— Спасибо, — машинально ответил Кардаш, но не сел.
— Слышал, слышал, — сказал Панас Юрьевич, блеснув веселыми искорками в глазах. — Ваш разговор с Леонидом Кондратьевичем был краток, но весьма красноречив. Все-таки не ожидал я от него… Думал — святая ограниченность. А тут похуже — приспособленчество с его первой заповедью: «Чего изволите?» Но, поверьте мне, стреляному воробью: живой мысли никто не убьет. — Решетняк погрозил кому-то сухим костлявым пальцем. — Ну, успокойтесь, и пойдем выпьем чайку.
Кардаш отрицательно покачал головой.
— Спасибо…
— Друг мой…
— Я вас глубоко уважаю, — сказал Кардаш, — и потому не разрешу себе в вашем доме… как следует закончить этот разговор. Простите, Панас Юрьевич, я пойду.
Панас Юрьевич тряхнул головой, внимательно посмотрел на Кардаша и развел руками:
— Что с вами поделаешь… Ладно, завтра поговорим.
— Завтра утром я уеду.
— Торопитесь? — нахмурился Панас Юрьевич и сказал решительно, даже сердито: — Я хочу, чтобы вы знали одно: наш разговор остается в силе. Вы здесь нужны. Понимаете? Нужны больше, нежели кто-либо другой. Я буду ждать вашего приезда.
Кардаш пожал плечами.
— Подумаю…
В дверь заглянула Анастасия Михайловна.
— Вот куда они спрятались… Чай на столе.
Панас Юрьевич поспешил Кардашу на помощь. — Микола Игнатьевич очень устал. Отпустим его. — Ну что это! — с искренним огорчением воскликнула хозяйка. — А мои пироги?
— Спасибо, спасибо вам за все, — пробормотал Кардаш. — Будьте здоровы.
Панас Юрьевич проводил его до калитки.
— Я позвоню шоферу. Вас отвезут в город, — сказал он.
— Спасибо, Панас Юрьевич. — Кардаш еще раз пожал ему руку.
…Когда гости разошлись, Панас Юрьевич сказал жене:
— Люблю карасей, которые идеалисты…
Возмущенный рассказ Вакуленко Ирина выслушала, не проронив ни слова.
— Спасибо, — машинально ответил Кардаш, но не сел.
— Слышал, слышал, — сказал Панас Юрьевич, блеснув веселыми искорками в глазах. — Ваш разговор с Леонидом Кондратьевичем был краток, но весьма красноречив. Все-таки не ожидал я от него… Думал — святая ограниченность. А тут похуже — приспособленчество с его первой заповедью: «Чего изволите?» Но, поверьте мне, стреляному воробью: живой мысли никто не убьет. — Решетняк погрозил кому-то сухим костлявым пальцем. — Ну, успокойтесь, и пойдем выпьем чайку.
Кардаш отрицательно покачал головой.
— Спасибо…
— Друг мой…
— Я вас глубоко уважаю, — сказал Кардаш, — и потому не разрешу себе в вашем доме… как следует закончить этот разговор. Простите, Панас Юрьевич, я пойду.
Панас Юрьевич тряхнул головой, внимательно посмотрел на Кардаша и развел руками:
— Что с вами поделаешь… Ладно, завтра поговорим.
— Завтра утром я уеду.
— Торопитесь? — нахмурился Панас Юрьевич и сказал решительно, даже сердито: — Я хочу, чтобы вы знали одно: наш разговор остается в силе. Вы здесь нужны. Понимаете? Нужны больше, нежели кто-либо другой. Я буду ждать вашего приезда.
Кардаш пожал плечами.
— Подумаю…
В дверь заглянула Анастасия Михайловна.
— Вот куда они спрятались… Чай на столе.
Панас Юрьевич поспешил Кардашу на помощь. — Микола Игнатьевич очень устал. Отпустим его. — Ну что это! — с искренним огорчением воскликнула хозяйка. — А мои пироги?
— Спасибо, спасибо вам за все, — пробормотал Кардаш. — Будьте здоровы.
Панас Юрьевич проводил его до калитки.
— Я позвоню шоферу. Вас отвезут в город, — сказал он.
— Спасибо, Панас Юрьевич. — Кардаш еще раз пожал ему руку.
…Когда гости разошлись, Панас Юрьевич сказал жене:
— Люблю карасей, которые идеалисты…
Возмущенный рассказ Вакуленко Ирина выслушала, не проронив ни слова.