Было жутко неудобно: чуть не сбил девушку с ног, а она еще и телефона лишилась. Наверняка у нее полжизни в смартфоне было, а теперь даже флэшку не достать. Он посмотрел на девушку и поспешно подумал, что извиняться надо было на английском. Она была небольшого роста, как раз как большинство японок, со светлыми волосами и абсолютно европейской внешностью, без малейшего намека на азиатскую родню. Глаза у нее были темно-синими, и в цвет глаз окрашены пряди волос. Прежде, чем Хару решил повторить извинение на английском, девушка жалобно улыбнулась и заговорила с ним по-японски:
— Сама виновата. Надо было по сторонам смотреть.
И она еще раз поглядела в сторону дороги. Осколки стекла и пластика практически в пыль стерлись за это время, так что телефон потерян безвозвратно.
— Здесь рядом есть магазин электроники, — вспомнил Хару. — Или можем поискать банкомат, я отдам деньгами.
— Извините, — задумчиво протянула девушка, — а вы не заняты? У меня мало времени, я нечаянно свернула не туда, меня ждут… шла с навигатором, сама не дойду.
Последнюю фразу она произнесла совсем жалобно.
— Я никуда не спешу, — признался Хару. — Куда вас проводить?
Девушка вместо ответа протянула узкую ладошку:
— Меня зовут Мари, — она наткнулась на взгляд Хару и тут же зачастила: — Простите, вечно забываю, что у вас не принято по имени…
— Ничего, — засмеялся Хару, прервав ее. — Я неправильный японец. Можете называть меня Хару.
Она улыбнулась, заметила что-то за его спиной, посмотрела на него, снова ему за спину. Хару обернулся и столкнулся взглядом с самим собой. Рекламный плакат. Здесь он хотя бы в рубашке, а то получился бы совсем уж неправильный японец, без стыда и совести.
— Модель? — наугад спросила Мари.
— И это тоже, — вздохнул Хару. — Вообще-то пловец, но и модель немного.
Он много снимался. Далеко не везде было видно метку, и далеко не всегда на плакатах было его имя, но он все надеялся, что его Марина приедет в Японию, а там он в витрине. И может, даже подписано будет кто он такой. Часто подписывают, все же не каждая модель еще и серебряные медали с олимпиады привозит.
— Большой спорт требует больших денег, — кивнула Мари. — У меня сегодня соревнования, я танцор и хореограф. Была в том спортклубе несколько раз, но вечно теряюсь в больших городах.
— Откуда вы? — спросил он, судорожно думая, что Мари может быть сокращением от Марины, пусть в России это имя обычно и не сокращают.
— Из Лос-Анжелеса, — улыбнулась девушка.
Хару едва сдержал разочарованный вздох. Не из России. А жаль, ведь она так красива.
До нужного места было минут пять ходьбы. Хару порывался все же зайти по дороге к банкомату, но Мари с опасением смотрела на часы, и он молчал. Опаздывала.
На танцевальных соревнованиях Хару никогда не был, поэтому скучать ему не пришлось. Происходило все на баскетбольной арене, и трибуны были заполнены под завязку, даже на самом поле кто-то сидел. Мари провела его на балкон, где можно было наблюдать за всем стоя, а сама быстро спустилась вниз. Хару видел, как она разогревается.
Ее команда танцевала просто невероятно. Хару раньше считал, что такое бывает только фильмах про уличные танцы, где все снимают в несколько дублей, но он ошибался. Мари танцевала впереди. Люди постоянно перестраивались, менялись местами, но эта девушка выделялась, занимая лидирующую позицию. Она сказала, что еще и хореограф? Получается, эти танцы ставила она?
Они выиграли, но особенно яркой радости Хару почему-то не увидел. Радовались, конечно, но как-то не так. Мари забрала огромный кубок, по-японски низко поклонилась зрителям и по-английски, используя множество непонятных Хару сленговых выражений, попрощалась с поклонниками. Сказала, что их команда в нынешнем составе больше не будет принимать участие в конкурсах и что их последнее выступление пройдет в Лос-Анжелесе через месяц. Тут же представила парнишку, по виду испанца или латиноамериканца — Хару в этом не разбирался, — и отдала ему кубок. Дескать, это следующий руководитель шестикратных чемпионов.
Понятно, почему они особо не радуются. Это как прощальное выступление, получается. Наверное, тяжело отказываться от того, что по-настоящему нравится. Гулять с остальными она почему-то не пошла. Чуть ли не взлетела по лестнице наверх и честно призналась:
— Я думала, ты уйдешь. Почему стоишь?
— Хочу купить тебе телефон.
Она засмеялась, настроение у нее было гораздо лучше, чем всего час назад. Видимо, выигрыш ее все же радовал.
— Какой ты хочешь? — спросил он.
— Не стоит, — встряхнула чуть влажными волосами она. — Куплю дома, здесь все телефоны для японцев.
— Я настаиваю. Мог бы и тебя вытолкнуть под колеса, поэтому теперь мне неудобно все оставить как есть. Я должен хоть телефон купить. К тому же мы в Токио. Здесь можно купить все, даже американский смартфон.
Она снова засмеялась. Хару впервые пожалел, что девушка — не его соулмейт. Эта мысль была непривычна. За все годы своей жизни он впервые встретил девушку, в которую мог бы влюбиться. И все же… Мари Дэнко имела общие инициалы с Мариной Дьяченкой, но это наверняка единственное похожее в них. Его Марина и правда, наверное, доктор астрофизики в закрытом русском исследовательском центре.
— Ну ладно, — согласилась Мари. — Веди меня туда, где продают неяпонские смартфоны.
Ехать пришлось на метро. Хару совсем забыл о кепке и очках, поэтому стал жертвой внезапной автограф-сессии, а потом на них всю дорогу пялились.
— Надо было взять такси, — вздохнул он.
— Ты прям национальный герой, — смеялась Мари. — Такой известный? Неужто раньше не знал о своей популярности?
— Я редко бываю на людях, поэтому легко забыть, — признался он. — Все еще по привычке хожу за едой в супермаркеты и езжу в общественном транспорте.
Мари смеялась.
Мари вообще много смеялась:
— Я еду в токийском метро вместе с суперпопулярным парнем, — веселилась она. — Прости за вопрос, ты полукровка?
Хару улыбнулся:
— Не совсем. Мама была полукровкой. И бабушка тоже. Вот во мне все сразу и проявилось. И глаза, и рост, и впалые щеки.
От нужной станции они быстро дошли до малопримечательного ларька. Внутри, из-под полы, продавали американские айфоны. Хару даже не спрашивал, почему Мари так зациклилась именно на американской версии. Как таковое заметное отличие было лишь одно: в азиатских телефонах нельзя отключить звук камеры. Наверное, есть еще что-то…
Он расплатился кредиткой, вручил коробку Мари и замер в нерешительности. Их больше ничего не связывало, они могли просто разойтись и забыть друг о друге, но почему-то не хотелось. И он предложил поужинать. Пойти в традиционный японский ресторан. Там Мари смеялась, ведь палочками, как оказалось, она хорошо ест только суши и китайскую лапшу.
— Вообще-то я не очень люблю азиатскую кухню, — призналась она. — Странно, да? Японский начала учить уже очень давно, а вот саму культуру так и не полюбила.
— Почему решила учить?
— Аниме, — расхохоталась она. — Я была жуткой анимешницей, больше, чем смотреть мультики, я любила только танцевать. Поэтому и мечтала учить японский. А когда мы переехали в Лос-Анджелес, нужно было выбирать иностранный язык, и в школьном списке был японский. Я так обрадовалась, потому что традиционный испанский мне бы тоже пришлось учить с нуля, а мой родной язык в списке изучаемых языков найти сложнее, чем даже китайский.
Хару улыбался. С ней было легко улыбаться. Они уже выходили из кафе, на них с любопытством оглядывались. Наверное, многие вообще недоумевали, как это два гайдзина так хорошо по-японски говорят.
— А какой твой родной язык? — спросил он, открывая перед ней дверь.
— Угадай! — снова засмеялась Мари. — Намекну: там холодно зимой.
Хару задумался:
— Что-то скандинавское?
И снова смех. Она много смеялась и настолько заразительно, что Хару всегда смеялся ей в ответ. Для него это было крайне нетипичное поведение, ведь обычно он серьезен, как главный герой романтической дорамы. Мацуо постоянно шутит на эту тему.
— Я из России! — призналась она. — Переехали с семьей, когда мне было девять, я почти не говорила по-английски. А сейчас свой родной язык знаю хуже, чем японский.
Хару замер. Мари прошла вперед какое-то время, прежде чем заметила это. Она развернулась и обеспокоенно спросила:
— Что-то случилось?
— Мари Дэнко — это псевдоним?
— Ну да. Только я и в паспорте изменила уже. Моя настоящая фамилия — Дьяченко — латиницей выглядит как заклинание для призыва демона, да и произнести ее правильно удается не всем… А мое имя часто произносили. Я решила поменять фамилию и не мучить себя и людей. А что?
— И зовут тебя Марина, — добавил Хару по-русски.
Мари тоже застыла напротив него, но уже через пару секунд схватила за руку и затащила в узкий проулок между домов. Здесь было довольно темно, но освещение с главной улицы позволяло все хорошо рассмотреть. Мари задрала футболку до самого лифчика, демонстрируя несколько иероглифов чуть пониже груди. Его имя. Неведомая загадочная Марина свалилась на него настолько неожиданно, что он даже не знал что сказать. Только коснулся пальцами букв, напрочь забыв о последствиях. Если соулмейт прикасается к метке, это всегда приятно. Мари охнула и Хару едва успел ее поймать, прежде чем она упала от внезапных ощущений. Девушка схватила его за плечо, задевая теперь уже его метку, и Хару привалился спиной к кирпичной стене, крепко прижав девушку к себе.
— Я думала, Харука — это женское имя, — тихо произнесла Мари. — Морально готовилась уйти в лесбиянки.
Хару засмеялся, снова недобрым словом вспоминая собственных родителей. Мало он в детстве с именем мучился, так еще и долгожданная Марина искала в Японии девочку.
— Так обычно главных героинь в аниме зовут, — продолжала шептать Мари, щекоча его дыханием. — И иероглифы узнала, когда статью про аниме на японском читала.
— Ты держишь руку на моей метке, к слову, — вместо ответа произнес Хару. — И остатки моего японского воспитания сейчас закончатся.
Мари убрала руку с плеча, снова засмеявшись. Он был выше ее на целую голову, а она еще и подняла взгляд, смотря на него снизу вверх. Глаза в полумраке проулка казались черными.
— Я думала, будет обычная японская девочка, в меру страшненькая, совсем не как в аниме. А мне достался японский секс-символ, да еще и парень.
Хару не ответил. Остатки его японского воспитания испарились без следа, и он просто поцеловал ее. Целовались они долго. А потом пошли к нему. Никакого секса, просто проговорили до самого утра. В четыре руки чесали пузо разомлевшего Ленина, снова целовались, говорили о прошлом, и снова целовались. У Хару болели мышцы лица. Он никогда в своей жизни столько не смеялся и столько не целовался.
Мари ходила около стеллажа, что огораживал спальную зону от гостиной, и с недоумением рассматривала русскоязычные книги. Толстой, Достоевский, Пушкин, рядом братья Стругацкие и Виктор Пелевин.
— Я из всего этого читала только Мастера и Маргариту, и то на английском, — хихикнула Мари.
Они говорили по-японски. Хару улыбался. Как иронично: он всю жизнь ждал русскую Марину, а приехала американка Мари. Кажется, разницы менталитетов избежать не получится, да и вареники он явно будет делать получше своей русской суженой. И собаку стоило назвать, наверное, Линкольном, а не Лениным. И взамен русского рока слушать американский хип-хоп. Ирония была и в том, что он нашел ее, когда не искал. Медали зарабатывал, в рекламе снимался, интервью давал. Все делал, чтобы она его заметила. А нашел свою Марину, когда шел по Токио. Случайно. Неожиданно.
***
Со следующей олимпиады он привез золото, все же вырвав победу у ненавистного австралийца. И даже мировой рекорд установил. Как он мог быть вторым, если Мари сидела на трибунах и смотрела на него?
Он учил ее русскому. Смеялся каждый раз, осознавая комедию положений: японец учит русскую говорить по-русски. Мари научилась жарить пирожки с капустой, которые им обоим есть было нельзя.
Мари ставила хореографию японским и корейским поп-идолам. Их теперь уже общий пес Ленин унаследовал русский характер: лез купаться в фонтаны, гонялся за голубями и протяжно выл, если оставить его одного. Из них троих он был действительно самым русским.
Хару шептал Мари нежности по-русски, она учила его английскому сленгу. Иногда говорили на такой смеси трех языков, что любой посторонний не понимал ни слова из их речи. Мари не умела варить борщ, не читала русскую классику, не умела шутить по-русски… Она не походила на тот образ, что Хару себе нарисовал. Но она смотрела на него с трибун и заставляла смеяться каждый день. Он любил ее. Но не уставал удивляться превратностям судьбы.
* Строки эпиграфа взяты из песни Noize MC — Мое море. Слушать ее не заставляю, но можете прочесть слова. Тоже, в некотором роде, в стиле соулмейтов.
https://www.gl5.ru/noize-mc-moe-more.html
========== Мир прекрасен с тобой ==========
I see trees of green… red roses too
I see em bloom… for me and for you
And I think to myself… what a wonderful world…
Алиса так и не стала нейрохирургом. И виновником этого, без сомнения, был Сергей Михайлович. Если бы не его лекции, Алиса никогда бы не заинтересовалась феноменом соулмейтов с точки зрения медицины. Сейчас бы уже оперировала вовсю, воевала с шовинистически настроенными коллегами и пыталась выбить у главврача новое оборудование. Наверное. Со временем прошлая мечта казалась все нелепее. Какая нейрохирургия, когда у Алисы в подчинении исследовательский центр, у нее лекции по всему миру и спонсоры снабжают всем необходимым по первому требованию. И Сергея Михайловича винить в этом низко. Его уже два года как нет в живых.
Но та лекция — первая, ознакомительная — навсегда покорила сердце Алисы. Она слушала старого профессора словно пятилетняя девчонка, а не третьекурсница медвуза. Он говорил о метках, о нервных импульсах, о схожести мозговой активности нареченных, о специфике отрицания и принятия метки. И говорил настолько увлеченно, давал примеры из жизни, вдохновлял историями… Однокурсники Алисы потом еще несколько дней говорили только о той лекции.
Метки к этому времени были у всех, только не все их показывали. Алиса стеснялась, врала. Метка у нее появилась только в конце третьего курса, и именно тогда она заявилась к Сергею Михайловичу за советом. Хотя какой там совет? Ей просто было очень страшно. Хотелось то встать в позу и орать «не нужен мне этот Данила», то бегать по улицам и спрашивать у любого парня — не Данила ли он.
Сергей Михайлович заведовал небольшим исследовательским центром. Алиса начала там подрабатывать почти сразу. Работала с интересом, с удовольствием, буквально жила своими исследованиями. Впоследствии именно они и стали основой для расширения дела Сергея Михайловича. Алиса изучала «проблемные» метки.
Метка могла появиться в любом возрасте. Было несколько случаев у практически новорожденных младенцев, появлялись имена суженых и после сорока лет. До того, как соулмейты встретятся лично, метка ничем не отличалась от обычной татуировки. Жутко больно при появлении, ноет еще пару дней, а потом обычный нательный рисунок. После происходит активация, и суженые вынуждены либо страдать, либо жить долго и счастливо. И далеко не все были согласны на последний вариант. Чаще всего причиной проблем считались однополые отношения. Женщины еще как-то договаривались, а вот мужчины, особенно русские, вставали в позу и идти на контакт с «педиком» отказывались.
Сергей Михайлович как раз был таким несчастным. У него черные буквы чуть повыше локтя, и имя это однозначно мужское. Алиса никогда не видела этого мужчину, но мстительно желала ему страдать. Главная проблема «активированной» метки — болезненность измен. Занятия сексом с посторонним требуют изрядной доли обезболивающего. А если соулмейты попадаются настолько упрямые, что даже разговаривать друг с другом не хотят, то пусть привыкают к бессоннице, головной боли, слабому иммунитету и еще куче мелких проблем со здоровьем. Сергей Михайлович гомофобом точно не был. Им был, по всей видимости, его соулмейт. Хотя Алиса не спрашивала.