— Вот это сюрприз…
Он знал здесь всех: самый старший, в элегантном сером костюме, — это первый ученик в классе по алгебре, его школьный товарищ, Адам, с которым он вместе готовился к экзаменам на аттестат зрелости, второй, в офицерских сапогах, — это известный зубрила, Станислав, который мечтал стать учителем, а третий — замечательный футболист, школьный поэт, украшение всех торжественных вечеров, Анджей.
На Кольского сразу же нахлынули воспоминания, оказалось, что, хотя и прошло столько лет, он многое помнил, как сцены из давно прочитанной, найденной случайно на полке книги.
— Зося, — сказал Адам, — раздобудь какой-нибудь жидкости, надо отметить встречу с товарищем. Деньги есть?
— Зачем? — махнула она рукой. — Возьму у отца.
— Нет. От твоего отца не хочу. Сбегай вниз и купи.
Кольского засыпали вопросами. Все говорили одновременно, все, кроме Евы — она сидела молча, ни о чем не спрашивала, ничего не рассказывала.
Кольский принялся отвечать. Начал с лагеря в Сельцах, подробно описал царившую там атмосферу, потом долго рассказывал о битве под Ленино, где был ранен.
— Так ты сюда прямо из госпиталя? — перебил его Адам.
— Пробыл день в Люблине и получил направление в часть, расположенную недалеко отсюда.
— Тебе повезло…
— Какое там повезло… Лучше бы вернуться в свой полк…
— Значит, не видел еще освобожденной родины?
— Не видел.
Умолкли.
Эдвард глотнул водки. От нее разило самогоном, и он закурил, поскольку закусить было нечем.
— А где Владек? — вспомнил он вдруг.
Никто не ответил.
— Так что с Владеком? Погиб?
— Да нет, — сказала Ева. — Он окончил военное училище АК, был командиром нашей роты. А теперь сидит.
— Сидит? Почему?
Анджей зло рассмеялся. Водка ударила ему в голову, щеки горели, он щурил глаза, словно смотрел на яркое солнце.
— Вот это сюрприз…
Он знал здесь всех: самый старший, в элегантном сером костюме, — это первый ученик в классе по алгебре, его школьный товарищ, Адам, с которым он вместе готовился к экзаменам на аттестат зрелости, второй, в офицерских сапогах, — это известный зубрила, Станислав, который мечтал стать учителем, а третий — замечательный футболист, школьный поэт, украшение всех торжественных вечеров, Анджей.
На Кольского сразу же нахлынули воспоминания, оказалось, что, хотя и прошло столько лет, он многое помнил, как сцены из давно прочитанной, найденной случайно на полке книги.
— Зося, — сказал Адам, — раздобудь какой-нибудь жидкости, надо отметить встречу с товарищем. Деньги есть?
— Зачем? — махнула она рукой. — Возьму у отца.
— Нет. От твоего отца не хочу. Сбегай вниз и купи.
Кольского засыпали вопросами. Все говорили одновременно, все, кроме Евы — она сидела молча, ни о чем не спрашивала, ничего не рассказывала.
Кольский принялся отвечать. Начал с лагеря в Сельцах, подробно описал царившую там атмосферу, потом долго рассказывал о битве под Ленино, где был ранен.
— Так ты сюда прямо из госпиталя? — перебил его Адам.
— Пробыл день в Люблине и получил направление в часть, расположенную недалеко отсюда.
— Тебе повезло…
— Какое там повезло… Лучше бы вернуться в свой полк…
— Значит, не видел еще освобожденной родины?
— Не видел.
Умолкли.
Эдвард глотнул водки. От нее разило самогоном, и он закурил, поскольку закусить было нечем.
— А где Владек? — вспомнил он вдруг.
Никто не ответил.
— Так что с Владеком? Погиб?
— Да нет, — сказала Ева. — Он окончил военное училище АК, был командиром нашей роты. А теперь сидит.
— Сидит? Почему?
Анджей зло рассмеялся. Водка ударила ему в голову, щеки горели, он щурил глаза, словно смотрел на яркое солнце.