15 июля
Настолько ничего не происходит, и это так приятно соответствует тому, чего я ждал от летнего отдыха, что даже не о чем рассказать. Зато недавно мне предложили поучаствовать в работе над хорошей книгой: написать к ней несколько небольших текстов. И я их написал. Они посвящены предметам, с которыми связаны не только воспоминания, но и целые куски жизни. Сегодня перечитал эти тексты и понял, что хочу их вам показать.
Есть предметы, которые не выдержали испытания на необходимость и безвозвратно ушли из повседневной жизни именно на нашем веку, у нас на глазах. Какие-то ушли или уехали на дачи или антресоли, на чердаки или подвалы и ждут только ремонта или переезда, чтобы быть выброшенными. Какие-то перебрались на блошиные рынки, в коллекции или антикварные лавки. Какие-то просто исчезли. Но главное – они выпали из повседневной жизни. А когда-то служили нескольким поколениям. Исчезли же при нас… Хотя некоторые ещё служат.
Это всё вещи, при встрече с которыми я возвращаюсь в точные временные, пространственные и даже чувственные координаты своего детства… вплоть до запахов…
Как только вижу старую мясорубку, которая прикручивается винтом к столу, я тут же вспоминаю тесную кухню, треть которой занимал мой дедушка в майке с лямками, крутивший её рукоятку. Я заворожённо смотрел, как из отверстий выползали червяки фарша… Мне нравилось начало процесса: уже пара кусков мяса исчезла в мясорубке, уже вовсю слышны чавканье и хруст, но фарш ещё не полез из круглых дырочек…
И вот, из двух отверстий, полезло, ещё… ещё… И пошло-поехало!
А как страшно было глянуть сверху туда, где железные волны ножа перемалывают мясо! Всегда представлялся попавший туда палец.
Помню также, как мне в первый раз дали мясорубку покрутить. Помню гордость и взрослость ощущений… Ну и запах, конечно…
Когда вижу старую готовальню в чёрном плоском потёртом футляре, вспоминается, как я маленький просыпался ночью и видел маму, склонённую над чертежом при свете лампы, тоже согнутой над работой.
Блестящие, таинственные штучки, лежащие каждая в своём углублении в строго определённых позах, были страшно притягательны и запретны. Я, конечно, добирался до готовальни и, конечно, не мог уложить их обратно как надо. Футляр не закрывался, и я боялся возвращения родителей. Сломанный рейсфедер мне всё ещё снится…
Любая коробка, коробочка или железная банка из-под чая или конфет монпасье… да хоть шкатулочка, наполненная пуговицами, сразу же напоминают мне ту тоску, которая сопровождала процесс перебирания пуговиц. Когда все были заняты и никому до меня не было дела, мне давали коробку с пуговицами, и я их перебирал… Я знал каждую в лицо… Большую перламутровую, маленькие красные, откуда-то взявшуюся пуговицу от формы железнодорожника, много разных… И любимую пуговку в виде ракушки.
Хорошо, что вантузы почти совсем не изменились. Отличная вещь! При помощи вантуза здорово можно было играть в автомобиль. Вантуз превосходно исполнял роль ручки коробки передач.
Самым страшным предметом был обогреватель со спиралью и круглым отражателем. Он дьявольски притягательно и адски страшно светился в темноте ночью, направленный на мою кроватку. Это был первый предмет, который внятно осознавался как смертельно опасный, хотя о смерти я тогда и не подозревал.
Когда я в свои 32 года навсегда покидал родной город Кемерово, мне пришлось продавать бабушкину квартиру. Я расставался с городом и уезжал без сожаления… Но когда раз и навсегда выходил из квартиры, где прошло детство и почти всё отрочество, оставляя в ней чужих людей… Я увидел косяк дверного проёма, ведущего в маленькую спальню, а на косяке – чёрточки и циферки. Карандашные чёрточки и выдавленные шариковой ручкой. Это были отметки моего роста… Бабушка и дед их не закрасили, обкрашивали во время ремонтов. Я задохнулся, спускаясь три этажа по лестнице, по которой тысячи раз поднимался и спускался. Вдохнуть удалось уже только на улице.
21 июля
Целую неделю на Лазурном берегу стоит крайне переменчивая, но в целом плохая погода. Налетел пресловутый мистраль, холодный ветер с гор, который и в прошлом, и в позапрошлом году приблизительно в это время портил настроение отдыхающим и заставлял подсчитывать убытки владельцев приморских ресторанчиков и платных пляжей. Мистраль разогнал белоснежные яхты по бухтам и укромным якорным стоянкам, сдул загорающих и купающихся из прибоя, засыпал дорожки и улицы хвоей и шишками с огромных деревьев и задул огонь буйной июльской жизни Французской Ривьеры.
Неделю назад вода в море была градусов 26. Сегодня – 18 °C. Редкие смельчаки или те, кто решил, что дорого заплатил за дорогу и проживание, а стало быть, не могут терять ни одного дня, всё же купаются. Но их единицы… И никто: ни владельцы многопалубных яхт, ни те, кто вальяжно подъезжает к пляжам на «Роллс-Ройсах», ни те, кто предпочитает истерично кричащие спортивные суперкары, ни прилетевшие сюда на собственных самолётах – ничего не смогут с этим поделать. Они не смогут ни на градус изменить направление вечного ветра и ни на единый градус Цельсия повысить температуру воды.
Лет шесть тому назад я невероятно остро и при этом внятно почувствовал и осознал, сколь невесомо и хрупко рукотворное устройство жизни, в незыблемости которого мы часто уверены… Это случилось в начале февраля, на фестивале в Ницце. Тогда я впервые оказался на Лазурном берегу зимой. Сыграл пару спектаклей и решил съездить в Канны, чтобы зимним днём увидеть то, что привык видеть в разгар летней жизни.
Погода была отвратительная: косой холодный дождь смешивался с брызгами мощных тёмных волн, совершенно серых, а не лазурных, как летом. Знаменитая набережная Круазетт была безлюдна. Я смог простоять под дождём не больше десяти минут и совершенно вымок. За это время мимо меня проползла одна-единственная ржавая машина, грузовичок с какими-то ящиками и хламом в кузове. Даже не верилось, что здесь в июле – августе клубилась толпа нарядно одетых людей, одна за одной подъезжали дорогие или очень дорогие машины, а гостиницы, цены в которых зашкаливали, были переполнены до середины сентября включительно. Не верилось, что под июньским солнцем здесь снова всё оживёт. И роскошь, богатство и квинтэссенция всего того, что мы называем буржуазным, потечёт сюда со всех уголков Европы и остального мира.
Как же владельцы всех этих гостиниц, ресторанов, пляжей и прочих услуг прогнозируют свои летние прибыли, за счёт которых и проживут оставшийся год? Владельцы прекрасных вилл, которыми усеяны холмы над морем, убеждены, что, поскольку у них дома и земли, которые будут только дорожать, их капитал удачно пристроен. Авиакомпании, которые на летнее время планируют дополнительные рейсы на Ниццу, а также повышение тарифов в направлении Лазурного берега, тоже ведут свои расчёты. Множество людей продумывают свой отдых. Фирмы, предоставляющие в прокат автомобили, мотороллеры и всё, что можно предоставить в прокат, готовятся к летнему сезону… И все в чём-то уверены, все чего-то ждут, все на что-то рассчитывают…
Я стоял тогда февральским днём на Круазетт и вдруг подумал… точнее – почти увидел, что, если море возьмёт и отойдёт всего на сто пятьдесят – двести метров дальше от набережной – всё это кажущееся незыблемым великолепие превратится в бессмысленную и обесцененную недвижимость. Или наоборот – море метров на сто выйдет из своих привычных границ – и тогда вообще крах! А что такое сто – двести метров в масштабах планеты? И уж тем более Вселенной?.. Или климат местный изменится, и средняя температура понизится градуса на три – пять или наоборот. А что такое три градуса в тех же самых масштабах? И тогда все эти прекрасные пальмы, платаны, дивные цветы либо замёрзнут, либо высохнут… И прекрасные дворцы, и бесконечно дорогая недвижимость, и виноградники – всё то, что кормит и прославляет целые династии… Всё пойдёт прахом… Увидел я всё это тогда и очень, очень остро ощутил.
Теперь мне забавно смотреть на нарочито расслабленные и абсолютно уверенные в себе и собственном могуществе лица людей, управляющих «Роллс-Ройсами» и «Бентли» или неспешно сходящих по трапу с борта собственной яхты, или тех, кто покупает себе очередной большой дорожный чемодан фирмы «Louis Vuitton», чтобы быть не хуже других в поездке на юг Франции.
Погода на ближайшую неделю ничего хорошего не обещает. Непросмотренных фильмов осталось немного, а непрочитанных книг вовсе не осталось. Попробую что-нибудь писать и осмысленно прожить оставшиеся восемь дней, которые мы планировали провести, загорая и купаясь. Как забавны мы в наших планах! (Улыбка.) Будем надеяться, что август в Калининграде выдастся погожим.
24 июля
Погода не то чтобы плохая, но и не хорошая. Море по-прежнему штормовое и холодное. Однако несмотря ни на что к следующим выходным народу на местном побережье удвоится. В это время как раз и надо отсюда бежать. Через неделю здесь будет не продохнуть, и русская речь перекроет музыку французских голосов.
Заезжал на вечерок в гости мой французский друг, коллега и неизменный переводчик Арно. Мы работаем с ним уже больше десяти лет. Он оказался неподалёку, на Авиньонском фестивале, где смотрел какие-то спектакли, и заехал повидаться.
Мы не виделись год, за это время он репетировал в двух театральных коллективах, правда, спектакли так и не вышли; заканчивает перевод моей пьесы «Дом», над которым работал больше года, и уже шестой год продолжает писать некую свою книгу. Несколько лет назад он получил наследство от дедушки, и это позволяет ему жить вот такой насыщенной жизнью. Да здравствует Франция! (Улыбка.)
Приехал на несколько дней и Денис Бургазлиев с дочерью Сашей. Ровно два года назад у нас были труднейшие ночные съёмки «Сатисфакции». Повспоминали съёмки, поплавали в бассейне, предварительно поставив на край бассейна бутылочку шампанского и пару бокалов: играли в буржуазию. Хохотали по этому поводу, понимая, что всё это, конечно, забавно и что нам чертовски понравилась эта игра. Как же сильно мы сдружились за те ночные сложнейшие съёмки! А теперь дружат и наши дочери.
На Первом канале пообещали, что наша картина пойдёт в «Закрытом показе» пятого августа. Будем надеяться, что эфир уже не перенесут.
Сильно хочется домой, соскучились. И хорошо, что впереди ещё целый август. При этом окончание здешнего отпуска ощущается как конец лета, а на самом-то деле совсем не конец, ещё даже не вечер.
31 июля
Сегодня вернулись домой. И это возвращение было столь долгим, мучительным, нервным и при всём при том дорогостоящим, что нахождение всего семейства дома мы воспринимаем, как хоть и затянувшийся, но хеппи-энд. Каким оно было и почему, расскажу в следующей записи. Сегодня нужно чуть усмирить переживания и структурировать впечатления.
Начало уходящей недели на Лазурном берегу было, в смысле погоды, совсем печальным. Понедельник начался дождём, переходящим в ливень, температура опустилась до +19 °C, в то время как Москва задыхалась от тридцатиградусной жары. Разговаривал с приятелями, находящимися в Москве, и мы завидовали друг другу. В понедельник стало ясно, что пора прощаться с летним отдыхом, завершать его и подводить итоги.
А итоги можно было подвести очень просто: весь месяц, открыв бутылку розового вина или шампанского, я бросал пробку в коробочку. Не подумайте, я откупоривал бутылки в основном ради разговора, но иногда, в сильную жару, пил розе как воду или как прохладный морской воздух. И вот, ближе к вечеру дождливого понедельника я вытряхнул эти пробки на стол, открыл последнюю для себя в этом сезоне бутылку розового и потихонечку выпил в течение часа, глядя на дождь и слушая его, понимая, что ничего хорошего этим летом на юге Франции для нас уже не будет. Если бы вы знали, насколько я был прав! Потому что со вторника начались злоключения, каких я никому не пожелаю… Кстати, розовое вино дороже 12 евро за бутылку я не покупал принципиально, а чаще всего брал вино за 6—10 евро. Можно было купить и существенно дороже, но в этом нет решительно никакого смысла. Розовое – оно и есть розовое… Это такая летняя вода.
Сегодня утром еду в город Балтийск: наступает последнее воскресенье июля, а это значит – День Военно-Морского Флота. Единственный праздник, который ощущаю своим профессиональным и который буду отмечать двадцать шестой раз. Правда, в Балтийск я поеду не один, на празднике должен быть и президент. Во всяком случае, самолёт, в котором мы летели из Москвы в Калининград, был переполнен журналистами и телеоператорами. Для них завтрашний праздник – очередное скучное мероприятие, на котором нужно снимать президента. Они попивали пиво, и от многих попахивало утренним перегаром. А бедные матросы, старшины и прочий личный состав Балтийского флота в Балтийске наверняка сегодняшнюю ночь не будут спать. Ребята до утра будут драить свои корабли, чистить пирсы, подкрашивать и подмазывать всё, что можно подкрасить, и то, что вовремя не успели подмазать.
Возьму на праздник свою бескозырку. Приятно среди моряков-балтийцев красоваться Тихоокеанской ленточкой. Всех, кто служил на флотах или у кого в семье есть военные моряки, поздравляю с этим хорошим праздником и последним июльским деньком!
10 августа
Не писал десять дней… Всего-то десять дней, а сегодня уже полное ощущение, что лето стремительно покатилось к осени. Ещё три дня назад мы купались в свежем, но по местным меркам довольно тёплом, а главное – ласковом Балтийском море. Штиль, солнышко и ощущение, будто всё это ещё долго продлится… Но уже льют холодные дожди, и зелень кажется уже не очень зелёной, а листья на каштанах начали ржаветь…
Три дня назад мне удалось прожить в моих ощущениях последний по-настоящему летний день. После моря, приятной летней дороги к пляжу и обратно, после беспечных, весёлых разговоров, музыки, коктейлей, после утомления солнцем, морским ветром… вечером я был на концерте Зуккеро. А перед самым концертом, то есть после хорошего летнего дня, пошёл первый почти осенний дождь.
И как только он пошёл, атмосфера в городе изменилась. Люди, шедшие на концерт, раскрыли зонты, в основном не цветные, нацепили ветровки и лёгкие плащи, а главное – как-то сгорбились. Стало грустно-грустно! А потом начался концерт – и все, кто хоть сколько-нибудь любит музыку, в ком отзываются мелодии, кто хоть в малейшей мере не чужд романтики, – все забыли про дождь и оказались в особом, исключительно музыкальном пространстве.
Раньше я не любил Зуккеро. Какой-то, как мне казалось, попсовый итальянец, автор нескольких очень известных песен, и всё. Хороший музыкант? Да, хороший. Но в Европе такой уровень музыкальной культуры и мастерства, что бессмысленно говорить об известных музыкантах, хорошие они или плохие. Зуккеро был даже не на периферии моих музыкальных интересов, а за её пределами. Но однажды во время гастролей 2008 года в Томске, после ужина, я засиделся в подвальчике под названием «Даун таун», где всегда звучит очень хорошая музыка. Посетителей практически не осталось. И вдруг на экране начался концерт Зуккеро в лондонском «Альберт-холле», состоявшийся в 2004 году. Мне с трудом удаётся смотреть концертные выступления, записанные на видео даже самыми лучшими мастерами таких записей, но в тот раз меня накрыло, и я не отрывался от экрана все два часа концерта.
Тогда я не ушёл из заведения до тех пор, пока не выпросил диск с записью только что просмотренного концерта. С тех пор я подарил знакомым и друзьям не один десяток дисков этого концерта, купленных мной в разных местах. Я заучил наизусть все номера. Думается, я запомнил даже партии бас-гитары и духовых. И вот в городе, в котором живу, среди людей, с которыми живу, я оказался на концерте, который знаю буквально по тактам. Мне показалось, я начал танцевать самый первый и уже на четвёртой или пятой песне танцевал у сцены прямо перед маэстро, почти один. Мне было совершенно всё равно, я был счастлив. А чуть позже меня поглотила толпа наконец-то разогревшихся и готовых к танцу людей.