— Нет ее. Может, в райцентр на базар поехала? Сегодня базарный день.
— А когда вернется?
— Понятия не имею! Она ж, как молодой месяц: везде побывает, все узнает.
— Ты что же так непочтительно о матери говоришь? Ведь родная она тебе.
Девушка лишь пожала плечом. Глаза ее вдруг стали строже, а полные губы сложились в едва заметную презрительную улыбку.
«Да, не в ладах ты, видать, с матерью», — подумал Игорь. Он и сам не знал почему, но мысль эта его утешила.
Присев на крыльцо, Карпенко достал сигарету, но так и не закурил. Дочь Портнихи села рядом и, глядя куда-то перед собой, строго произнесла:
— Бывает так, что мать хуже мачехи...
Карпенко посмотрел на нее теплым, сочувственным взглядом, а она продолжала, уже не стесняясь этого приятного сероглазого парня.
Три года назад мать выгнала ее из дома за то, что она подала заявление в комсомол, а когда узнала, что дочь хорошо заработала в колхозе, забрала обратно. Стало ясно, что вместе им не жить. Что делать? Мать все время на базарах пропадает, продает, перекупает и снова продает, а работать в колхозе не хочет. Позор! Все село в нее пальцем тычет... А сам он, кстати, кто будет и зачем ему Марина Кравчук? Не из районного ли финотдела? А-а, уполномоченный по заготовкам. Новенький, что ли? Ну, прощайте, тогда, а то ей на работу пора, вон уже девушки с ее звена пошли. Мать же, видимо, будет только вечером.
Девушка побежала вслед за подругами. На углу она остановилась, озорно крикнула, что вечером тоже будет дома, и рассмеялась. Игорь улыбнулся, помахал ей рукой и пошел прочь, время от времени поворачивая голову в ту сторону, откуда раздавался низкий грудной голос его новой знакомой.
Постепенно голоса стихли. Карпенко свернул за угол и пошел быстрее. Надо было спешить: Марина Кравчук, получив 25 рублей, наверняка отправилась в Стопачи.
Игорь вышел на дорогу, увидел «газик» и, сев рядом с водителем, наконец, закурил. На заднем сидении устроился участковый милиционер, которого, по указанию Игоря, «на всякий случай» захватил лейтенант.
Выехав за село, машина, гремя на ухабах, исчезла в густой пыли проселочной дороги и через несколько минут была уже на развилке, где свернула к железнодорожной станции, видневшейся за широкой полосой шелестевшей на ветру переспелой ржи.
Впереди, в сторону переезда, медленно шла колонна машин с досками, которая у самого переезда уткнулась в несколько стоявших телег со жмыхом.
— Давай на обгон, — предложил Карпенко.
— Нельзя здесь, — возразил шофер. — Все равно шлагбаум закрыт.
Недалеко от них собрались водители, ездовые и несколько пассажиров.
— Надолго этот перекур, товарищи? — крикнул Карпенко, высунувшись в окно.
— Пока курева хватит, — отозвался кто-то.
— Ты лучше вон у кого спроси, — один из водителей кивнул в сторону мужчины в форме военизированной охраны и остановился прикурить у ездового.
Вохровец улыбнулся и подошел к шоферам.
— Нет ее. Может, в райцентр на базар поехала? Сегодня базарный день.
— А когда вернется?
— Понятия не имею! Она ж, как молодой месяц: везде побывает, все узнает.
— Ты что же так непочтительно о матери говоришь? Ведь родная она тебе.
Девушка лишь пожала плечом. Глаза ее вдруг стали строже, а полные губы сложились в едва заметную презрительную улыбку.
«Да, не в ладах ты, видать, с матерью», — подумал Игорь. Он и сам не знал почему, но мысль эта его утешила.
Присев на крыльцо, Карпенко достал сигарету, но так и не закурил. Дочь Портнихи села рядом и, глядя куда-то перед собой, строго произнесла:
— Бывает так, что мать хуже мачехи...
Карпенко посмотрел на нее теплым, сочувственным взглядом, а она продолжала, уже не стесняясь этого приятного сероглазого парня.
Три года назад мать выгнала ее из дома за то, что она подала заявление в комсомол, а когда узнала, что дочь хорошо заработала в колхозе, забрала обратно. Стало ясно, что вместе им не жить. Что делать? Мать все время на базарах пропадает, продает, перекупает и снова продает, а работать в колхозе не хочет. Позор! Все село в нее пальцем тычет... А сам он, кстати, кто будет и зачем ему Марина Кравчук? Не из районного ли финотдела? А-а, уполномоченный по заготовкам. Новенький, что ли? Ну, прощайте, тогда, а то ей на работу пора, вон уже девушки с ее звена пошли. Мать же, видимо, будет только вечером.
Девушка побежала вслед за подругами. На углу она остановилась, озорно крикнула, что вечером тоже будет дома, и рассмеялась. Игорь улыбнулся, помахал ей рукой и пошел прочь, время от времени поворачивая голову в ту сторону, откуда раздавался низкий грудной голос его новой знакомой.
Постепенно голоса стихли. Карпенко свернул за угол и пошел быстрее. Надо было спешить: Марина Кравчук, получив 25 рублей, наверняка отправилась в Стопачи.
Игорь вышел на дорогу, увидел «газик» и, сев рядом с водителем, наконец, закурил. На заднем сидении устроился участковый милиционер, которого, по указанию Игоря, «на всякий случай» захватил лейтенант.
Выехав за село, машина, гремя на ухабах, исчезла в густой пыли проселочной дороги и через несколько минут была уже на развилке, где свернула к железнодорожной станции, видневшейся за широкой полосой шелестевшей на ветру переспелой ржи.
Впереди, в сторону переезда, медленно шла колонна машин с досками, которая у самого переезда уткнулась в несколько стоявших телег со жмыхом.
— Давай на обгон, — предложил Карпенко.
— Нельзя здесь, — возразил шофер. — Все равно шлагбаум закрыт.
Недалеко от них собрались водители, ездовые и несколько пассажиров.
— Надолго этот перекур, товарищи? — крикнул Карпенко, высунувшись в окно.
— Пока курева хватит, — отозвался кто-то.
— Ты лучше вон у кого спроси, — один из водителей кивнул в сторону мужчины в форме военизированной охраны и остановился прикурить у ездового.
Вохровец улыбнулся и подошел к шоферам.