лет. Вот я и подумал: есть ли лучшее место умереть, чем в темноте, наблюдая, как Богарт и Клод Рейнс уходят в неизвестность, чтобы скрепить дружбу и бороться с Плохими Парнями: как раз то, о чем мы с Мори мечтали в детстве.
Я был буквально одержим идеей о том, как и где хочу отдать концы. Выждал еще несколько дней, пока сил едва осталось на то, чтобы спуститься вниз. И когда врачи и сестры были заняты делами, вышел через главный вход и подождал такси, которое вызвал по телефону (поскольку не был уверен, что сил хватит на то, чтобы стоять на холоде и ловить машину).
Я дал водителю адрес театра, и четверть часа спустя он высадил меня в нужном месте. Я вручил ему двадцатку, сунул в нагрудный карман рубашки десятку на билет и еще двадцатку на случай, если не умру и буду вынужден вернуться домой, и подошел к кассе. Перед тем как протянуть деньги, я оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на мир…
И вот что увидел: втиснутую между старомодной бакалеей и маленьким хозяйственным магазинчиком Лавку чудес Аластера Баффла. Я перешел мостовую и заглянул в витрину. Все выглядело точно так же, как в прежнем магазине. Я долго изучал дверь, прежде чем повернуть ручку и зайти.
— Мастер Силвер! — воскликнул Баффл без всякого удивления. —
Что вас так задержало?
— Жизнь, — просипел я.
— Да, ничего не скажешь, жизнь ставит нам препятствия, — согласился он скорее сочувственно, чем высокомерно. — Но не стойте на холоде, идите сюда. Кое-кто вас ждет.
— Мори?
Он кивнул.
— Я, честно говоря, сомневался, но он уверял, что рано или поздно вы появитесь.
Молодой парнишка, выглядевший странно знакомым, вышел из задней комнаты, улыбнулся мне, и я понял, что уже видел эту улыбку миллион раз.
— Мори? — полуудивленно-полуиспуганно прошептал я.
— Привет, Нейт. Я знал, что ты придешь.
— Что с тобой случилось?
— Я теперь работаю здесь. Полный день.
— Но ты старик— Знаешь, как говорят: тебе столько лет, на сколько себя чувствуешь? — усмехнулся он. — А я чувствую себя на двенадцать лет, три месяца и двадцать два дня.
Он снова улыбнулся.
— Столько мне было в тот день, когда мы встретились. А теперь мы увиделись вновь.
— Ненадолго, — отозвался я, решив рассказать ему про рак. — На прошлой неделе я получил дурные новости.
— В таком случае, это новости прошлой недели и ничего больше, — беззаботно отмахнулся Мори.
— Я должен покормить венерианских пауков-кошек, — объявил Баффл. — Ненадолго оставлю вас вдвоем. Поговорите, пока меня нет.
Я уставился на Мори.
— Неужели ты не понял, что я сказал? Рак поразил второе легкое.
Мне дали в лучшем случае три месяца.
— Почему ты не спросишь Аластера, что он может сделать для тебя?
— О чем ты?
— Хорошенько взгляни на меня, Нейт. Я не иллюзия. Мне действительно двенадцать лет. И это его работа. Он может сделать то же самое с тобой. Я попросил его придержать для тебя местечко. Мы могли бы работать вдвоем.
— Работа? — переспросил я, нахмурившись.
— Пожизненная, — многозначительно подтвердил он. — И понятия не имею, сколько она продлится. Сам понимаешь, в этом магазинчике все по-другому. Возьми хотя бы Баффла. Знаешь, он однажды видел, как мимо проезжал Джордж Вашингтон.
— Тебе лучше надеяться, что он солгал, — посоветовал я.
— О чем ты? — озадаченно спросил Мори.
— Неужели не понимаешь, как долго придется служить ему?
— Ты так говоришь, будто я раб, — пожаловался он. — Но мне нравится работать здесь. Он учит меня всяким штукам.
— Что это за штуки?
— Ты назвал бы их фокусами, но на самом деле это не так.
— Думаю, тебе стоит вернуться со мной, Мори.
— Чтобы гнить в инвалидном кресле и медленно слепнуть? Не иметь сил поднять карандаш без того, чтобы руку не обожгло огнем?
Здесь я навсегда останусь здоровым— Но ты знаешь, что входит в понятие «навсегда»? — рявкнул я. —
Или подписал контракт, не прочитав того, что напечатано мелким шрифтом? Сколько времени потребуется, чтобы выплатить твой долг ему? Когда ты будешь свободен и сможешь уйти?
— Но я не хочу уходить! — почти прокричал он. — Что там, в твоем свободном мире, кроме боли и страдания?
— Все, — ответил я. — Боль и страдания — всего лишь малая часть этого мира. Ими мы расплачиваемся за все хорошее.
— Всему хорошему пришел конец для таких больных стариков, как мы, — возразил Мори. — И тебе не стоит отговаривать меня. Это мне следует упросить тебя не возвращаться.
— Но все это похоже на обман, Мори. Если Бог существует, я собираюсь предстать перед ним в ближайшее время и хочу, чтобы совесть моя была чиста. Мы никогда не плутовали в бизнесе. Я никогда не изменял своим женам и не собираюсь заканчивать свою жизнь обманом.
— Ты все неправильно понимаешь, — настаивал Мори. — Если не останешься со мной, значит, обхитришь себя. — Он помедлил: — Послушай… Я не знаю, как долго он сможет держать для тебя место. Помоему, ты не слишком ему нравишься.
— А вот это я вполне могу пережить.
— Черт возьми, Нейт! Ты разгуливаешь по городу с одним легким, да и то пораженным раком! Так жить невозможно! Да и не будь рака, ты все равно долго не протянешь! Шевелись, пока есть шанс! Мы снова сможем быть вместе. Голдом и Силвером. В другой жизни.
— Я еще не прожил эту, — покачал головой я. — Может, мне осталось всего три месяца. Может, ко мне применят новый вид химиотерапии или другое средство. Жизнь всегда была чем-то вроде игры в кости. До сих пор я играл по правилам и не собираюсь изменять себе.
— Ну и что, если они вылечат тебя? — возразил Мори. — Дадут еще восемь месяцев? Он может дать тебе восемьдесят лет.
И тут в лавку снова вошел Баффл.
— Полагаю, мастер Голд говорил с вами о работе у меня? — спросил он.
— Вам не нужен усталый, больной старик, — усмехнулся я.
— Совершенно верно, — кивнул он. — Мне не нужен усталый, больной старик. Но вот сильный и здоровый юнец всегда пригодится.
— Желаю вам найти именно такого. Но это не я. А теперь, думаю, мне пора.
— Уйдете без фокуса? — удивился Баффл.
— Боюсь, на этот раз мне придется обойтись без такового. Денег осталось только на кино и на такси до дома престарелых.
— Тогда вы останетесь мне должны.
Он протянул руку и достал из воздуха красную розу, которую и вручил мне.
— Я видел, как вы проделали нечто подобное еще в тот раз, когда я впервые пришел в лавку, — обрадовался я.
— Тут вы не правы, мастер Силвер. Всякий раз бывает по-иному.
Понюхайте, какой аромат— Не могу! — ответил я, показывая свой кислородный баллончик.
И тут, прежде чем я успел помешать ему, он схватил баллончик и швырнул в корзинку для мусора.
— Здесь нельзя держать кислород, мастер Силвер. Он слишком огнеопасен.
Я был готов схватиться за горло и начать задыхаться. Но ничего такого не случилось. Наоборот, я глубоко вдохнул. До чего же хорошо. Нет, не то, черт возьми. Просто здорово. — Как же она пахнет?
Я поднес цветок к носу.
— Чудесно, — пораженно прошептал я.
— В следующий раз, когда посетите лавку, отдадите мне доллар.
— Нейт, — спросил Мори, — уверен, что не хочешь остаться?
— Не могу, — отказался я. — Уверен, что не хочешь пойти со мной?
Он покачал головой.
Я не знал, то ли пожать его руку, то ли обнять, поэтому просто смотрел на него, стараясь в последний раз хорошенько запомнить каждую черту знакомого лица, прежде чем выйти за порог.
Два дня спустя я пришел, чтобы начать лечение. Доктор сделал томографию, рентгеновские снимки, взял кровь и остальные анализы и оставил меня на несколько часов. Наконец вышел самый главный и объявил, что первый диагноз оказался ошибочным, и у меня вовсе нет рака.
На следующее утро я взял такси и отправился платить Баффлу его доллар. В витрине стояла табличка: «Магазин переехал».
Я продолжал искать. Не для того, чтобы принять его предложение. Просто хотел отдать долг, а может, еще раз увидеть Мори и узнать, как он поживает. Я услышал, что Баффл открыл магазин на Морс-авеню, в районе Роджерс-парка, но когда добрался туда, оказалось, что он снова изменил адрес.
Кто-то сказал, что в Гайд-парке открылась новая Лавка чудес, так что, как только мне станет лучше, думаю поехать и посмотреть, так ли это. Но, возможно, к тому времени она опять исчезнет. Полагаю, он просто не хочет, чтобы я его нашел. Может, боится, что передумаю. Что же до меня… честно говоря, не знаю, что сказать им: человеку, который с радостью продал свою душу, и человеку, который ее купил.
Но я отдал бы один из оставшихся мне месяцев, чтобы еще раз оказаться в Лавке чудес Аластера Баффла.
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА © Mike Resnick. Alastair Baffle’s Emporium of Wonders. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov’s SF» в 2008 году.
ДАЛИЯ ТРУСКИНОВСКАЯ. ХРАНИТЕЛЬ КЛАДА
Это мой дом. Я прожил в нем сперва шестьдесят шесть лет, а потом еще триста восемьдесят.
Сначала я пребывал в великой растерянности, потому что агония моя, при коей присутствовали мои проклятые родственники, оба племянника от старшей сестры и та шлюха, которую родила младшая сестра, завершилась ничем. Я знал, что умираю, вправе был надеяться на райское блаженство, ибо грехов не накопил, и наконец потерял сознание.
Сколько минут провел в забытьи, одному Богу ведомо. Когда же я очнулся, то прежде всего испытал радость от изумительного отсутствия боли.
Вокруг царила темнота, плотная темнота.
Я сел, потянулся, движения мои были легки и непринужденны.
Я спросил: что это? В ответ мрак стал блекнуть. Я вспомнил — ведь только что меня окружали люди. И обозначились продолговатые серые пятна. Меня понемногу, бережно, вводили в мой новый мир.
Родственники совершенно не заметили моего воскрешения, потому что были заняты делом — обсуждали мои похороны. Я прошелся по спальне, малость стесняясь своего вида — я был босиком, в одной замаранной ночной рубахе и в колпаке. Одежда появилась потом — когда привели старух, они обмыли мое тело и приготовили к похоронам. Почему-то решили хоронить меня в бархатной мантии, и вот она дивным образом окутала мое новое тело. На ногах появились белые чулки и мягкие удобные башмаки.
Мы слишком мало знаем о жизни после смерти. Я полагал, бродя меж родственников, что вот-вот за моей душой явится светлый ангел.