– Я вот здесь живу, – показывает за деревья. – Два шага от реки. Соберемся здесь… ну, это, – щелкает по горлу. – И больше никуда не надо.
– У вас так хорошо… – говорит она.
– Да, – соглашается пацан. – Слышишь, а это у вас что?
– Ксивник, – говорит она.
Матвей говорит:
– Для документов. Чтобы паспорт не терять.
– Я думал – вы землю на шее носите. С родины.
– Кайф какой! – Она смеется. – Представляешь, Матвей – предъявлять ментам землю вместо документов!
Пацан поднимается, оглядывается на лестницу, потом на них.
– Земля – это лучший документ. Не смейся, я тебе точно говорю.
Постой.
Еще раз, то, что ты сказал. Ты действительно думаешь так? Подожди, не спеши, мне есть о чем тебя спросить!.. Но это он не говорит, это он думает, не отводя взгляд от ослепительной воды, а если пошевелиться, обязательно что-то сорвется, как рыба с крючка, звенящий хрусталь натянутой лески провиснет, и все. Пацан говорит: «Ладно, пойду я… к своим», она улыбается: «Пока! Счастливо!», пацан машет ему и ей рукой, поворачивается и идет на лестницу. А Матвей смотрит, смотрит на воду.
Потом он говорит:
– Ну что, встаем.
Она кивает, поднимается, и он поднимается, берет два рюкзака. «Куда сейчас?» – спрашивает она. «Здесь автомат должен быть, – говорит Матвей, – попробую еще раз позвонить».
Тутсе
Поздним летним утром экс-девятиклассница Анюта одевала перед старым обшарпанным зеркалом модные штаны.
Штаны были куплены матерью неделю назад в городе. Они были кооперативные, но об этом Анюта предпочитала не распространяться, и матери строго запретила.
На кармане лэйба, и сзади лэйба. И пуговицы фирмовые. И карманы на липучках. Ну, кто скажет, что не фирмá? Штанов таких не было ни у кого в деревне. Подружки восхищенно цокали языками, ревниво разглядывая Анюту. Некрасивая Лада, у которой сестра жила в городе, и она поэтому косила под городскую, сказала блатное слово: «Крутняк».
– Крутняк, – заявила Анюта в старое обшарпанное зеркало. И добавила, представляя, что перед подружками: – Фирма. Настоящая.
Потом она подошла к двери и выглянула в кухню.
Мать готовила завтрак. Анюта вернулась в комнату, подошла к комоду. Оглянувшись на дверь, она открыла ящик и достала румяна в маленькой круглой коробке. Мазнула пальцем, кинула румяна назад, подошла к зеркалу и, еще раз оглянувшись, быстро-быстро растерла по щекам.
Она улыбается, говорит «спасибо», пряча в карман четыре сигареты. Пацан говорит:
– Я вот здесь живу, – показывает за деревья. – Два шага от реки. Соберемся здесь… ну, это, – щелкает по горлу. – И больше никуда не надо.
– У вас так хорошо… – говорит она.
– Да, – соглашается пацан. – Слышишь, а это у вас что?
– Ксивник, – говорит она.
Матвей говорит:
– Для документов. Чтобы паспорт не терять.
– Я думал – вы землю на шее носите. С родины.
– Кайф какой! – Она смеется. – Представляешь, Матвей – предъявлять ментам землю вместо документов!
Пацан поднимается, оглядывается на лестницу, потом на них.
– Земля – это лучший документ. Не смейся, я тебе точно говорю.
Постой.
Еще раз, то, что ты сказал. Ты действительно думаешь так? Подожди, не спеши, мне есть о чем тебя спросить!.. Но это он не говорит, это он думает, не отводя взгляд от ослепительной воды, а если пошевелиться, обязательно что-то сорвется, как рыба с крючка, звенящий хрусталь натянутой лески провиснет, и все. Пацан говорит: «Ладно, пойду я… к своим», она улыбается: «Пока! Счастливо!», пацан машет ему и ей рукой, поворачивается и идет на лестницу. А Матвей смотрит, смотрит на воду.
Потом он говорит:
– Ну что, встаем.
Она кивает, поднимается, и он поднимается, берет два рюкзака. «Куда сейчас?» – спрашивает она. «Здесь автомат должен быть, – говорит Матвей, – попробую еще раз позвонить».
Девочка и лес
Тутсе
Поздним летним утром экс-девятиклассница Анюта одевала перед старым обшарпанным зеркалом модные штаны.
Штаны были куплены матерью неделю назад в городе. Они были кооперативные, но об этом Анюта предпочитала не распространяться, и матери строго запретила.
На кармане лэйба, и сзади лэйба. И пуговицы фирмовые. И карманы на липучках. Ну, кто скажет, что не фирмá? Штанов таких не было ни у кого в деревне. Подружки восхищенно цокали языками, ревниво разглядывая Анюту. Некрасивая Лада, у которой сестра жила в городе, и она поэтому косила под городскую, сказала блатное слово: «Крутняк».
– Крутняк, – заявила Анюта в старое обшарпанное зеркало. И добавила, представляя, что перед подружками: – Фирма. Настоящая.