Казалось, отец был бы даже рад, если бы она не понравилась высокому гостю.
Но на другой день Ка-Нейт сама проснулась очень рано. Мерит-Хатхор, спавшая рядом на тюфяке, тоже проснулась и села, как только госпожа подняла голову.
- Госпожа?
- Мать не даст мне своих служанок, чтобы приготовить меня, - шепотом сказала Ка-Нейт. – Помоги мне. Ты искусная… служанка, Мерит-Хатхор.
Она запнулась, глядя на невозмутимую Мерит-Хатхор.
- Ты не обиделась на это слово?
- Я твоя служанка, госпожа. Это не изменится, как бы добра ты ни была ко мне, - сказала Мерит-Хатхор. – Все должны быть на своих местах.
Ка-Нейт улыбнулась.
- В твоих словах мудрость.
Она поднялась.
- Пойдем сперва в купальню, пока она пуста.
Когда Ка-Нейт со своей наперсницей возвращались из купальни, они столкнулись с Джедефптахом. Он окинул обеих женщин быстрым сердитым взглядом и прошел мимо, едва не толкнув дочь плечом.
Девушка поплотнее завернулась в широкое белое полотно и оглянулась на господина дома, закусив губу.
- Отец сердит. Он испуган, мне очень жаль его, - сказала Ка-Нейт.
- Наши дела всегда огорчают сердца, - ответила Мерит-Хатхор.
- Ты думаешь так? – с удивлением и грустью спросила Ка-Нейт. – Разве нельзя делать так, чтобы ничьи сердца не огорчались?
- Нельзя, - сказала Мерит-Хатхор с глубокой убежденностью.
- Можно только сделать так, чтобы огорченных было мало, - сказала она.
Ка-Нейт кивнула с задумчивой грустью.
- Должно быть, ты сказала правду, как всегда. Ты мудра как сама Маат.
Она пошла впереди, склонив голову; Мерит-Хатхор любовалась ее легкой походкой и красотой стана. “Жрец Амона должен быть достоин такого дара”, - подумала женщина.
Ка-Нейт попросила ее выбрать для нее наряд и украшения. Мерит-Хатхор была польщена этой просьбой, хотя и знала, что у нее безошибочный вкус.
Она выбрала для госпожи тонкое синее платье, расшитое жемчугом, и синий лазуритовый браслет. Такие дорогие вещи надевались только дома.
- А ожерелье? Пояс? – спросила Ка-Нейт, в тревоге взявшись за шею.
Мерит-Хатхор покачала головой.
- Простое серебряное ожерелье, и этого будет довольно, госпожа. Украшения не должны скрывать тебя. Ты главная драгоценность.
Ка-Нейт вспыхнула и прикрылась руками.
- Ты смутила меня…
Она нарядилась, а потом Мерит-Хатхор быстро и искусно подвела ей черной краской глаза. – Этого довольно, - сказала она. – Волосы заплетать не нужно.
Она отступила, улыбаясь.
- Кто бы ни явился к тебе сегодня, самый знатный вельможа, он преклонится перед тобою в восхищении.
- Не говори так, - сказала Ка-Нейт. – Не превозноси меня.
Но она взяла со столика медное зеркальце и улыбнулась, зарумянилась, увидев свой образ.
- Ты искуснейшая из помощников, - сказала она Мерит-Хатхор.
Мерит-Хатхор молча поклонилась.
- Теперь тебе следует выйти к родителям, - сказала она. – Не тревожь их своим отсутствием.
Ка-Нейт кивнула и с улыбкой поднялась с кресла. Она направилась к дверям, но у самых дверей остановилась и пошатнулась, схватившись за косяк.
Оглянулась на Мерит-Хатхор – она была бледна.
Потом шагнула за порог, словно навстречу страшному.
Джедефптаха не было, но Нофрет оказалась в своих комнатах. Она едва не расплакалась при виде прекрасной дочери, крепко обняла ее и расцеловала.
- Не буду мять твою одежду и портить твою красоту, - сказала она, отпустив девушку. – Ты сегодня подобна самой Хатхор. Мне так горько расставаться с тобой!
- Расставаться? – с удивлением спросила Ка-Нейт. – Разве я ухожу от тебя, матушка?
- Ты уйдешь и не вернешься, - сдавленным голосом сказала Нофрет. – Я знаю, так бывает всегда. Тебе и нам на горе. Ты не хотела идти к Хорнахту… а к верховному жрецу? Ведь он стар?
- О нет, - пылко ответила Ка-Нейт; мать изумленно воззрилась на нее. – Великий господин Неб-Амон вовсе не стар, он в расцвете лет, он силен и прекрасен… Он как Осирис… Я люблю его…
Она замолчала, желая вернуть неосторожные слова, но было уже поздно.
- Любишь? – воскликнула мать. – Вот новости! Давно ли?
- Давно, - опустив голову, ответила Ка-Нейт; на щеках ее расцвел румянец, сделав ее еще краше. – Я люблю его и хочу принадлежать ему.
- О стовратный город*! – воскликнула мать. – В уме ли ты, дитя? Как ты могла… Ведь ты невеста!
- Я невеста, - сказала Ка-Нейт; она сжала губы и взглянула Нофрет в глаза. – Но не невеста Хорнахта. Мой отец не дал ему обещания.
Она положила руку на грудь.
- Вот то во мне, что говорит и обещает, - сказала девушка. – Мое сердце ответит за меня на суде Осириса. И оно отвечает за меня сейчас. Оно любит.
Нофрет покачала головой.
- Ты губишь нас!
Ка-Нейт опустилась на колени и прижала ее руку к губам.
- Я не желаю этого, не желала этого никогда, - сказала она. – Я хочу добра для нас всех.
Мать опустилась рядом на колени и крепко обняла ее.
- Всегда ли тот, кто желает добра, получает добро? – пробормотала она. – О дитя…
- Не бойся, - сказала Ка-Нейт.
***
Нофрет так и не решилась сказать мужу о признании дочери.
Но в обеденный час они все трое, в окружении слуг, стояли у ворот в ожидании гостя.
Богатая процессия показалась в конце улицы. Привратник Джаа, утративший обычную веселую уверенность, почти испуганный, распахнул ворота заранее.
К дому начальника мастерских двигались крытые носилки, которые тащили дюжие рабы-негры. Впереди носилок шли музыканты, ударявшие в тамбурины и потрясавшие систрами; по бокам их нарядные невозмутимые слуги… и стража. По сторонам и позади.
- Он боится, что на него здесь нападут? – пробормотал враждебный как никогда Джедефптах.
Нофрет схватила его за руку.
- Тише, муж мой!
Торжественно и размеренно двигалась процессия, точно это была храмовая церемония. Хозяева дома невольно посторонились, ожидая, что носилки вплывут в открытые ворота, не остановившись рядом. Но вот черные рабы замерли и опустили свою ношу.
Музыканты в последний раз ударили в тамбурины и тоже замерли. Застыла грозная стража.
Полог носилок заколыхался, и оттуда появился великий ясновидец.
Ка-Нейт в восхищении сжала руки.
Ее возлюбленный был сегодня поистине подобен Осирису. Золотистое одеяние ниспадало до земли. Тяжелое драгоценное ожерелье блестело на широкой смуглой груди, золотые запястья и перстни – на крупных красивых руках. Большие черные глаза, подведенные краской, смотрели пронзительно и властно, на полных губах была улыбка… такая, как на лицах богов, скрытых в нишах молелен.
Перед ним хотелось опуститься на колени.
Джедефптах не шелохнулся при приближении гостя и не произнес ни слова. Первый пророк Амона, как превосходящий его по положению, должен был заговорить первым.
Неб-Амон слегка наклонил голову; с губ его не сходила та же улыбка.
- Приветствую тебя, Джедефптах. Ты поистине благословен – обитать в таком прекрасном доме и иметь такую усладу для глаз.
Он смотрел на Ка-Нейт.
- Привет и тебе, - с усилием сказал Джедефптах. – Прошу тебя пройти в мой дом.
Слуги Джедефптаха остались размещать слуг Неб-Амона, а его стража… последовала за ним. Джежефптах замер, увидев такое оскорбление.
Неб-Амон с улыбкой взглянул на хозяина дома, потом на своих воинов.
- Останьтесь здесь, - приказал он. – Я в доме у друга, не так ли?
Джедефптаху осталось только склонить голову.
Он пошел впереди, а Ка-Нейт мать задержала до тех пор, пока хозяин и гость не прошли в дом. Чтобы верховный жрец не смотрел больше, чем положено, на то, что ему еще не принадлежит.
Однако в разукрашенную столовую пришлось пройти всем вместе.
Крепко держа за руку, госпожа дома посадила Ка-Нейт за столик рядом с собой. Так девушка оказалась прямо напротив пророка Амона.
Он смотрел на нее редко, но когда смотрел – будто огонь разливался у нее внутри.
Молчаливые слуги подали им умывальные чаши; гость и хозяева ополоснули пальцы, но никто из них так и не заговорил. Молчание стало настолько тягостным, что, казалось, проникло в их души… давило.
- Какая прохлада, - непринужденно сказал великий ясновидец; он улыбался небольшой любезной и ровной улыбкой, от которой у Джедефптаха переворачивались внутренности – так противно ему было это светское выражение, которое могло таить что угодно.
- Твой дом сохраняет прохладу лучше, чем мой, - сказал Неб-Амон, взглянув на хозяина. – Глиняные кирпичи – вот лучший материал.
- Лучше твоих дорогих камней? – вырвалось у Джедефптаха.
Жрец усмехнулся.
- Я скромен. Так строили в Та Кемет издревле, без иноземных образцов. Я очень рад оказаться в таком доме, как твой, достойный Джедефптах, и говорить с таким верным слугой его величества, как ты.
- Я убежден, что также говорю с верным слугой его величества, - сухо сказал Джедефптах.
- Истинно так, - сказал Неб-Амон.
А Джедефптах подумал, что невиданное возвышение храмов началось с овладения богатствами страны Нуб* и других стран. Жрецы овладели тем, что своей кровью добыли для них воины фараона.
Снова воцарилось мучительное молчание.
- Нравится ли тебе обед? – отважилась обратиться к Неб-Амону Нофрет.
Он как будто был полностью поглощен едой, но при первых звуках ее речи поднял глаза.
- У тебя искусные повара, госпожа Нофрет, - улыбаясь, сказал красивый гость. – Я хотел бы узнать, каким способом приготовлено это мясо. Оно отварено кусками с овощами, а после потушено в масле? Я угадал?
- Да, господин, - с неприятным чувством ответила Нофрет. Жрец был так безупречно любезен, что не к чему было придраться.
И никто из них не решился бы это сделать, как бы он себя ни вел.
- Будет ли мне позволено взглянуть на твой сад? – обратился Неб-Амон к хозяину. – То, что я вижу в окно, очень красиво, но отсюда видно немного.
- Разве за этим ты пришел? – не выдержал Джедефптах.
Неб-Амон как будто только этого и ждал.
- Ты удовлетворишь мое желание, господин Джедефптах? Я мечтаю поговорить с твоей прекрасной дочерью.
- Да, - сказал Джедефптах; он отвел глаза. – Хорошо.
Неб-Амон величественно поднялся.
Ка-Нейт сглотнула последний кусочек финика в меду и неловко встала. Нофрет смотрела на обоих со страхом.
- Ты позволишь нам выйти в сад для беседы? – спросил великий ясновидец, протягивая девушке руку. Он обращался к Джедефптаху, но смотрел только на Ка-Нейт.
- Да, - сказал Джедефптах.
Больше жрец не говорил с ним. Его пальцы коснулись пальцев Ка-Нейт, но он не взял ее за руку – пропустил вперед. Ка-Нейт проскользнула между столиков к выходу; он вышел следом.
Джедефптах и Нофрет переглянулись; хозяин дома хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Он ссутулился в кресле и прикрыл ладонью глаза.
***
Ка-Нейт, задыхаясь от волнения, вышла из дома, чувствуя за спиною жаркое присутствие будущего повелителя своей судьбы. Ему нельзя было не повиноваться… и хотелось повиноваться.
В саду Неб-Амон взял ее за руку.
- Прошу тебя, - прошептала девушка почти со слезами. Он такое творил с ней одним прикосновением, что это ее пугало.
Неб-Амон неспешно повернул ее к себе. Заглянул в глаза, наслаждаясь ее слезами любви. Она сама еще не понимала, что это страсть.
- Прошу тебя, - повторила Ка-Нейт. Он с улыбкой положил ей руки на плечи и привлек к себе; и приник губами к ее губам.
Прошла вечность.
- Я сгораю от нетерпения, - прошептал пророк Амона на ухо Ка-Нейт, поддерживая ослабевшую девушку в своих объятиях. – И ты… сгораешь, возлюбленная, я чувствую…
- Нельзя так говорить, - прошептала Ка-Нейт, плача от любви и стыда.
- Наше наслаждение угодно богам, - прошептал Неб-Амон, перехватывая ее безвольно повисшую руку и целуя в ладонь. – И наше соединение угодно богам. Ничего не бойся и не стыдись.
- Я не боюсь, - шепнула она, прижимаясь к нему, точно к отцу. Он задрожал от страсти.
Совладав с собой, отодвинул ее от себя и заглянул в глаза.
- Еще не время, Ка-Нейт… скоро. Сейчас мы вернемся в дом, и я заговорю с твоим отцом о нашем браке. Он даст свое согласие.
- Почему ты думаешь так? – спросила девушка.
Он улыбнулся.
Неб-Амон не думал – он знал.
- Возвращайся в дом, чтобы нам не идти вместе, - сказал он, и Ка-Нейт, бросив на него недоуменный взгляд, ушла.
Неб-Амон проводил ее горящим взглядом, сжав руку в кулак, так что перстни впились в ладонь. О, если бы она только знала, как он ее желал.
Глубоко вздохнув, он последовал за Ка-Нейт. Входя в дом, расправил плечи, и выражение неутоленной страсти сменила непроницаемая уверенная улыбка. Он сейчас заговорит с Джедефптахом, и все будет так, как он скажет.
Ка-Нейт, уже сидевшая на прежнем месте, взглянула на него почти с мольбой, и ее лицо залил румянец. Неб-Амон улыбнулся. Она будет принадлежать ему – совсем скоро.
Он сел на свое прежнее место, и хозяин вздрогнул от такого соседства, метнув на жреца полный тревоги и неприязни взгляд. Эти люди фараона плохо умели скрывать свои чувства.
- Вы поговорили? – спросил Джедефптах.
- Да, мой друг, - сказал жрец.
Густые брови Джедефптаха дернулись, и Неб-Амон чуть не рассмеялся – как плохо тот мог скрыть, что вовсе не считает его своим другом и не желает этого. И, однако же, этого никак нельзя было сказать.
- Ну и о чем же вы говорили? – неприязненно спросил начальник мастерских.
- О том, чего мы оба желаем, - сказал Неб-Амон. – Госпожа Ка-Нейт желает меня в мужья, а я желаю ее в жены. Что ты скажешь на это, господин Джедефптах?
Он откинулся в кресле; лицо приняло выражение холодной властности, только едва заметная улыбка сохранилась на губах.
- Что… Что скажу? – наконец сумел произнести Джедефптах. – Откуда тебе известно, что моя дочь желает… этого?
Он тяжело дышал.
- Твоя дочь сказала так, - ответил Неб-Амон.
Еще несколько таких ничтожных слов, чтобы отсрочить решение, и Джедефптах согласится. Неб-Амон будто видел его мысли.
Он много, много раз испытывал подобное. Но никогда не дожидался… столь сладостных решений.
- Ты в самом деле хочешь быть женой… господина Неб-Амона? – обратился Джедефптах к дочери, хватаясь за последнюю соломинку.
- Да, - сказала Ка-Нейт.
Джедефптах склонил голову; он сник в кресле, будто тяжелораненый. И дышал как тяжелораненый.
- Ты согласен, господин Джедефптах? – холодно спросил жрец.
- Да, - бросил Джедефптах, и тут же сжал челюсти, точно мстил своему рту за предательство. Но было уже поздно.
- Прекрасно, - сказал великий ясновидец. – Я очень рад. Когда назначить нашу свадьбу?
Джедефптах открыл рот, но Неб-Амон был не намерен отступать. Он теснил противника к пропасти и был не намерен опускать копье.
- Скоро, - бросил невпопад Джедефптах и тут же покраснел за свою неловкость.
- Прекрасно, - сказал жрец, чуть улыбаясь. – Когда именно? У тебя много забот, господин Джедефптах, и ты аккуратен со своим временем, не так ли?
- Через два дня отдыха на третий*, - сказал Джедефптах. – Через месяц.
* Др.-егип. “да будет”.
* Фивы.
* Нубия: “Нуб” - золото.
* Египетская неделя длилась одиннадцать дней: каждый одиннадцатый день был днем отдыха.
========== Глава 5 ==========
Тамит была дочерью одного из семдет – подданных храма Амона. Ее отец по-прежнему жил при храме.
Новое положение прислужницы при покоях господина – положение украшения дома – дало Тамит большую свободу, чем у прочих женщин дома: уборщиц, швей, поварих и прачек. У верховного жреца были еще личные слуги, но в их обязанности входило постоянно состоять при его комнатах. От женщины этого не требовалось.