Он толкнул стеклянную входную дверь — зазвенел колокольчик. Старик и девушка без улыбки и удивления взглянули на него.
— Слушаю вас, пан поручник, — сказала Бася.
Он стоял перед ней, не зная, куда деть руки.
— Я, собственно говоря… А впрочем, не дадите ли чего-нибудь попить, хотя бы лимонада…
— К сожалению…
— А может, есть мятные конфетки? — Он часто приходил сюда за леденцами.
— Да вы смеетесь! Есть только ржаной кофе.
— А вы меня… — Но не успел представиться.
— Вы отлично говорите по-польски, — сказала Бася.
— Что?!
Девушка перепугалась:
— Да нет, я хотела…
Он выскочил из магазинчика, громко хлопнув за собой дверью.
Машинально поручник свернул налево, миновал перекресток и зашагал по узкой улочке. Дошел до одноэтажного, вросшего в землю дома. Остановился.
Дверь на крыльцо была открыта, и он мог видеть небольшой коридорчик, в который выходили еще две двери — одна вела в спальню родителей, а другая — в маленькую комнатку, до того узкую, что в ней едва помещались стол и кровать. Кровать была железной, а над ней висела небольшая дешевенькая картина: глухой лес, пуща, сквозь ветви деревьев виден кусочек голубого неба.
Он стоял, отрешенно уставившись в темный коридор, пока на крыльцо не вышла старушка в платочке. Она окинула его внимательным взглядом, вернулась в дом, но вскоре появилась снова:
— Может, я могу вам чем-то помочь?
— Нет-нет! — И он быстро, не оглядываясь, удалился.
Теперь ему предстояло пересечь Рыночную площадь, выйти на главную улицу, а оттуда всего два шага до квартиры Евы. И вдруг на него навалились разные «если» и «но», которые раньше для него не существовали.
«Ты же знаешь, была оккупация. Чего же ты, черт побери, ждал! Триумфальной арки? А Ева? Что ты знаешь о ней? Жива ли? Хочет ли тебя видеть? Надо было спросить у Лочека».
Замедлил шаг. Он ощутил вдруг страх, рожденный предчувствием предстоящих расспросов.
«Вы отлично говорите по-польски…»
Он толкнул стеклянную входную дверь — зазвенел колокольчик. Старик и девушка без улыбки и удивления взглянули на него.
— Слушаю вас, пан поручник, — сказала Бася.
Он стоял перед ней, не зная, куда деть руки.
— Я, собственно говоря… А впрочем, не дадите ли чего-нибудь попить, хотя бы лимонада…
— К сожалению…
— А может, есть мятные конфетки? — Он часто приходил сюда за леденцами.
— Да вы смеетесь! Есть только ржаной кофе.
— А вы меня… — Но не успел представиться.
— Вы отлично говорите по-польски, — сказала Бася.
— Что?!
Девушка перепугалась:
— Да нет, я хотела…
Он выскочил из магазинчика, громко хлопнув за собой дверью.
Машинально поручник свернул налево, миновал перекресток и зашагал по узкой улочке. Дошел до одноэтажного, вросшего в землю дома. Остановился.
Дверь на крыльцо была открыта, и он мог видеть небольшой коридорчик, в который выходили еще две двери — одна вела в спальню родителей, а другая — в маленькую комнатку, до того узкую, что в ней едва помещались стол и кровать. Кровать была железной, а над ней висела небольшая дешевенькая картина: глухой лес, пуща, сквозь ветви деревьев виден кусочек голубого неба.
Он стоял, отрешенно уставившись в темный коридор, пока на крыльцо не вышла старушка в платочке. Она окинула его внимательным взглядом, вернулась в дом, но вскоре появилась снова:
— Может, я могу вам чем-то помочь?
— Нет-нет! — И он быстро, не оглядываясь, удалился.
Теперь ему предстояло пересечь Рыночную площадь, выйти на главную улицу, а оттуда всего два шага до квартиры Евы. И вдруг на него навалились разные «если» и «но», которые раньше для него не существовали.
«Ты же знаешь, была оккупация. Чего же ты, черт побери, ждал! Триумфальной арки? А Ева? Что ты знаешь о ней? Жива ли? Хочет ли тебя видеть? Надо было спросить у Лочека».
Замедлил шаг. Он ощутил вдруг страх, рожденный предчувствием предстоящих расспросов.
«Вы отлично говорите по-польски…»