Дерек и я – мы стоим лицом к лицу, не касаясь друг друга.
— И куда нам тогда двигаться? — наконец спрашивает он.
— Не знаю, — я так усердно размышляла, переваривала, сортировала свои чувства, думая о Томми, Томе, о ферме, о том, что правильно и неправильно, и что хорошо и что плохо, сравнивая свои желания и то, как лучше поступить, что я просто перегорела. Я не хочу ничего решать.
Я хочу, чтобы он решил. Чтобы кто-нибудь сказал мне, что делать, вместо этой необходимости быть сильной, принимающей решения и ответственной.
— Пойдём, — говорит Дерек. — Прогуляемся.
Он берёт меня за руку, и я с охотой иду за Дереком. Позволяю провести себя по двору до конюшни, где стоят Генрих Восьмой и Мирабель. Он усаживает меня на Генриха, сам садится на Мирабель, и неспешно трусит в сторону Северного пастбища, а я отправляюсь следом. Когда мы выезжаем за ограду, он пускает Мирабель в галоп. Я не отстаю, и понимаю, что это именно то, что мне нужно. Ветер в волосах, Генри топчет подо мной траву. Солнце, Дерек, чувство освобождения. Мы галопом пересекаем пастбище, спешиваемся, и, чтобы перейти на другую сторону, проводим лошадей под уздцы через малые ворота, которые отделяют мои владения от территории Ловитцев. Земли Ловитцев поистине обширны: четыреста акров сельхозугодий и еще двести акров лесов. Время от времени я езжу через их леса, и сейчас следую за Дереком вдоль растущих деревьев к тропе, бегущей сквозь лес на северо-восток. Под сенью деревьев мы пускаем лошадей шагом. Слова не нужны.
Через тридцать минут тропа выводит нас на поляну. Дерек спешивается, помогает слезть мне. Мы рассёдлываем Генри и Мирабель, привязываем их к дереву, подвешивая каждому торбу с зерном. Дерек раскладывает под солнцем посреди поляны лошадиные попоны, одну рядом с другой.
Моё сердце начинает бешено колотиться.
Он лежит на попонах, скрестив под головой руки и глядя на облака – как они крутятся, сталкиваются и уплывают вдаль.
— Иди сюда, — он протягивает мне руку, приглашая. — Перестань думать. Перестать волноваться. Просто ляг рядом со мной и посмотри на облака.
Я ложусь, и его рука, изогнувшись, прижимает меня к его левому боку. Моя голова покоится на груди Дерека, и я слышу его сердцебиение, ровное и приглушённое.
— У тебя очень красивая стрижка, — Дерек берёт мою руку, рассматривает ногти. — И маникюр тоже.
Я пожимаю плечами, всё ещё чувствуя себя абсурдно нервничающей:
— Спасибо. Я получила столько удовольствия в спа-салоне. Я так расслабилась! Благодарю тебя.
— Я просто подал идею. Всё сделали Хэнк и Ида.
— Томми остался у них на всю ночь, — невпопад сообщаю я. Или, может, к месту? Может быть, это важно? Я стараюсь не думать об этом слишком упорно, потому что, похоже, я опять начинаю загоняться. Или снова себя накручиваю.
— Рейган?
— А?
— Прекрати думать.
Я смеюсь, тихо фыркая:
— Я не могу. Я пытаюсь, но не получается.
Дерек поворачивается, и внезапно я оказываюсь слегка им придавлена. Он смотрит на меня сверху своими зеленющими глазами, пристально вглядываясь, пронзая, проникая вглубь меня. Его волосы, густые и светлые, падают вниз, закрывая слишком длинным локоном один глаз. Его мускулы напряглись; рукава футболки снова натягиваются под давлением мышц, широких плеч и накачанной груди. Одна его рука – под моей шеей, ладонь держит меня за плечо, а весь вес его тела – на локте. Другая его ладонь прикасается к моей щеке, большой палец ласкает уголок моего рта. Дерек обводит пальцем контур моих губ.
По каким-то неясным мне мотивам я прикусываю его палец.
— Ай! — он отдёргивает палец и прячет его в маленькой ложбинке под моей нижней губой.
— Неженка, — это скорее, выдох, нежели слово.
— Рейган?
Шёпотом в ответ:
— Да?
Его лицо опускается, губы, прежде чем коснуться моих губ, мурлычат:
— Ты умопомрачительная.
— Я…
Он обрывает мои слова поцелуем, который крадёт моё дыхание. Отстраняется, произносит прежде, чем я могу вымолвить хоть слово:
— Всё в тебе, вся ты. Потрясающая.
— Ты тоже.
Он усмехается и качает головой. Но глаза Дерека, темные и проницательные, видят, что я до сих пор сомневаюсь, по-прежнему переживаю, и его улыбка исчезает.
— Скажи мне, чего ты хочешь. Лично для себя. Не для Томми. Не для Тома. Не для меня. Не для Хэнка или Иды, или для фермы. Только для себя. Рейган… какое твоё второе имя? Я ведь даже не знаю.
— Оливия.
— Рейган Оливия Барретт. Чего ты хочешь для себя?
Я отвечаю мгновенно:
— Ни о чём не помнить. Не быть во всём главной и не нести ответственность. Поддаться желаниям и не думать о последствиях. И просто… хотя бы час… ни о чём не беспокоиться.
Его рука держит, как в колыбели, мой затылок, кончики пальцев массируют голову:
— Ты хочешь просто чувствовать. Забыться в ощущениях.
— Да, — выдыхаю я.
— Думаю, я знаю, как это устроить.
— А как же… — его губы прерывают меня. Поцелуй крадёт моё дыхание, проглатывая мои слова и заставляя голову кружиться. Он длится и длится. Поцелуй не углубляется, просто длится. Губы трутся друг о друга, перемещаются, пробуют на вкус, требуют друг друга, отдавая и получая. Я дарю Дереку своё дыхание, взамен принимаю его. Перемещаю ладони на его плечи, поглаживая твёрдые мускулы Дерека. Интересно, сколько времени можно целоваться и не идти дальше поцелуя?
Его язык врывается в мой рот, и я задыхаюсь от внезапного вторжения. Мой судорожный вздох останавливает поцелуй. И вместо того, чтобы его губам вернуться к моему рту, чтобы продолжить, они смещаются вниз, прикасаясь к моей челюсти. Моя голова откидывается назад, обнажая горло. Еще один поцелуй ниже, в ложбинке между ключиц. Я держусь за плечи Дерека, мои глаза закрыты. Вокруг щебечут птицы, шумят деревья. Послеполуденное солнце окутывает нас своим теплом.
Ладони Дерека тянут мою футболку вверх, оголяя живот, рёбра. Бюст. И вот я оказываюсь без одежды, средь бела дня, и начинаю нервничать. Что, если ему не понравится, как я выгляжу, когда он увидит меня при свете, голой? Что, если…
Мои мысли оказываются разметены прикосновением его рта к моим рёбрам, его ладони – на моих боках, тёплые, мозолистые, сильные. Я взлохмачиваю шевелюру Дерека, пропуская пальцы сквозь волосы, и вспоминаю, как дышать, но сбиваюсь, потому что его губы с небольшими задержками движутся к противоположной стороне моего туловища, скользя и спускаясь к талии. Дерек целует мой живот, чуть выше пупка.
Беспокойство возвращается.
— Нет, Дерек, нет… — он останавливается и внимательно смотрит на меня. Затем снова возвращается к моей талии, к месту ниже пупка. Я складываю руки над растяжками:
— Извини. У меня пунктик насчёт них. Они не сексуальны.
Он прищуривает глаза, рассматривает мои скрещенные ладони. Переносит вес тела на другой локоть, высвобождая руку из-под моей головы. Я слежу за его действиями, обеспокоенная, что оттолкнула его. Так много всего за час забытья. Но затем его пальцы смыкаются на моих запястьях. Хватка Дерека – мягкая, но неумолимая сталь. Медленно, целенаправленно он заводит руки мне за голову, легко игнорируя мои попытки бороться с ним. Когда мои руки оказываются вытянуты, удерживаемые его сильной ладонью, он устраивается рядом со мной поудобнее. Я двумя руками вцепляюсь в его широкое запястье и большую ладонь, сжимая изо всех сил; во мне борются неуверенность, страх и возбуждение. Я не знаю, что он собирается делать. Я лежу перед Дереком, открытая своими недостатками, но не полностью – самые некрасивые шрамы, оставшиеся после беременности, скрывает пояс джинсов.
И да – его свободная рука поглаживает мой живот, находит кнопку джинсов. Расстёгивает её. Опускает молнию. Я не могу сглотнуть, не могу дышать. Дерек сжимает ткань одной штанины и тянет вниз. Моё бедро оголяется, оказывается видна резинка трусов.
— Сними их, — он касается поцелуем моих рёбер, чуть ниже чашечки бюстгальтера.
— Дерек, я… нет, я…
— Сделай это, Рейган. Пожалуйста.
Медленно, нерешительно, крепко сжав веки, я цепляю большим пальцем ноги манжету брючины другой ноги и поднимаю колено, чтобы вытянуть ногу. Но потом я трушу и начинаю бороться с ним, пытаясь освободить из его железной хватки руки, прикрыть живот, вертя бёдрами и поднимая их вверх, и всячески уворачиваться. Дерек слишком сильный. Нежный и сильный.
— Рейган, — его голос звучит резко и настойчиво, останавливая мою борьбу. Я открываю глаза и смотрю на него. — Ты прекрасна.
И, прежде чем у меня появляется возможность протестовать или соглашаться, или вообще что-то произнести, Дерек целует меня. Боже, этот парень умеет целоваться! Его губы мягкие и умелые, и двигаются на моих так, что перехватывает дыхание, и сердце в груди распирает, всё тело горит… А потом его язык проникает в мой рот, и скользит по языку, проходится по зубам, а потом Дерек отстраняется, обрисовывая кончиком языка сначала мою верхнюю, а потом нижнюю губу, и я совсем перестаю дышать.
Я всё ещё немного повёрнута от него в сторону, и джинсы на мне полуспущены. Его рука скользит по моей напряжённой ягодице, очерчивает её изгиб, сжимает бедро и спускается вниз. Я воспринимаю это как абсолютное удовольствие. Дерек повторяет движение, и я издаю стон от жара его ладони на моей плоти, а потом он перемещает руку на другую сторону моей задницы, туда, где штаны ещё не спущены. Он стягивает с меня джинсу целиком, а его поцелуй в это время оставляет меня без глотка воздуха, проглатывая протест, и я даже и не думаю переживать, пока его рука ласкает мою кожу, движется по бедру и дальше вверх по спине. Я неловко скрючилась, потому что телом повернута от него, а он целует меня, и я захвачена его поцелуем, заперта так, что моя шея изогнута назад.
Я хочу ещё больше его прикосновений. Его касания мне так нравятся! Поняв это, я лишилась силы сопротивляться.
Поворачиваюсь к Дереку, и он переносит вес моего тела на себя, располагая меня сверху, но всё ещё сжимает мои запястья, так что не могу убежать, и продолжает меня целовать, углубляя поцелуй, зажигая меня и пробуждая вожделение. Я стону и борюсь с ним, желая прикоснуться. Дерек не поддаётся; вместо этого он полностью прижимает меня к груди. Я чувствую грудью его сердцебиение, а низом живота – напряжённый член. Его рот – нуждающийся, неумолимый, настойчивый на моём, и я бессильна что-либо поделать, кроме как отдать ему всё, чего он требует от меня, и просить большего хныканьем из моего горла…
О, боже, его рука. Она на моей спине, между лопатками, ведёт ногтями по коже. Задерживается на застёжке лифчика. Расстёгивая её одним движением. Снимает бретельки с моих плеч. Направляя мои руки, и я охотно подчиняюсь, не понимая почему и как, а только ощущая, что он вызывает у меня безрассудную уступчивость. Затем он приподнимает моё туловище ровно настолько, чтобы снять с меня эту деталь нижнего белья и откинуть в сторону. Теперь я лежу на нём, одетая только в трусы, и он всё ещё целует меня как будто продолжающимся всю мою жизнь поцелуем.
А его язык буквально трахает мой рот.
Боже, как я это люблю!
О, чёрт. Очёрточерточерт! Он перекатывается вместе со мной, и я оказываюсь на спине, а Дерек опять держит мои запястья у меня над головой, только теперь его губы оставили мои, и он целует мою шею, ниже, между грудей, хватая одну из них, чтобы поднести её ко рту, и всасывает мой сосок, я взвизгиваю с изумлённым вожделением. С упоением. Я размякаю. Таю, а потом хнычу, и издаю стон, и ещё один, потому что он движется языком к моей другой груди и хватает ее, впиваясь в другой сосок с таким же страстным вниманием.
Он спускается вниз по моему телу, став на колени между моих ног, и теперь держа мои запястья над моей грудью.
— Дерек? — я не знаю, что хочу спросить, я как будто умоляю его.
Мне страшно, я исхожу желанием и я в огне, нервничаю, очень стесняюсь. Мое сердце трепещет. Его глаза смотрят в мои, не отрываясь и напряжённо. Дерек собирает в кулак мои бикини с высоким вырезом из тёмно-малинового шёлка и медленно, целенаправленно тащит их вниз, сколько получается.
— Приподнимись для меня, секси.
— Секси? — это полувопрос, полупротест.
Но всё же я приподнимаю бёдра, отрывая их от попоны, чтобы дать ему полностью стянуть с себя трусики.
— И это не достаточно сильное слово, — его глаза всё ещё смотрят в мои, не отрываясь.
И только теперь, когда я абсолютно обнажена перед Дереком, освещена лучами вечернего солнца, пробивающегося сквозь кроны деревьев и купающего меня в золотом свете, его взгляд начинает бродить по мне. Глаза Дерека исследуют меня, охватывают целиком и полностью, с ног до головы, перемещаясь то вверх, то вниз и обратно. И, возможно, больше всяких слов, доказывающих мою привлекательность в его глазах, как и лучшей мотивацией для меня, является вид его ширинки, которая натягивается наподобие палатки, подрагивающие ноздри, углублённое дыхание и язык, облизывающий в предвкушении пересохшие губы.
Вам говорят, что вы красивы? Разве что такого не было никогда, а иначе ценность этих слов быстро снижается. Любой охочий до секса парень скажет вам, что вы красавица. Друзья и семья говорят что-то типа «ну, ты же красивая женщина, поэтому…», и эта информация становится привычной, когда все признают твою привлекательность. Я знаю, как я выгляжу. Белокурая, привлекательная, стройная. Прекрасные изгибы, красивые глаза, густые волосы. Всё при мне. Но это не значит, что у меня нет неуверенности в себе. Смею утверждать, что каждая женщина, родившая ребёнка, не скажет, что не испытывала неловкости и смущения из-за своих растяжек. Некоторые используют масла и лосьоны, занимаются йогой, чтобы избавиться от них, некоторые ничего не делают. Как я. У меня не было на это времени. Некоторые учатся признавать их наличие, чтобы носить бикини и спокойно демонстрировать своё тело на пляже. Им это легко. Мне – нет.
На самом деле, у меня нет паранойи по поводу растяжек. Скорее, меня беспокоят не столько они, сколько тот факт, что я очень давно не чувствовала себя сексуальным объектом, и это незнакомо, пугающе. Дело в том, что до Тома у меня было только два партнёра, причём это были короткие подростковые романчики. А потом я была с Томом – и только с Томом, всю нашу совместную жизнь. А его не было рядом большую часть нашего брака. То есть, у меня были долгие периоды без секса. Том был моим лучшим другом и моим мужем, поэтому с ним было легко. Он знал меня, понимал меня. И, когда он в первый раз вернулся в отпуск, я волновалась.
Поэтому сейчас, когда Дерек меня так осматривает, я полна неуверенности и переживаний.
Но выражение его лица меня успокаивает. Я вижу, как Дерек тоже волнуется. И то, что он видит, осматривая меня, привлекает его. Пристальный взгляд Дерека накрывает меня, поглощая вниманием мою грудь, бёдра, живот, киску, мои глаза, моё лицо. Мои губы. И оттого, как он смотрит на меня, от той оценки, которая видна в его глазах, я чувствую себя красивой. Желанной.
Чувствую себя сексуальной.
Дерек отпускает мои запястья:
— Не убирай их оттуда, ладно?
Киваю. Я не сомневаюсь. Дерек улыбается мне. Снова облизывает губы и приближает их к моей груди, прикасаясь чуть ниже, к рёбрам. Потом к животу. А затем очень мягко, целенаправленно, он целует на нём каждую отметину. Каждый изъян, каждый белый шрамик на поверхности кожи. Ведёт языком по нему вверх и потом захватывает губами… каждый… все.
К тому времени, как Дерек заканчивает, я уже вся в слезах. И ему не нужно ничего объяснять, смысл моего состояния понятен.
Я позволяю течь этим слезам, мягким и нежным, полным признательности и благодарности. Дерек смотрит на меня, положив подбородок на мою тазовую кость.
— Всё хорошо?
Я в состоянии только кивнуть. Моё сердцебиение учащается, потому что его взгляд скользит по мне, по моему телу ещё раз, и опускается вниз, между моих бёдер. О-о-о-о… чёрт. Дыхание перехватывает. Я делала интимную гимнастику, чтобы поддерживать тонус мышц, поэтому насчёт «внутри» сомнений нет – в этой области всё прекрасно. И сейчас я просто волнуюсь. Дерек движется, его руки скользят по моим тазовым костям, ниже, по треугольнику постриженных волос – интересно, может мне их совсем сбрить для Дерека? – его палец скользит по щели между половых губ. Я дрожу. Выдыхаю. Не спускаю с него глаз, руки, как и просил, держу над головой.