— Потом. Сначала рассказывайте.
Никольский достал из боковой кармана кошелек, а из него небольшой клочок бумаги.
— Эту записку мы получили сегодня днем. Анонимная. Лежала в ящике для жалоб, который мы ежедневно просматриваем.
На листе, в спешке вырванном из ученической тетради, торопливым почерком было написано:
«Товарищу начальнику железнодорожной милиции. Сегодня вечером бандиты собираются убить часового на мосту, который ведет на Клуши. Они поедут поездом, соскочат на мосту, где и будут убивать часового. Первый бандит из них есть Иван Яцишин. Это он говорил об убийстве».
Ни числа, ни подписи не было. Записка была мятой и затертой.
— Я сначала не поверил, товарищ подполковник, — начал Никольский. — Думал вранье или чья-то злая шутка, но потом решил-таки засесть у моста на 107-м километре. Это полтора километра отсюда в сторону Клуш. И хотя я сомневался, но подумал, что поступившие данные могут стать поводом немного расшевелить моих людей. Уж очень им здесь спокойно живется: ни заботы, ни тревог — жиреть стали. Ну, и решил я провести некие ученья. Взял собой трех человек и в 20 часов пошел к мосту. Спрятались мы метрах в ста от него, у полотна. Часового предупреждать не стали: тревога-то учебная. Сидим. В 20-35 прошел грузовой, за ним еще один, затем — скорый. Никого. Я уже думал сворачивать «маневры», но потом решил подождать еще и пригородный, отходивший от станции в 21-20. Вот тут-то и началось. Поезд почти весь на мост въехал, как вдруг из второго от хвоста вагона кто-то спрыгнул на ходу и упал как раз недалеко от нас. Упал, лежит и стонет. Поезд прошел, часовой заметил упавшего и позвал. Тот не отзывается. Часовой подошел к нему шагов на десять, и в это время с другой стороны насыпи, через рельсы выскакивают еще двое и — на него. Они, видимо, с той стороны поезда спрыгнули. Часовой обернулся, передернул затвор, а тут этот вскочил и тоже — на часового. Короче, втроем они его повалили и винтовку забрали. Один — тот здоровенный, что в комнате лежит, — кулаком его по голове и кричит: «Давай, быстрей закладывай! Я этого сам прикончу!» и нож достает.
Ну, тут уж нам ждать было нечего. Здоровенного я с первого выстрела свалил. А второй, гад, в железнодорожном кителе который, из автомата как сыпанет — во, мне в руку попал. Ну, мы его тоже успокоили. А третий стрельнул разок из пистолета и бежать. Его Иванцов догнал потом. Когда трупы и задержанного обыскали, нашли мины в папиросных пачках. Вот, в общем-то, и все.
— Ясно. Завтра утром подайте мне рапорт с подробным изложением сегодняшних событий, — приказал Карпенко. — Сообщите начальству, что дело о диверсии буду вести я. Вещественные доказательства и трупы немедленно отправьте в райотдел. И еще. Дайте мне фамилии участвовавших в этой операции. Руководство опергруппы будет ходатайствовать о награждении вас и ваших подчиненных за проявленную бдительность и оперативность. Все. А сейчас давайте сюда задержанного.
Никольский почти выбежал из комнаты, и Карпенко услышал его зычный голос.
Через пару минут ввели парня лет 17-18. Глаза его были наполнены страхом. Всхлипывая и дрожа, он втянул голову в плечи и все пытался прикрыть рукой разорванную на плече рубашку.
— Фамилия, имя? — строго, но спокойно спросил Карпенко.
Паренек встрепенулся.
— Тарас Яцишин. — И вдруг упал на колени. — Дяденьки, только не убивайте! — запричитал он. — Я все расскажу! Все!! Я не хотел... То дядя Иван заставил!..
Карпенко шагнул к нему, взял за плечи, поднял.
— Успокойся! Никто не собирается тебя убивать!
Забрызганное грязью лицо парнишки было настолько испуганным и жалким, что Карпенко прикрыл рот рукой, пытаясь скрыть невольную улыбку.
— Бери лучше стул, Тарас, садись. Говоришь, все расскажешь?
— Да, — еле слышно отозвался задержанный.
— В бога веришь? — вдруг спросил Карпенко, заметив под его разорванной рубашкой грязную нитку с нательным крестом.
— Не очень.
— Правду говорить будешь?
— Потом. Сначала рассказывайте.
Никольский достал из боковой кармана кошелек, а из него небольшой клочок бумаги.
— Эту записку мы получили сегодня днем. Анонимная. Лежала в ящике для жалоб, который мы ежедневно просматриваем.
На листе, в спешке вырванном из ученической тетради, торопливым почерком было написано:
«Товарищу начальнику железнодорожной милиции. Сегодня вечером бандиты собираются убить часового на мосту, который ведет на Клуши. Они поедут поездом, соскочат на мосту, где и будут убивать часового. Первый бандит из них есть Иван Яцишин. Это он говорил об убийстве».
Ни числа, ни подписи не было. Записка была мятой и затертой.
— Я сначала не поверил, товарищ подполковник, — начал Никольский. — Думал вранье или чья-то злая шутка, но потом решил-таки засесть у моста на 107-м километре. Это полтора километра отсюда в сторону Клуш. И хотя я сомневался, но подумал, что поступившие данные могут стать поводом немного расшевелить моих людей. Уж очень им здесь спокойно живется: ни заботы, ни тревог — жиреть стали. Ну, и решил я провести некие ученья. Взял собой трех человек и в 20 часов пошел к мосту. Спрятались мы метрах в ста от него, у полотна. Часового предупреждать не стали: тревога-то учебная. Сидим. В 20-35 прошел грузовой, за ним еще один, затем — скорый. Никого. Я уже думал сворачивать «маневры», но потом решил подождать еще и пригородный, отходивший от станции в 21-20. Вот тут-то и началось. Поезд почти весь на мост въехал, как вдруг из второго от хвоста вагона кто-то спрыгнул на ходу и упал как раз недалеко от нас. Упал, лежит и стонет. Поезд прошел, часовой заметил упавшего и позвал. Тот не отзывается. Часовой подошел к нему шагов на десять, и в это время с другой стороны насыпи, через рельсы выскакивают еще двое и — на него. Они, видимо, с той стороны поезда спрыгнули. Часовой обернулся, передернул затвор, а тут этот вскочил и тоже — на часового. Короче, втроем они его повалили и винтовку забрали. Один — тот здоровенный, что в комнате лежит, — кулаком его по голове и кричит: «Давай, быстрей закладывай! Я этого сам прикончу!» и нож достает.
Ну, тут уж нам ждать было нечего. Здоровенного я с первого выстрела свалил. А второй, гад, в железнодорожном кителе который, из автомата как сыпанет — во, мне в руку попал. Ну, мы его тоже успокоили. А третий стрельнул разок из пистолета и бежать. Его Иванцов догнал потом. Когда трупы и задержанного обыскали, нашли мины в папиросных пачках. Вот, в общем-то, и все.
— Ясно. Завтра утром подайте мне рапорт с подробным изложением сегодняшних событий, — приказал Карпенко. — Сообщите начальству, что дело о диверсии буду вести я. Вещественные доказательства и трупы немедленно отправьте в райотдел. И еще. Дайте мне фамилии участвовавших в этой операции. Руководство опергруппы будет ходатайствовать о награждении вас и ваших подчиненных за проявленную бдительность и оперативность. Все. А сейчас давайте сюда задержанного.
Никольский почти выбежал из комнаты, и Карпенко услышал его зычный голос.
Через пару минут ввели парня лет 17-18. Глаза его были наполнены страхом. Всхлипывая и дрожа, он втянул голову в плечи и все пытался прикрыть рукой разорванную на плече рубашку.
— Фамилия, имя? — строго, но спокойно спросил Карпенко.
Паренек встрепенулся.
— Тарас Яцишин. — И вдруг упал на колени. — Дяденьки, только не убивайте! — запричитал он. — Я все расскажу! Все!! Я не хотел... То дядя Иван заставил!..
Карпенко шагнул к нему, взял за плечи, поднял.
— Успокойся! Никто не собирается тебя убивать!
Забрызганное грязью лицо парнишки было настолько испуганным и жалким, что Карпенко прикрыл рот рукой, пытаясь скрыть невольную улыбку.
— Бери лучше стул, Тарас, садись. Говоришь, все расскажешь?
— Да, — еле слышно отозвался задержанный.
— В бога веришь? — вдруг спросил Карпенко, заметив под его разорванной рубашкой грязную нитку с нательным крестом.
— Не очень.
— Правду говорить будешь?