Закона подлости еще никто не отменял, и на высокую траву, с помощью которой я вылавливала «медведя», выпала ледяная роса, крупными каплями скатывающаяся по мясистым стеблям. К тому моменту, когда мы наконец выбрались с лужайки, мои штаны промокли насквозь, так и не успев просохнуть после ручейка. Таший в своих пуленепробиваемых холстинных брюках с нескрываемым злорадством наблюдал, как я, матерясь сквозь зубы, дрыгаю на ходу ногами, пытаясь отлепить ледяную тонкую ткань, упрямо льнущую к телу.
— И нечего глазеть, — огрызнулась я, пытаясь отжать кусок штанины.
— Как прикажете, миледи, — шутливо поклонился Устин, отодвигая в сторону занавесь лишайника. Черт, а я уже забыла, где эта община находится и как ее искать…
Здесь ничего не изменилось — разве что тропки наметились уже гораздо четче. Община еще только-только просыпалась: несколько заспанных женщин с кувшинами целенаправленно шли к ручейку, из одной из башенок доносился поистине медвежий храп. Устин приветственно помахал рукой и, опасливо поглядывая на восстановленное жилище шамана, потянул меня к самой нахоженной тропе.
— А брату ты сообщить не хочешь? — недоуменно поинтересовалась я, покорно топая за ним следом.
— Без Диллиана под мышкой я к нему и не собирался соваться, — отозвался Медведь племени.
— Не хочешь давать ложных надежд? — понимающе улыбнулась я.
— И это тоже, — кивнул он. — Если сейчас ничего не получится, будет не так обидно, как если я ему скажу, что есть шанс восстановить алтарь. Но вообще-то Делоко за невыполненное задание меня живьем сожрет.
— Понятно, — хмыкнула я. — А как далеко этот алтарь?
— Почти пришли, — Устин обворожительно улыбнулся, но не столько мне, сколько здоровенному дереву с раскидистой кроной и толстым стволом, сплошь утыканным узловатыми упрямыми ветвями, и в его глазах читался непомерный интерес. — Рамина желтолистая, — заявил таший, не дожидаясь вопроса, — она сейчас почти полностью вымерла — слишком тенелюбива, а солнечная активность все уси-ливается. Жаль, она действует на магию примерно так же, как земляне, только слабее.
— А почему желтолистая? — спешно поинтересовалась я, пока мозг снова не выключился под напором ненужной информации. Листья у дерева были самые заурядные — серовато-зеленые и слегка пыльные.
— Рамина уникальна в основном тем, что на зиму у нее опадают листья. А перед этим они желтеют, — охотно пояснил таший. — Я навскидку не помню других подобных деревьев.
— Ясно, — смиренно кивнула я, готовясь выслушать лекцию на тему вечнозеленых джунглей.
Но Устин все же замолчал, с глубокой задумчивостью на лице трижды подпрыгнул на одном месте, после чего спешно схватил меня за руку и шагнул вперед, где как раз кстати разверзлась земля…
Право, не стоит повторять то, что я тогда сказала, благовоспитанной женщине не подобает вопить подобные вещи даже во время стремительного полета вниз с малознакомым мужчиной за ручку. И тем более не стоит ей так заливаться при приземлении, хотя она отшибла себе ноги и еще одну точку замечательную точку опоры под номером пять…
— Спокойно, я уже понял, какой у меня идиотский и уродский родной мир, — с непрошибаемым смирением признался Устин, помогая мне подняться. — Не надо по второму разу повторять.
— Какой понятливый, — с непередаваемыми интонациями старой перечницы похвалила я, осматриваясь.
Еще одна берлога — старательно утоптанный земляной пол, из стен и потолка местами пробиваются упрямые узловатые корневища. В застоявшемся воздухе чинно плавают сотни, тысячи крошечных светлячков, зеленоватых и синих. Их мерное сияние выхватывало из подземной темноты огромный постамент, откуда на несколько метров ввысь вырастал пучок широких и длинных листьев, тщательно, вплоть до каждой жилки, вырезанных из камня. Под самым потолком с каким-то скрытым злорадством выставлялся напоказ уродливый неровный скол. Кончики «оборванных» листьев жалко валяются на земле, и кажется, что их никто и не пытался поднимать.
— Что-то мне это растеньице напоминает, — рассеянно пробормотала я, присев около обломка и проведя пальцем вдоль резной прожилки.
— Возможно, — кивнул Устин. — Делоко говорил, что именно в вашем мире этому растению придают весьма… специфический смысл. Но, в принципе, мы тоже считаем его всеведущим, а пока мы в это верим — так оно и есть.
— Подожди-ка, — я задумалась, судорожно вспоминая, есть ли некое всеведущее растение на моей родной планете. Увы, мои познания в ботанике оставляли желать лучшего, а здравый смысл твердил, что всеведущ только бог, а его существование по-прежнему под бааальшим вопросом. Но здравый смысл, естественно, никто не слушал. Не к месту он здесь. — А название ты помнишь?
— Смутно, — честно ответил Устин.
И выдал. С диким акцентом — на моем родном языке, проглотив одну букву, отчего я не сразу поняла, что он вообще сказал. А уж когда до меня дошло…
Так нас и застал вскочивший спозаранку Делоко — недоумевающий Устин с квадратными глазами, я в состоянии, близком к истерике, согнутая пополам от дикого хохота. Но шаман как ни в чем ни бывало прошествовал до самого алтаря, со знанием дела потыкал пальцем в постамент и лишь потом поинтересовался:
— Что случилось-то?
Поскольку меня все еще душил смех, ответил ему таший:
— Я ей просто сказал, что за растение у нас на алтаре.
— А что в нем такого? — тут же заинтересовался Делоко. — Или оно так только на траш воздействует?
— Да на всех землян так подействует, — всхлипнула я, не в силах бороться с хохотом. — По крайней мере, на русскоязычных. Это ж надо, целым племенем всерьез поклоняться тому самому хрену, который все знает!
* * *
Кажется, нормально починить алтарь мне уже не светило: едва подняв на него глаза, я начинала по-идиотски хихикать, не к месту соображая, что поверье, в принципе, вполне уместное — в большинстве религий бог всеведущ или, по крайней мере, всевидящ, что, в принципе, практически аналогично…
Оценив мой настрой, братцы-ташии переглянулись и отошли в сторону, где начали шепотом переругиваться. До меня доносились лишь обрывки разговора — что-то насчет притаскивания кого ни попадя в священное место и невыполненного задания. Статус «кого ни попадя» был довольно неприятен, но осуждать за это шамана я не собиралась: слишком хорошо понимала, что с его точки зрения так оно и есть — Устин притащил в святая святых совершенно левую девицу, да еще никого не предупредив! А ввязываться в семейно-племенные разборки и вовсе не имело смысла.
Поразмыслив, я подобралась поближе к алтарю и попыталась расслабиться, позволяя тому существу, что засело внутри меня, исследовать сломленный дух… ахм, хрена? На этой мысли состояние, близкое к трансу, разбилось сверкающими осколками. Я глупо хмыкнула, протягивая руки к священному изваянию.
Ну и что с этим делать?
Я же никогда не пыталась изменять заклинания осмысленно! А ну как сейчас вместо того, чтобы собрать статую обратно, я превращу ее в здоровенного каменного котяру?!
Отчего-то подумалось, что я сейчас, наверное, больше всего напоминаю того же Делоко, увлеченного своим делом. Стою, зачем-то касаясь кончиками пальцев бесполезного изуродованного изваяния незаменимого да всеведущего хрена, и беспричинно ржу, аки лошадь в истерике. Пришлось в срочном порядке брать себя в руки и пытаться подключить в кои-то веки мозги к работе.
Я не знаю, как именно можно вернуть алтарь в исходное состояние. Та вторая душа, опрометчиво врученная мне Эртрисс, тоже вряд ли в курсе — Черные целители, к которым принадлежала леди ди Дара, занимались лечением сущности людей, не интересуясь священными реликвиями. Но все же…
Я подкинула в руке темный шарик портала, ведущего в летнюю резиденцию короля Аррио.
Интересно, как я, обладая подобными способностями, умудрилась оставить за собой так много грязных следов? Исчезнувший Дагаллиан, команда корабля Эртрисс, до сих пор запертая в обезьяннике (Ямах?), Диллиан, так и не вернувший себе трон, а теперь застрявший у Его Величества Шантина за нумером три, вынужденный заключать договор не на самых выгодных условиях. Тот же Устин, в конце концов — если бы не я, у него по-прежнему была бы своя уютная берлога и даже по-своему нормальные отношения со старшим братом.
Ответ крайне незамысловат — мало обладать способностями, ими надо уметь пользоваться. Но во всем Альянсе не найдется еще одной траш, готовой поделиться со мной опытом, а значит, надеяться не на кого. Впрочем, это было ясно с самого начала. У каждого из моих новых знакомых есть свои интересы, и каждый же намерен меня в оных использовать, чего и следовало ожидать от любого здравомыслящего человека.
Крошечный портал робко потерся о пальцы, напрашиваясь на ответную ласку. Невольно улыбнувшись, я почесала подставленный черный бочок и почему-то сразу же вспомнила, что последний раз выспаться удалось еще до визита в королевский дворец.
Лежанок и кроватей в святилище отчего-то не предусмотрели, так что я, недолго думая, залезла на алтарь, уютно пристроившись на отогнутом в сторону каменном листе. Портал незамедлительно залез на плечо, повертелся, устраиваясь поудобнее, и затих. От изваяния приятно пахло свежим мхом и чем-то еще, незнакомым и терпким; низкий мужской шепоток набегал мерными жаркими волнами, ус-покаивая, убаюкивая.
В самом деле, да пошли они все лесом, благо его тут хватает. Можно подумать, я тут всем по гроб жизни обязана!
Я откинула голову на восхитительно прохладный камень и прикрыла глаза. Неповторимых хелльских подушек, конечно, не хватало, но и так вполне ничего.
— И вообще, прежне чем на меня орать, лучше туда посмотри! — не выдержав, Устин рявкнул во весь голос.
…потревоженная его криком, я открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть падающий на меня обломок священного изваяния, испуганно заслониться рукой и, сообразив, что от такой махины это не поможет, заторможено рвануть в сторону. Шансов успеть не было, и я завороженно, словно в замедленной съемке, наблюдала издевательски растянутое во времени приближение каменный махины. Вот уже видны кровожадно поблескивающие неровности скола, вот и тоненькие синеватые прожилки какого-то минерала…
Нет, не успеваю! Размозжит же прямо тут, на алтаре!
Вперед вырвалось огромное черное пятно, приветственно распахнувшее голодную пасть навстречу обломку. Каменная глыба с отвратительным чваканьем провалилась в темноту, исчезнув без следа, и лишь тогда я поняла, что спас меня никто иной, как малыш-портал, решившийся наконец на самостоятельные дей-ствия.
Вслед обломку с алтаря сыпалась мелкая каменная крошка; но потрясенное собственным поступком заклинание, нервно дергаясь, уменьшилось и юркнуло ко мне за пазуху, не решившись оградить меня еще и от нее.
А я внезапно обнаружила, что дрожу от пережитого ужаса, и не менее испуганный Устин пытается меня хоть как-то успокоить, прижав к себе, как плюшевую игрушку, до хруста стиснув ребра. В его грубоватых мужских объятиях было уютно и тепло, и, чтобы взять себя в свои руки, пришлось напомнить себе, что благодарна я должна быть вовсе не ему, а крохотному комочку магии, теле-портировавшему каменную глыбу.
Закатай губу обратно, девочка. Эта добыча тебе не по зубам.
Ему нужен восстановленный алтарь и привычный уклад жизни в его родном племени, а не душевное «спасибо» и, тем паче, не твоя привязанность.
Отстранившись, я первым делом окинула подозрительным взглядом Делоко. Не просто же так эта каменная махина под потолок взмыла, чисто из желания меня придавить?!
Но шаман, неловко переступив с ноги на ногу, молча ткнул пальцем во что-то у меня за спиной.
Половина священного изваяния мерно сияла приглушенно-зеленоватым; верхушки листьев «приросли» обратно и светились ярче всего. Каменная крошка и цельные куски постамента поднимались вверх, прямо в полете спрессовываясь в фигуры нужной формы. Разбуженный мной алтарь восстанавливал сам себя, так и не дождавшись толковой посторонней помощи.
— Пока ты спала, обломки сами на место вставали и сразу срастались с корневищами, — все еще нервно протягивая ко мне руки, пояснил Устин. — А я тебя разбудил…
— Понятно, — сухо кивнула я, уже не находя в себе сил ни на возмущение, ни на удивление. Что за чокнутый мир…
— Прости, — таший себе места не находил. — Это из-за меня…
— Все в порядке, — устало отмахнулась я, присматриваясь к изваянию. Прислушиваясь. — И идем отсюда. Он не хочет, чтобы его видели таким.
— Кто б захотел, — понимающе хмыкнул Делоко, разворачиваясь. — А ты по лианам карабкаться умеешь?
— Что? — я тряхнула головой, пытаясь вернуть себя к реальности. Мозг упорно отключался, не желая принимать участия в действиях.
— Выход наверху, — напомнил шаман. — А летать ты вроде как не умеешь.
Но подъем по канату у меня тоже никогда не получался. Представив, что сейчас придется ползти наверх по ненадежной лиане, да еще на виду у этих двоих, я тихо матюгнулась сквозь сжатые зубы и пожелала провалиться обоим поглубже, а там уж продолжить свои разборки на максимально повышенных тонах. Но конец тирады братцы-ташии не услышали: кроха-портал, не желая наблюдать подобные сцены, просто выхватил меня из берлоги и отправил прямиком в комнату Устина в летней резиденции Его Величества за третьим нумером, так что про повышенные тона я рассказывала уже жесткой спартанской кровати, которой на громкость было решительно наплевать.
Педантично закончив начатую речь, я свалилась на постель и крепко зажмурилась.
Хочу домой…
* * *
Есть определенный контингент замечательных женщин, чью постель по ночам согревают только их кошки. Ты можешь тянуть на себе половину предприятия, быть ценимой начальством, заводить милые романчики, иметь кучу друзей, с которыми так хорошо поболтать в кафе за чашкой ароматного латте, но, когда стемнеет, от твоих повторяющихся кошмаров тебя будет охранять только мерно мурлыкающий пушистый комочек. Все время как-то получается, что незаменима и нужна ты только тогда, когда сама можешь оберегать и защищать, но на ответные жертвы рассчитывать нечего. Ради чего расплескивать последние капельки надежды на то, что кого-то интересуют не твои способности и силы, а именно ты, с твоим набором ночных кошмаров и безответной любовью к пушистым мурлыкаю-щим комочкам?
Чтобы быть неизменно полезной, приходится идти на определенные жертвы. Жаль только, что понимаешь это слишком поздно, когда все твои попытки вылезти из шкуры вон на благо общего дела начинают воспринимать как само собой разумею-щееся.
Я не отношусь к тем счастливицам, что могут каждый вечер засыпать на надежном мужском плече. Хорошо одно — я почти никогда не могу вспомнить, из-за чего просыпаюсь в холодном поту и с мокрой от слез подушкой. Кошмары забываются мгновенно, стоит лишь открыть глаза и осознать, что в этой реальности страшные сны куда более предсказуемы и понятны, нежели те, что являются по ночам на красноватом фоне опущенных век.
Забылся и этот, суетливый и темный. Машинально взъерошив себе волосы, я села на кровати и только тогда наткнулась взглядом на начищенные ботинки, судя по виду, стоящие подороже всей этой комнатки. Ни Устин, ни Лийнаэл такими по-хвастаться явно не могли.
Хозяин ботинок, похоже, был ошарашен встречей не меньше меня, — среднего роста мужчина, коренастый, основательный, с удивительно живым, выразительным лицом и ухоженными золотистыми руками.
— Простите за вторжение, миледи, — голос звучал ровно и спокойно, входя в явное противоречие с вытаращенными глазами и с трудом подобранной челюстью. — Я думал, что эта комната свободна. — Он замолчал, явно чего-то ожидая.
— Считайте, что меня здесь нет, — сонно посоветовала я, не особо стараясь вникнуть в его слова и, тем паче, ожидания.
— Хорошо, — удивление сменилось звездными смешинками в темных глазах. — Вас не смутит, если я прикажу принести сюда свой рабочий стол?
— Меня не смутит, даже если вы на этом столе приметесь танцевать стриптиз, — клятвенно заверила я его, озираясь в поисках двери в ванную.
Угрозу свою он исполнил: когда я, более-менее отошедшая ото сна, вернулась в комнату, посреди нее красовался здоровенный деревянный стол, заваленный бумагами. В них вяло копошился темноглазый незнакомец с жутко дорогими ботинками, которые, впрочем, почему-то отселил в угол, предпочитая работать босиком.