– Есть! Плавник справа по борту! До трехсот батов!
И на палубе тут же успокоились. Теперь оставалось лишь ждать – как там поведет себя своевольная рыбина.
На счастье Каппы, акула явно не удовлетворилась вчерашним обедом и теперь целенаправленно шла в сторону приманки. Опустилась пониже, нарезала пару кругов над самым дном, после чего стремительно рванула вверх и вцепилась в мясо.
– Давай! – хором закричали матросы. Сидевшая на рычагах Перлита плавно отпустила педаль и начала все быстрее наматывать канат на барабан. Кран вздрогнул и заскрипел, чуть прогибаясь от рывков заарканенной рыбины. Только голова показалась из вспененной воды, как напряженно застывшие стрелки открыли огонь, щедро потчуя зубастого монстра гарпунами. И когда через пять минут поверженного противника аккуратно опустили на палубу, акула уже почти не шевелилась. Для страховки на нее набросили сеть и надежно принайтовали к палубе, чтобы передохнуть и потом уже проверить, что интересного найдется в чужих потрохах.
– “Рыбалка” закончена. Подъем свободен, – отгремели вниз сообщение. Оставалось дождаться, что ответит Каппа.
– Ну вот, твой грызгар пойман. Как поднимемся, можешь зубы себе на память взять, – водолаз перевел дух. Все же опасный хищник нервировал. Кому понравится машина для убийства, которая целенаправленно отслеживала пастуха и готова была схарчить и Каппу за компанию. А так – еды в сундучке осталось на день, не больше. И лучше бы закончить это приключение наверху, а не здесь, в чужом доме.
Но абориген не успел ничего ответить, как в домике появился еще один гость.
Высунувшаяся голова выпучила на человека глаза, затем хвостатый повернулся к раненому и зачирикал на своем языке. Переговоры длились достаточно долго, после чего визитер исчез, уступив место другому. Еще один тритон размерами был куда крупнее, сжимал в лапах коротки гарпун и был обряжен в подобие костюма из чешуи: эдакая кольчуга от горла до пяток. Полюбовавшись замершим Каппой, воин бросил несколько слов пастуху и вернулся обратно в воду.
– Меня забирать. Тебя возвращать. Ты ждать. Старший смотреть чагов. Старший решать и говорить. Ждать его наверху. Понимать?
– Да... Сам-то как, справишься?
– Да. Я будь хорошо.
– Ладно тогда. На, а то мы все твои палки потеряли, – Каппа отстегнул одни ножны и положил рядом с тритоном. – Если что, у меня наверху еще дыхательный аппарат есть. Могу еще разок спуститься. Только во второй раз лучше бы без приключений... У меня дары для твоих старших. У меня серьезный разговор.
Пастух достал нож, полюбовался тяжелым широким лезвием и ответил, повернув свои огромные глаза к человеку:
– Меня дождись. Старший что скажет – не уплывай. Я дома говорить с купцом. Одним купцом. Еще одним купцом. Много купцов... Если старший не хочет тебя, жди. Купцам будет интересно.
Чуть подавшись вперед тритон зашептал:
– Ты хороший водяной. Правильный. Ты не бросать. Ты как мы – дышать под водой. Ты – утративший хвост. Но ты почти родня... Я тебе тайну сказать. Только для тебя... Хорошая работа нам нужна. Если мы станем вашей деревне помогать, мы жить будем хорошо. Торговать. Охотникам защиту от грызгаров и акхов давать. Но про такое признаваться – плохо быть. Я лишь тебе сказать, кто мне вторую жизнь давать.
Осторожно пожав сухую лапу Каппа так же тихо ответил:
– Твоя тайна умрет со мной. Никто не узнает, что твоему народу нужно. Ты сказал, я услышал. Больше ни одна рыба в океане этого не узнает.
Натянув очки и пристроив зажим, водолаз несколько раз глубоко вздохнул, затем скользнул в проход. Как он помнил, здесь должно быть метров двенадцать, не глубже. Так что можно спокойно всплывать. И готовиться к будущим переговорам.
Тритоны сновали рядом с деревней, занимаясь наведением порядка. Подсаживали выдранные водоросли, убирали остатки недоеденных зубаток и угрей. Несколько раз вынырнули в стороне, понаблюдали, как команда разделывает убитую акулу. Один даже не поленился подплыть поближе и жестами показал, чтобы потроха не выбрасывали здесь же, а отплыли подальше. Поэтому Ностро отвел корабль на три мили в сторону, где уже начиналась глубина, вывалил остатки добычи за борт и заставил хорошенько отдраить палубу. Потом вернулись назад и встали на якорь чуть в стороне. Мало ли, вдруг посудина над головой тритонов беспокоит. И так уже дров наломали.
Старший появился ближе к вечеру. Зацепился за спущенный за борт трап и, быстро перебирая лапами, поднялся наверх. Там уже стоял под навесом широкий стул, небольшой столик с фруктами и горячий чайник, паривший отваром. Напротив пустого пока места устроились сам капитан и Каппа. Остальная команда держалась подальше, чтобы не нервировать гостя.
Тритон пропустил в дырку на стуле хвост, поерзал, устраиваясь поудобнее и замолк, пока хозяева не налили полную пиалу чая и не уложили на широкую тарелку перед ним разных угощений. Сунул в рот кусочек местной дыни, прожевал и удовлетворенно кивнул. Затем шумно выхлебал кипяток, протянул пустую посуду и снова замолк, прикрыв глаза.
– Слушать можно везде. Стучать в ответ на белом круге. Там ноги дома, они хорошо звук наружу передают. Мы всегда так разговариваем, если шторм снаружи и выходить не стоит...
– Отлично... Как там Таторе говорил? Все двойные в начале – группа сообщений о здоровье. Начнем с них...
***
– Говорят, ты часть камушков все же прижилил. Не захотел правильным людям проставиться.
– Я? Да меня как крысу сейчас по всем углам гоняют! Сидел бы я здесь, будь у меня камушки...
За прошедшие дни Сентадо превратился в свою бледную тень: черные круги под глазами, выпученные глаза, красные от постоянного недосыпания, вонючая одежда. Похоже, скоро бывшего матроса перестанут даже пускать на помойку ее обитатели. Слишком уж плохая слава тянется за убийцей. И пустые карманы никак не могут помочь решить гору навалившихся проблем.
– А кто же тогда камни хапнул? Ты ведь сам коробку всем показывал, клялся, что там и лежал куш.
– Да ушкуй проклятый, не иначе. Он камушки из моря поднял, он все рядом с капитаном крутился. Может он и прирезал, а хабар хапнул.
– Ладно тебе, не заливай. Про то, кто ножиком Анжо приласкал давно известно. А вот с камушками интересно. Говорят, мэр до сих пор по стенкам от радости бегает и золотом с продажи разбрасывается. Неужели хитрован-бродяга себе с такой добычи не оставил? А тебя – бортанул...
Бродяга разливает остатки бормотухи по щербатым стаканам и шепчет:
– Я так думаю, даже если ушкуй ничего себе на карман не оставил, то все равно поквитаться надо. Если он там с капитаном вась-вась общался и честного вора без добычи оставил, то ответить должен. Как положено... Ты как думаешь?
– А что мне думать? Ты меня знаешь, я всегда рад поквитаться. Только как?
– Да просто. Они как раз с рейса вернутся, премиальные получат. А по дороге из порта до его норы столько мест, где лишних свидетелей нет. Ты главное держи уши открытыми, а я пошлю человечка с весточкой, как их корыто пришвартуется. Ну а дальше ты постарайся. И если перед смертью чужак расскажет, куда камушки дел – то я помогу с продажей. И с купцами договорюсь, чтобы с Лортано вывезли... Как тебе тема?
Стукнув опустевшим стаканом о грязную столешницу Сентадо оскалился в ответ:
– Если камушки найду, половина тебе. Все, что с ушкуя сниму – мое.
– Договорились.
И бродяга достал вторую бутылку. Чтобы отметить будущую удачу и помянуть ушкуя, чью шкуру уже поделили.
***
Ранним утром Перлита успела переговорить с сидевшим в подводном убежище Каппой и теперь озадаченно чесала затылок:
– Я не поняла, что он хочет. Вроде как “рыбалка”, но при чем тут мы? Зачем эта рыбалка? К чему? Если мы опять начнем в воду что-нибудь сыпать, так снова зубатки набегут.
– Не-не, хватит с нас этой дряни. Глубина нормальная, водяной всплывет нормально. Но зубатки его порвут, если снова что напутаем, – Ностро вместе с боцманом разглядывали чужую деревню под ногами.
– Тогда о чем он?