Шейла глубоко вздохнула. Если б она писала сценарий этого разговора, если б его писал Бромхед, едва ли они смогли бы предположить более удачный вариант.
Сидя в машине, Бромхед решил, что получил все необходимое. Щелкнул выключателем, завел мотор, трижды нажал на клаксон и поехал в «Плаза-Бич».
Услышав три гудка, Шейла встала. Первая часть сегодняшней операции успешно завершилась, пришла пора переходить ко второй, более сложной.
— Я голодна. Давай перекусим.
Шейла взяла пластиковый пакет, достала из него два аккуратных свертка.
Паттерсон молча наблюдал за ней. На душе у него было тревожно. Женщина эта внезапно стала бесстрастной, как статуя. И уже не верилось, что час назад она извивалась и стонала под ним, вскрикивая от удовольствия, а ее ногти впивались ему в спину.
Однако если она проголодалась… Времени у них предостаточно. Он взглянул на часы: без четверти восемь… Сначала поесть, потом потрахаться. Неплохая идея. Внезапно он почувствовал, что голоден как волк.
Шейла тем временем достала из холодильника бутылку «Шабли», которую привез Паттерсон. Пробку он выдернул заранее. Разлила вино по бокалам.
Паттерсон все еще лежал, следя за ней взглядом, сожалея лишь о том, что она все еще в халате.
— Сними его, Шейла, — попросил он. — Я хочу посмотреть на тебя.
— Потом. — Она развернула свертки, один протянула Паттерсону, второй, сев на краешек кровати, положила себе на колени. — Крис… ты видел завещание миссис Морели-Джонсон? — Она впилась зубами в сандвич с копченой семгой. — Тебе известна ее последняя воля… так это называется, не правда ли?
Он уже потянулся к сандвичу, но его рука зависла на полпути.
— Завещание? А чего ты о нем вспомнила?
— Я задала тебе простой вопрос. Неужели тебе трудно дать мне простой ответ, да или нет?
О Боже, как она отдалилась от него. Только тут Паттерсон осознал, что лежит совершенно голый. Чуть подвинулся, натянул на себя простыню. Интуитивно он уже понял, что любовных ласк сегодня больше не будет.
— Мне ничего не известно о ее завещании. Почему ты спрашиваешь?
— Деньги для тебя что-то да значат?
Паттерсон начал сердиться, ответил резко, отрывисто:
— Конечно, значат… а для тебя нет?
— Для меня тоже, — спокойно ответила Шейла. — Тогда тебе следует знать, что записано в ее завещании.
Лицо Паттерсона закаменело. Нелегко как-то говорить об этом, лежа на кровати голым. Он сел, прикрывшись до пояса простыней, пристально посмотрел на Шейлу.
Та спокойно ела сандвич, словно и не видела в происходящем ничего необычного.
— Шейла… к чему ты клонишь?
— Так ты не знаешь, что она оставляет кучу денег?
— Мне? — Паттерсон весь напрягся. — Кучу денег? Откуда тебе это известно?
Шейла доела один сандвич и принялась за второй.
— Она мне сказала.
— Сказала, что оставляет мне деньги? — Паттерсон не мог в это поверить. Шейла прожила у старушки лишь восемь дней. Старушка даже не намекала, что упомянула его в своем завещании… с какой стати говорить об этом новой компаньонке?
— Ты уверена, что узнала об этом от нее, Шейла?
— Иначе я не стала бы говорить об этом тебе. — Ее глаза подернулись туманом. — Или ты мне не веришь?
— Честно говоря… нет! — Теперь он знал наверняка, что на кровати делать ему больше нечего. Захотелось одеться. Голым он чувствовал себя не в своей тарелке. — Подожди минуту.
Завернувшись в простыню, Паттерсон схватил рубашку, трусы, брюки и скрылся в ванной.
Шейла отпила «Шабли», доела второй сандвич. Теперь, напомнила она себе, требуется предельная осторожность. Рыбка только клюнула, и она должна точно определить, когда будет проглочен и крючок.
Паттерсон вернулся из ванной. Сел на кровать, надел носки, туфли. Шейла молча наблюдала за ним.
— Ты не голоден, Крис? — спросила она, когда он завязал галстук и надел пиджак. — Сандвичи изумительные.
Он подозрительно взглянул на нее:
— Ты это серьезно? Она действительно сказала тебе, что оставляет мне много денег?
Шейла кивнула:
— Если ты мне не веришь… чего волноваться? Подожди, пока она умрет, и все узнаешь сам.
Паттерсон продолжал смотреть на нее, а в голове теснились мысли. Он, естественно, надеялся, что миссис Морели-Джонсон упомянет его в завещании. Оставит тысяч десять долларов. Но что значит — куча денег? У старушки пять миллионов. Они прекрасно ладили, так что она могла оставить ему и побольше. А деньги ему ой как нужны. Он бы оставил банк и стал независимым брокером. Именно начального капитала у него и не было…
— Неужели и вправду она так сказала? — Его голос дрогнул.
— Загляни в ее завещание. Тогда тебе не придется спрашивать меня, — спокойно ответила Шейла.
— В ее завещание? Это невозможно! Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Оно хранится в правовом отделе. Я не могу заглянуть в него.
Шейла допила вино.
— Ты не веришь мне и не можешь заглянуть в завещание… Тогда не остается ничего другого, как ждать, не так ли?
Паттерсона прошиб пот. Теперь-то он знал, что не успокоится, пока не докопается до истины.
— И что она тебе сказала?
— После ее смерти ты будешь получать каждый год по сто тысяч долларов.
Паттерсон шумно выдохнул, пальцы его сжались в кулаки.
Невероятно! Целое состояние! Шейла, должно быть, ошиблась.
— Постой, Шейла. Ты, наверное, хотела сказать десять тысяч, не правда ли? Каждый год по десять тысяч?
Рыбка на крючке, с облегчением подумала Шейла.
— Нет, Крис. Я не ошиблась. Сто тысяч долларов… Это куча денег, не так ли? Ты, я полагаю, доволен. — Она встала, скинула с плеч халат и голая пошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Паттерсон даже не посмотрел на нее. Он сидел, уставившись в ковер, думая совсем о другом. О Боже! Если это правда! Сто тысяч долларов ежегодно! Да он бросит эту чертову работу! Будет путешествовать! А какие у него будут машины! Ну и поразвлечется же он! Лондон! Париж! Рим! Везде его встретят с распростертыми объятиями!
Легкое похлопывание по плечу вырвало Паттерсона из мира грез. Шейла уже оделась.
— Ты не голоден? Ты ничего не ел. — Теперь она видела, чем отличаются Паттерсон и Джеральд. Если второй глуп, то первый — жаден.
Паттерсон встал.
— Шейла! Ты должна понять… для меня это важно. Ты ничего не путаешь? Она действительно сказала тебе об этом?
Не отвечая, Шейла двинулась к столику у кровати, отлепила микрофон, положила его в коробочку, ту — в сумку. Паттерсон, занятый своими мыслями, не заметил этих манипуляций.
— Пожалуйста, поедем в отель. — И Шейла направилась к двери.
Пока Паттерсон расплачивался, она сидела в машине. Он сел за руль, еще не придя в себя. Усмехнувшись, Шейла отметила, что он даже не попросил ее задержаться подольше. Наверное, решила она, когда «Уилд Кэт» вырвался на автостраду, деньги для мужчины важнее секса. Мужчины — прагматики. Любовные утехи преходящи, деньги, если ими с толком распорядиться, остаются до самой смерти.
— Почему она сказала тебе об этом? — спросил Паттерсон, когда они свернули на Приморский бульвар. — Вот этого я понять не могу. С чего бы это?
— Почему женщины поверяют друг другу свои тайны? Возможно, они не так уверены в себе, как мужчины… даже старые женщины. Они говорят. Делятся самым сокровенным. Может, она радовалась тому, что обеспечила твое будущее. Она сказала, что благодаря тебе жизнь ее стала ярче.
С этим Паттерсон мог согласиться.
— Но почему она сказала тебе?
Шейла нетерпеливо взмахнула рукой.
— Ну и зануда ты, Крис. Я пересказала тебе ее слова. С какой стати мне врать? Прочти ее завещание и убедись сам.
Прочесть завещание? Оно в правовом отделе банка. Начальник отдела — Ирвинг Феллоуз. Отношения с ним у Паттерсона не сложились. Феллоуз женат, у него двое детей, интересы его в корне разнятся с интересами Паттерсона. Частенько Паттерсон кожей чувствовал, что этот худосочный, вечно угрюмый юрист относится к нему крайне неодобрительно. Чтобы прочитать завещание, он должен получить письменное разрешение от миссис Морели-Джонсон… Завещания ему не видать как своих ушей.
— Это невозможно.
— Тогда удовольствуйся тем, что я говорю тебе правду.
А действительно, чего ему еще надо, подумал Паттерсон. Зачем ей лгать? Сто тысяч долларов ежегодно! Он бы в это поверил, если б слова Шейлы подтвердил Эб Уэйдман, адвокат старушки. Впрочем, он готов поверить и теперь. Не ясно только, почему старушка сказала об этом новой компаньонке? Старушка, правда, немного с приветом. Может, она пооткровенничала с Шейлой, чтобы похвастаться? Кто знает, как работает голова у богатых старушек, да еще начинающих выживать из ума?
Паттерсон затормозил у отеля «Великолепный». С трудом перестал думать о деньгах и перегнулся через Шейлу, открывая дверцу.
Шейла ступила на тротуар.
— Все было чудесно. Спасибо тебе, Крис.
Паттерсону удалось улыбнуться, хотя мысли о деньгах неотступно преследовали его.
— Лучше и не придумаешь. До следующего воскресенья?
— Да… Я с удовольствием. — Она достала из сумки коробочку с микрофоном и протянула ее Паттерсону. — На память тебе, Крис, об этом чудесном вечере.
Повернулась и быстрым шагом пошла по ярко освещенному бульвару к отелю «Плаза-Бич».
Следующим утром Паттерсон вошел в кабинет, когда Вера Кросс раскладывала на его столе почту.
До четырех часов он ворочался в постели, думая над тем, что сказала ему Шейла, отказываясь верить, что это правда. Понял, что не уснет без таблетки, принял две и проспал. Он так торопился успеть в банк вовремя, что надел костюм, который снял вечером, наплевав на то, что в банке кое-кто удивленно изогнет бровь, увидев его в выходном наряде. Даже не сварив себе кофе и превысив допустимую скорость, — к счастью, полиция не остановила его, — Паттерсон опоздал на десять минут.
— О, о! — шутливо заохала Вера. — Кто-то у нас провел бурный уик-энд.
— Не нужно паясничать. — Паттерсон уселся за стол. — Я опоздал… ничего особенного… есть что-нибудь серьезное?
Удивленная его тоном, Вера похлопала рукой по правой стопке:
— Все здесь. Если хотите, я разберусь с остальными сама.
— Разберитесь. — Нетвердой рукой Паттерсон достал сигарету, закурил. — И принесите мне чашечку кофе, пожалуйста. Кто-нибудь записан ко мне на сегодня?
— В десять часов придет мистер Коуэн. В четверть двенадцатого — миссис Лэмпсон, — ответила Вера. — Утреннего заседания сегодня нет.
— Сам знаю! — отрезал Паттерсон. — По понедельникам правление не собирается.
За его спиной Вера закатила глаза. Кто-то крепко его раскочегарил, подумала она. И в то же время, судя по всему, он не остался без сладенького. Ох уж эти мужчины! Она пожала плечами:
— Разумеется, мистер Паттерсон.
— Достаточно, — прорычал Паттерсон. — Не вижу здесь ничего смешного.
Паттерсон потер плохо выбритый подбородок. Глянул на себя в зеркало и скорчил гримасу. О Господи! Ну и рожа же у него. Хорошо, что сегодня нет заседания правления. Он взглянул на стопку писем и негромко выругался. Что же это за жизнь. Беспросветное рабство. Такая мысль ранее просто не могла прийти ему в голову. Но ведь до вчерашнего вечера он не знал, что миссис Морели-Джонсон отписала ему сто тысяч в год.
Паттерсон затушил окурок и тут же потянулся за второй сигаретой. Рука его нащупала коробочку, полученную от Шейлы.
Вчера после ее ухода он открыл коробочку, но при тусклом уличном освещении ему показалось, что в ней лежит большая черная пуговица. И, занятый другими мыслями, он убрал ее в карман. Сегодня он рассмотрел пуговицу более внимательно, но так и не понял, что же это такое. Достал пуговицу из коробки. Оказалось, что на ее тыльной стороне имеется присоска. Что же это такое, черт побери, раздраженно подумал Паттерсон, но тут Вера принесла кофе, он положил пуговицу на стол и забыл о ней.
После кофе настроение у него улучшилось. Он позвал Веру и начал диктовать ответы. Час спустя разделался с почтой, отпустил секретаря и, откинувшись на спинку кресла, уставился в потолок. Если старушка действительно обеспечила его на всю жизнь, он мог строить долгосрочные планы. Ей семьдесят восемь. Конечно, она могла протянуть еще девять лет, но это казалось маловероятным. Допустим, она проживет шесть, ему к тому времени стукнет тридцать девять лет. Много ли людей имеет возможность в таком возрасте бросить работу и уйти на покой, располагая сотней тысяч долларов в год? Что ж, шесть лет не такой уж долгий срок. Он достал носовой платок и вытер вспотевшие ладони. Если б только он знал наверняка!
Для того чтобы знать наверняка, он должен прочесть завещание. Это невозможно, сказал он Шейле. Так ли это? Паттерсон задумался. Правовой отдел, возглавляемый Ирвингом Феллоузом, не выдаст завещание без разрешения, подписанного миссис Морели-Джонсон. А так ли сложно добыть такое указание? Он закурил, поднялся, прошелся по кабинету.
Старушка наполовину слепа. Она подписывала любую сумму, которую он клал перед ней. Если подложить разрешение среди документов, касающихся покупки и продажи акций различных компаний, он получит нужную подпись.
Феллоуз?
Паттерсон вернулся к столу и сел.
Феллоуз, конечно, может заартачиться, но если он скажет, что старушка хочет пересмотреть завещание, и предъявит разрешение… Чем тот сможет обосновать отказ выдать завещание?
Вновь Паттерсон вытер руки носовым платком. А если он засветится? Если старушка пожелает узнать, что она подписывает? Он должен иметь наготове ответ… Без этого никак нельзя. Там он скорее всего вывернется, но, допустим, Феллоуз позвонит ей и спросит, просила ли она Паттерсона привезти ей завещание. Этот сукин сын способен и на такое. За подобным звонком неминуемо последует разбирательство. При мысли об этом по телу Паттерсона пробежала дрожь. Он лишится работы… И не получит от миссис Морели-Джонсон ни гроша.
Нет, только не это! Лучше уж ждать. Он еще молод. Главное для него — не наделать глупостей и не рисковать. Работая в банке, следует проявлять предельную осмотрительность. Один неверный шаг… и тебя вышибут.
И все-таки не давала покоя мысль, не может же он пребывать в неопределенности. Жить под дамокловым мечом до самой смерти старушки. А если та протянет еще десять лет? Черт побери! Да она может пережить и его!
Раздался стук в дверь, и в кабинет заглянула Вера.
— Мистер Коуэн, — объявила она.
Неимоверным усилием воли Паттерсон переключился на текущие дела и встал, чтобы встретить важного клиента.
Берни Коуэну принадлежали процветающий супермаркет, парк развлечений и воднолыжная школа. У него всегда водились наличные, и он постоянно покупал на них акции разных компаний, рассчитывая на быструю прибыль. Основной его капитал состоял из государственных ценных бумаг, дающих не слишком большой, но надежный доход. Свободными же деньгами он мог и рискнуть, играя на бирже.
Лысеющий низенький толстячок, Коуэн всегда улыбался и не расставался с длинной сигарой. Как-то он охарактеризовал свое пристрастие: «Если величайший человек нашего столетия курил сигары, почему это не дозволено мне?»
Коуэн плюхнулся в кресло перед столом и воззрился на Паттерсона.
— Святой Моисей! — воскликнул он. — Ну и уик-энд вы провели! Что она с вами делала?
Паттерсон, однако, не настроился на веселую волну.
— С чем вы пришли, Берни? — чуть резче, чем следовало, ответил он. — У меня очень много работы, поэтому давайте перейдем к делу.
Коуэн вытащил изо рта сигару, посмотрел на нее, наклонился вперед, стряхнул пепел в пепельницу на столе Паттерсона.
— Так, значит? Дамочка вас разочаровала? Такое у меня случалось. Один раз, помнится…
— С чем вы пришли, Берни? — повторил Паттерсон, взяв в руку золотой карандаш.
Коуэн ухмыльнулся:
— У вас ужасное настроение, Крис.
— Со мной все в порядке… С чем вы пришли?
Коуэн, смирившись, пожал толстыми плечами. Похоже, сегодня побалагурить не удастся. Что ж, перейдем к делу.
— Что вы думаете об «Ауто-Сэм-корп.»?
Паттерсон ответил без запинки: