- И на том спасибо, - вздохнул инвалид Коля.
- В этой комнате вы с твоим гостем беседовали? Здесь он стрелял? - спросил я.
- Да. Здесь, - он стал отвечать коротко и равнодушно, как будто на все рукой махнул.
- В каком месте ты сидел?
- Почти как сейчас сижу.
- В каком направлении и под каким углом пуля полетела?
- Вон туда.
Я провел мысленную линию и обшарил тот участочек комнаты, куда должна была уйти пуля. Сначала я ее не нашел, потом, повторив розыск, обнаружил, что она впилась в ножку стола. Вытащив складной нож, я выковырял ее и убрал в карман.
- Скажешь, что хотел почистить один из тех пистолетов старинных, что лежат в подполе, и нечаянно сам в себя курок спустил, - сказал я. - А я тем временем постараюсь насчет твоего гостя разузнать, что за птица. Если благополучно закончу свой розыск, то дам тебе знать в тюрьму, что можно всю правду рассказывать.
По правде говоря, я не думал, будто гость этот таинственный мог иметь достаточно власти, чтобы и в тюрьме достать старика. Но оставался еще маленький шанс поймать его в ловушку в усадьбе - и пока о госте знал только я, этот шанс был моим.
- А вон и машина с уполномоченным, - заметил инвалид Коля.
Уполномоченный по-хозяйски прошел в дом и брезгливо на меня глянул.
- Что такое? Почему меня не дождались? - вопросил он. - Что тут произошло? Зачем велели подводы прислать?
- Все вам доложу по порядочку, - сказал я. - Вы только в подпол для начала загляните, - я поднял половицы, открывая ему спуск в подпол. - Прошу!
- Мамочки мои!.. - донесся голос уполномоченного, едва он спустился в подпол. - Да тут то ли цельный музей, то ли арсенал!.. Да, без подвод не обойтись... И как вы на это хранилище вышли? - спросил он вылезая.
- Оно, можно сказать, само на меня вышло, - и я рассказал ему вкратце, как подранил оборотня, как слух об этом разнесся по всей округе, как мне пришлось спасать инвалида и как в результате обнаружился этот подпол.
- Он что, сам все это перетаскал? - уполномоченный бросил угрюмый взгляд на инвалида. - На одной-то ноге?
- Нет, брат у него сторожем на складах работал. Сейчас в бегах.
- В бегах? Это сколько ж времени?..
- Разве там второго сторожа не было, из такой же инвалидной команды? - не отвечая на его вопрос, спросил я.
- Второго сторожа еще в сентябре, кажись, схоронили, если не в августе, - хмуро бросил уполномоченный. - А ты, конечно, знать не знал и ведать не ведал, что у тебя в подполе? - повернулся он к инвалиду.
- Ну, не то, чтоб... Приблизительно... - ответил инвалид.
- Про пулемет он знал, - пояснил я. - Пулемет дожидался, пока его Сенька Кривой заберет. Жаль, шумная история вышла. Если б мы втихую этот подпол нашли, то Сеньку заманили бы на пулемет как миленького.
Уполномоченный выглянул в окно.
- Народ все еще толпится, - сказал он. - Разогнать пора.
Сказал он это тоном приказа, и я, кивнув, вышел на крыльцо.
- Расходитесь, - сказал я. - Дело ясное. В подполе склад оружия обнаружен, инвалид Коля его банде Сеньки Кривого поставлял. Сам себя инвалид поранил, когда вчера вечером с пистолетом возился.
По толпе прокатился оживленный ропот. Жена инвалида заголосила:
- Егор, окаянный, накликал на нас беду! Не Коля это, это все Егоркины дела, Коля в них и не участвовал!..
Слушали ее вопли с сочувствием. Как только окончательно стало ясно, что инвалид Коля - не оборотень и что местные жители на деле-то помогли своего арестовать - да еще за такие пустяки, как оружие в подполе и связь с бандой, - отношение к инвалиду стало меняться. Стыдливая растерянность какая-то появилась, если можно так сказать.
Соседки поспешили утешать плачущую жену инвалида Коли, говоря всем известные истины вроде той, что и в тюрьме жить можно, и так далее. Я вернулся в дом.
- Как подводы подойдут, двух солдат у тебя одолжу, арестованных в центр отконвоировать, - сказал опер.
- К вам? Арестованных? - спросил я, упирая на множественное число в слове «арестованных».
- Ну да, в НКВД, инвалида и его жену.
- Ах да, она же вроде как соучастница, - кивнул я.
- Не «вроде как», а просто соучастница, на все сто процентов, - резко поправил он.
Тут и подводы подошли. Инвалида Колю и его жену усадили в машину уполномоченного, два солдата сели по бокам от них, уполномоченный велел шоферу доставить арестованных и сразу возвращаться к отделению милиции.
Солдаты принялись вытаскивать из подпола оружие и грузить ящики на три подводы. Пулемет гордо устроился на видном месте.
- Пускай в милицию везут, - сказал я, улучив момент, когда мы с уполномоченным были вдвоем. - А нам пока лучше на след сходить.
- На какой след? - обернулся он ко мне.
- Ну, на след подраненного оборотня. Вы ж из-за этого сюда приехали? - и я рассказал ему о связанных с оборотнем вчерашних событиях.
- Ты что, хочешь сказать, что волк на ходу превратился в человека, а потом провалился в могилу? - с явной угрозой в голосе осведомился он. - Ты что мне потустороннюю пропаганду разводишь? Ты в своем уме?
- Никакой потусторонней пропаганды, - ответил я. - Я рассказал вам о том, что видел, и знаю, что все это - какой-то хитрый трюк, нацеленный на то, чтобы сбить с толку преследователя - меня, в данном случае. И еще я знаю, что при дневном свете я этот трюк разгадаю, если только следы не совсем затоптаны ротозеями. Что-то там простое должно быть - и весьма остроумное.
- Хорошо, пройдемся - когда подводы отправим, - кивнул энксведешник. - Но если ты мне насочинял...
Мы проводили подводы и направились по деревне в другую сторону, чтобы выйти на линию, связывающую железнодорожные пути и кладбище. Когда мы проходили мимо одного из последних домов, до нас донеслось мычание коровы.
- Э, да здесь эта старушка живет, что одного из убитых нашла? - встрепенулся я. - Вы ее допрашивали?
- Предшественник твой допрашивал, я в эту малость и не влезал, - ответил энкеведешник. - Старушка как старушка, увидела мертвого и чуть не померла со страху. Ничего ценного рассказать не смогла.
- Почему у нее корова осталась? - спросил я.
- Из гуманности советской власти. У нее сын парализованный, она одна за ним ходит. Про нас даже в московских газетах заметка была, когда мы ей корову передавали. «Забота о тружениках», или как там она называлась.
- «Передавали»? Значит, раньше у нес коровы не было?
- Почему, была. Мы ей ее собственную корову и передали. Оформили, так сказать.
- А, как бы взяли и вернули?
- Навроде... - он взглянул на меня с начальственной угрюмостью. - Ишь ты, какой пытливый. Еще вопросы есть?
- Есть, - я остановился перед ним, и ему тоже пришлось остановиться. - Почему район оголили?
- То есть? - в глазах его сначала возникло недоумение, потом он принялся буравить меня взглядом. - Ты что себе позволяешь?
- Я только вопрос задаю. Район этот, что я получил в наследство, на удивление охраны лишен. Даже если сравнить его с другими районами, тоже разоренными, где тоже бандиты лютуют. Но у нас ведь, в отличие от других районов, и склады, и тупики с запасными составами, и уголь у нас, и поставки лендлизовские, и ценные трофеи германские. Где еще такое есть? И все это, словно нарочно, без призора оставлено. Вы сами только сегодня узнали, что последний складской сторож в бега подался, после того как вдоволь наворовал, а ведь это без малого два месяца назад случилось. Где вы были все это время?
- Ты что, обвиняешь кого-то в том, будто это специально сделано?
- А что делать, если приходит такая мысль? Ворам у нас раздолье, о головорезах и не говорю. В другие районы и подкрепления шлют, и патрули военные, хотя там и охранять-то особенно нечего. А мы - как черная дыра. Только после того как предшественника моего убили, временно воинскую подмогу прислали. Так это ж несерьезно. От этих солдат ничего требовать нельзя, потому что они не приучены к такой ситуации и никто с ними разъяснительной работы не вел. И не сегодня завтра их отзовут отсюда, и буду я на все руки со скуки, точно как мой предшественник. Как я вам склады уберегу? Про вагоны с углем и говорить нечего... И почему про оборотня упоминать запрещено? Чтобы к району лишнего внимания не привлекать? Так ведь есть какой-то гад, людей убивающий! И почему банда Сеньки Кривого еще на свободе? У меня такое впечатление, будто всяк и каждый знает, где его логово. Почему это логово еще не выжгли? Дайте мне несколько людей, в захватах опытных, - я вам завтра голову Сеньки на стол положу!.. Да, так вот я и хочу знать, почему наш район такой до странности заброшенный? Как вышло так, что с ценных объектов охрану убрали? Как вышло так, что племенных лошадей воровать позволяют и не следят толком за ними, будто сами не знают, зачем их сюда привезли? Почему здесь народ по волчьим законам зажил, и власти над собой не чуя, и не надеясь на защиту со стороны власти? И почему я эти вопросы задаю, когда это вам, в НКВД, надо их задать и призвать кого к ответу, если есть виновный, и разобраться, что тут, головотяпство или вредительство?!.
Я умолк. Опер, слушавший меня с каменным лицом, пошел дальше, я двинулся за ним. Он заговорил, не оборачиваясь.
- Мог бы я тебя взгреть за неуместные мысли. Вправить тебе мозги, понимаешь? Но, так и быть, отвечу на твой вопрос - а то еще, укатай я тебя, мне этот вопрос будут снова и снова задавать прибывающие на твое место. Мы с тобой один раз все выясним - и дальше, надеюсь, будем сотрудничать без сложностей, душа в душу. Да, скрывать не буду, есть издержки в проводимой линии, но в целом линия правильная и заботе о народе соответствующая. Как, по-твоему, кому эти склады больше всего нужны? Я имею в виду то добро, что на этих складах хранится?
- Известно кому, людям, - удивился я.
- Вот и нет. Нужней всего они американскому и английскому империализму, чтобы подрывать веру в наш строй и разлагать его изнутри. Сам посуди. Зачем им почти задарма оказывать нам такую благотворительность, заваливать нас жратвой и всем прочим? Просто так в ихнем мире ничего не делается, а значит, у них прицел определенный есть. И прицел этот - каждой банкой тушенки, каждой парой брюк, «подаренных» якобы нашим трудящимся, проповедовать им нашу ущербность, спекулировать на наших послевоенных трудностях. Внушение такое, понимаешь? - Вот добрые дядюшки придут и все для вас сделают, если вы будете послушными. А потом, когда они народ развратят, то объяснят, как они это понимают - быть послушными: скинуть нашу советскую власть и капиталистам в ножки поклониться. А когда дрогнет изголодавшийся наш народ, продаст себя за миску чечевичной похлебки, то горькое будет у него похмелье. Да если б только жратва и мануфактура! У нас два склада забиты книжками, пришедшими по лендлизу - в дар союзникам, видишь ли. А кто их знает, что написано в этих книжках. Наверняка сплошная и зловредная антисоветчина. И они еще думают, что мы эти книжки нашим людям раздавать будем! Нате, выкусите! Наш долг - уберечь советских людей от этой провокации, и от вылазок империализма уберечь, и от самих себя. Все хорошо в меру, понимаешь? Зерно они нам дают, или мясо мороженое, или ткань, чтобы мы сами одежду шили, - мы берем и используем. Но все, на чем клеймо стоит, - все готовенькое, - мы с тщательной осторожностью в народ пускаем. Пусть они там, за океаном, не думают!.. Вот и был нам приказ забыть про эти склады. И, вообще, складировать на них то, что распространению не подлежит, понимаешь? Что лучше пусть пропадет, чем средством вражеской пропаганды станет. Тогда и охрану настоящую убрали, чтобы склады выглядели заброшенными, чтобы лишнего внимания к ним не привлекать.
- Но ведь как охрану убрали - так народ на них и напустился? - полувопросительно обронил я.
- Да, тут промашка вышла. Народ у нас несознательный, тащит напропалую, чуть учует, что где-то что-то плохо лежит. Надо было больше этот вопрос продумать.
- Значит, склады были оголены, чтобы о них все забыли? В знак того, что в них все действительно как в черной дыре должно сгинуть? - спросил я.
- Именно.
- Но как же с немецкими трофейными вещами? - продолжил я. - Уже ясно, что ценные коллекции сюда попали, которые пуще ока беречь надо. А их тоже разворовывают почем зря. Ну, хорошо, не у всех такие возможности были, как у этого сторожа, чтобы целую коллекцию музейного оружия загрести. Но наверняка ведь похищенных трофейных вещей и искать особо не надо - обходи деревни и поселки и изымай в каждом втором доме. Спасать их надо, разве нет?
- Не буду скрывать, тут дело сложное, - ответил уполномоченный. - Распоряжение использовать склады так, словно они и не существуют, было отдано до того, как прибыли составы с немецкими трофеями. Не скрою, я немного удивился, но решил, что начальство лучше знает. Прежнее распоряжение никто не отменял, и выглядело так, будто и эти вещи направили сюда для того, чтобы они навечно сгинули от глаз людских. С лошадьми вот заминка вышла...
- Да, ведь лошадь просто так не соскладируешь, - заметил я.
- Вот именно. К счастью, вспомнили, что у нас здесь конезавод есть, войной разоренный, где ни одной лошади не осталось. Быстро работников прежних собрали и объявили им: вот, мол, новые лошади вам прибыли, на развод, на восстановление производства.
- Значит, лошади не предназначались специально для конезавода? А накладные на них были?
- Никаких накладных. И черт его знает, куда они предназначались. Не нам - это точно.
- Понял. Лошади сюда попали случайно, и все это чувствовали. Более того, сам факт присутствия лошадей в наших местах надо было скрыть, поэтому не стали поднимать шуму даже тогда, когда убили сторожа. А это было первым из убийств, совершенных оборотнем, поэтому и об оборотне стали умалчивать - ведь дойди дело до Москвы, всплыли бы лошади, а никто не знал, положено им всплывать или нет.
- Правильно понимаешь, - кивнул энкеведешник.
- Но разве не могло быть ошибки? Слишком странно, чтобы такие ценные трофеи, которые культуре и просвещению нашего народа послужить могут, отдавались на тихое разграбление. Особенно меня это оружие смутило... Если б Сенька Кривой действительно пулемет получил...
- Да, и мне это немного странным показалось, - буркнул уполномоченный. - Наверху четко заведено: что в наши склады упало, то пропало. И мелькнула у меня мыслишка об ошибке. Может, думаю, трофейные ценности из-за неразберихи какой не на ту ветку ушли? С чего бы их хоронить и гробить? И я осторожненько так осведомился по инстанциям - полунамеком, чтобы в случае чего шею не намылили, нет ли ошибки по поставкам на наши склады и нет ли нового распоряжения о том, как их использовать. На меня только цыкнули. Сиди, говорят, и не рыпайся - все правильно, исполняй распоряжение и проводи в жизнь линию партии. Вот я с тобой и откровенен. И рассчитываю - ты верным моим помощником станешь. Обязан стать, если ты советский человек.
- Постараюсь оправдать доверие, - сказал я. - Значит, я так понимаю: район наш оказался чем-то вроде секретной зоны, к которой не надо привлекать внимания. Так?
- Так, - согласился он.
- И мы стали тем тихим омутом, в котором черти водятся. Я имею в виду, всякий сброд себя вольготно почувствовал. Но, предположим...
- Что «предположим»? - подозрительно глянул на меня опер.
- Предположим, я найду этого оборотня и разделаюсь с ним собственными силами. Пристрелю его, доложу вам об этом, и на том дело закроем. Так подойдет?
- Спасибо скажу, если справишься. А говоришь ты уверенно. Уж нет ли у тебя наметок, кто это может быть?
- Наметки есть. Изложу вам сейчас свои соображения. Но прежде еще два вопроса хотел уточнить. С Сенькой Кривым я тоже постараюсь справиться. Он уж тут так разгулялся, что всякую осторожность потерял. Но может и так обернуться, что я в одиночку не слажу - команда понадобится. Будет команда?
- Будет. И не только для этого. Надо как следует местные сорняки прополоть. И со складами додумать. Я говорю, с ними тут промашка вышла. Слишком много мух на них жужжит, как на мед слетевшихся. Не надо, чтобы это жужжание далеко слышно стало.
- Ну, насчет прочих сорняков, я их уже стал прибирать к ногтю. Они у меня еще со вчерашнего вечера малость присмирели. А вот склады... Да... Может, в железную обшивку забрать и двери заварить, чтобы в них потыкались-потыкались, опустили руки, да и забыли. И, вот еще что... - умоляюще проговорил я.
- Что?
- Если б вагоны с углем куда убрать. Охранять их у меня рук не хватит, диверсии идеологической в них нет никакой, а ведь с меня спросят, если весь уголь из них растаскают...
- Пусть стоят, чтоб милиция не дремала, - хмыкнул энкеведешник. - Ты мужик сообразительный, свалишь все в крайнем случае на своего покойного предшественника: мол, при нем все и потаскали, а при мне ни-ни - порядок был... А насчет железной обшивки - примерная идея. Узнаю, нельзя ли денька на два бригаду заключенных для этого получить. Во всяком случае, трофейные вещи... А лендлизовские... пусть их растаскивают помаленьку...
- Даже эти книги?