Степаничев внимательно выслушал все детали, задал несколько вопросов и, что-то записав в блокнот, посмотрел на часы.
— Рабочий день закончился, товарищи, а мы с вами еще делами занимаемся. Не порядок. Давайте сворачиваться. А подполковника Карпенко я попрошу остаться.
Когда они остались вдвоем, Степаничев спросил:
— Небось, сердишься на меня, Игорь Александрович? На мое молчание? Думаешь, послал меня «старик» искать вчерашний день, а сам окопался в Вышгороде и ждет, когда ему «Начальника» доставят? Мол, легче отдавать приказы, чем выполнять их! Вот выскользнул из рук главный враг, а теперь держи ответ перед грозным генералом, который даже слушать не хочет о каких-то там объективных причинах! Так, что ли?
— Не совсем, — улыбнулся Карпенко.
— Так, так. Ты не выкручивайся. Давай-ка лучше вместе, как говорится, посмотрим-поглядим, хорошо ли мы сидим. А сидим мы пока что в калоше. Вспомнил бы ты раньше слова Яремы о 25 рублях — взяли бы мы Коломийчука. Шею за это намылю, но не сейчас, а при разборе операции, когда все закончим. Это — первое. Второе — Лосько. Собаку к схрону мог раньше вызвать? Мог. Вот и обогнали нас по времени. А заодно и в пространстве.
— Повинную голову, Юрий Кириллович, меч не сечет. Согласен. И все, что вы говорите, справедливо, но...
— Вот и помолчи. Давай, садись. Сейчас нам надо решить два вопроса: для чего пожаловал к нам этот «Начальник» и зачем ему надо было взрывать мост?
Карпенко рассказал генералу о своем разговоре со старшим сержантом Иванцовым.
— Что-то очень запутано, но проверить надо. Я об этом подумаю… Знаешь, чем я занимался последние два дня? Меня очень заинтересовала личность Реверса. Помнишь показания «Глухонемого»? Он рассказывал о том, что был нанят неким Реверсом для выполнения одного «частного поручения».
Степаничев расстегнул пиджак.
«Сейчас начнет натягивать подтяжки», — подумал Карпенко, но брюки генерала на этот раз поддерживал коричневый лаковый пояс.
— Вот что сообщили мне вчера из Москвы, — продолжал Степаничев. — В мае во Франкфурт-на-Майне прибыл генерал Уллас. В свое время я имел с ним дело, когда он был у нас военным атташе. Он взял сейчас долговременный отпуск по болезни и приехал в Западную Германию. Остановился в отеле «Рейн» под именем Аллена Реверса. Пробыл он во Франкфурте всего несколько дней, а потом действительно появился на водах в Швейцарии под своей настоящей фамилией. Там он отдыхает и сейчас — болезнь его, видимо, оказалась длительной. Я предполагаю, что Уллас-Реверс, который остановился в отеле «Рейн», и Реверс, дававший «частное поручение» «Глухонемому» — одно и то же лицо. Надо было Улласа осмотреть со всех сторон. — Генерал поднял стакан со стоявшими в нем карандашами и ручками, посмотрел его на свет, затем поставил обратно. — Вот я и попытался обратиться к его частным делам. Поверил на минуту, что вся эта затея действительно имеет частный характер. Оказалось, что Уллас является членом правления одного из крупнейших концернов, который контролирует горнорудные разработки во многих странах Европы и Ближнего Востока. Членом правления Улласа можно назвать условно. Его один-полтора миллиона не влияют на погоду в делах, где вращаются несколько десятков миллиардов долларов. На черта такой компаньон? Скорее всего, доходы, которые получает Уллас, — это плата за услуги, которые Уллас может оказать как один из руководителей разведки. Не приехал ли он в Германию защищать интересы своего концерна? Допустим, что так. Если бы ему нужно было заняться своими служебными делами, он бы так не маскировался.
Что же за интересы у концерна, которые взялся защищать Уллас? Каковы дела и перспективы этой фирмы? Что, связанное с нашей страной, может их волновать и беспокоить? Возможно, то, что достаточно длительное время у нас были напряженные отношения с одной из стран, где хозяева Улласа, засучив рукава, гребут деньги с урановых рудников. В последнее время широкая общественность этой страны стала поднимать голос против этих варягов, высказываться за то, чтобы сделать рудники источником национального дохода. Обратились к нам, попросили технической помощи. Мы не отказали. Все шло хорошо, но засуетились хозяева Улласа. Поднялся шум в их прессе. Особенно после сообщения, что парламентская делегация этой страны посетит Москву в конце июля.
Степаничев достал платок, вытер им лоб, облизал губы. Карпенко, заметив это, налил в стакан воды и протянул генералу, но тот, помотав головой, продолжил:
— Понятно, что этот визит должен привести к дальнейшей нормализации отношений между нами и государством этих парламентариев. Учти также, что в состав делегации входят лидеры крупнейшей у них парламентской партии «Национальное единство». Она объединяет средние слои населения. Среди этих лидеров есть и такие, которые еще вчера достаточно резко критиковали «политику Москвы», а сегодня жизнь научила их быть более осмотрительными, выбирая друзей. Эти люди пользуются у себя на родине не малым авторитетом. А осенью там должны состояться парламентские выборы, которые в значительной степени определят политику этой страны в ближайшие несколько лет. Теперь тебе понятно, почему так забеспокоились господа концессионеры? При таком состоянии нынешний визит в нашу страну может иметь печальные последствия для хозяев Улласа.
Карпенко задумчиво коснулся брови.
— Да. Очень возможна провокация.
— Это мы и будем иметь в виду. Да и Москва предупредила меня, когда знакомила с делами, поэтому будем проверять все возможные в этой обстановке варианты. Сейчас придет инженер-мостовик, которого ты вызвал из Вышгорода. Он приехал со мной и сразу же пошел на 107-й километр. Нужно будет, чтобы он написал, сколько потребовалось бы времени на восстановление моста, если бы диверсия удалась. Нам надо знать точно: какой вред рассчитывал нанести враг, ибо не исключено, что «Начальнику» этот мост как-то мешал.
Степаничев подошел к открытому окну.
— А вот и инженер идет. Между прочим, очень экспансивный товарищ. Займись им, Игорь Александрович, — генерал улыбнулся лукаво и даже, как показалось Карпенко, немного загадочно. — Ну, чего ты на меня смотришь? Теперь твоя очередь председательствовать. А я пошел.
В дверях стоял Костя Замбахидзе. Чернобородый, огромный, искренний в своих чувствах. Друзей разделял стол. Они стояли напротив друг друга и смущенно улыбались.
Степаничев внимательно выслушал все детали, задал несколько вопросов и, что-то записав в блокнот, посмотрел на часы.
— Рабочий день закончился, товарищи, а мы с вами еще делами занимаемся. Не порядок. Давайте сворачиваться. А подполковника Карпенко я попрошу остаться.
Когда они остались вдвоем, Степаничев спросил:
— Небось, сердишься на меня, Игорь Александрович? На мое молчание? Думаешь, послал меня «старик» искать вчерашний день, а сам окопался в Вышгороде и ждет, когда ему «Начальника» доставят? Мол, легче отдавать приказы, чем выполнять их! Вот выскользнул из рук главный враг, а теперь держи ответ перед грозным генералом, который даже слушать не хочет о каких-то там объективных причинах! Так, что ли?
— Не совсем, — улыбнулся Карпенко.
— Так, так. Ты не выкручивайся. Давай-ка лучше вместе, как говорится, посмотрим-поглядим, хорошо ли мы сидим. А сидим мы пока что в калоше. Вспомнил бы ты раньше слова Яремы о 25 рублях — взяли бы мы Коломийчука. Шею за это намылю, но не сейчас, а при разборе операции, когда все закончим. Это — первое. Второе — Лосько. Собаку к схрону мог раньше вызвать? Мог. Вот и обогнали нас по времени. А заодно и в пространстве.
— Повинную голову, Юрий Кириллович, меч не сечет. Согласен. И все, что вы говорите, справедливо, но...
— Вот и помолчи. Давай, садись. Сейчас нам надо решить два вопроса: для чего пожаловал к нам этот «Начальник» и зачем ему надо было взрывать мост?
Карпенко рассказал генералу о своем разговоре со старшим сержантом Иванцовым.
— Что-то очень запутано, но проверить надо. Я об этом подумаю… Знаешь, чем я занимался последние два дня? Меня очень заинтересовала личность Реверса. Помнишь показания «Глухонемого»? Он рассказывал о том, что был нанят неким Реверсом для выполнения одного «частного поручения».
Степаничев расстегнул пиджак.
«Сейчас начнет натягивать подтяжки», — подумал Карпенко, но брюки генерала на этот раз поддерживал коричневый лаковый пояс.
— Вот что сообщили мне вчера из Москвы, — продолжал Степаничев. — В мае во Франкфурт-на-Майне прибыл генерал Уллас. В свое время я имел с ним дело, когда он был у нас военным атташе. Он взял сейчас долговременный отпуск по болезни и приехал в Западную Германию. Остановился в отеле «Рейн» под именем Аллена Реверса. Пробыл он во Франкфурте всего несколько дней, а потом действительно появился на водах в Швейцарии под своей настоящей фамилией. Там он отдыхает и сейчас — болезнь его, видимо, оказалась длительной. Я предполагаю, что Уллас-Реверс, который остановился в отеле «Рейн», и Реверс, дававший «частное поручение» «Глухонемому» — одно и то же лицо. Надо было Улласа осмотреть со всех сторон. — Генерал поднял стакан со стоявшими в нем карандашами и ручками, посмотрел его на свет, затем поставил обратно. — Вот я и попытался обратиться к его частным делам. Поверил на минуту, что вся эта затея действительно имеет частный характер. Оказалось, что Уллас является членом правления одного из крупнейших концернов, который контролирует горнорудные разработки во многих странах Европы и Ближнего Востока. Членом правления Улласа можно назвать условно. Его один-полтора миллиона не влияют на погоду в делах, где вращаются несколько десятков миллиардов долларов. На черта такой компаньон? Скорее всего, доходы, которые получает Уллас, — это плата за услуги, которые Уллас может оказать как один из руководителей разведки. Не приехал ли он в Германию защищать интересы своего концерна? Допустим, что так. Если бы ему нужно было заняться своими служебными делами, он бы так не маскировался.
Что же за интересы у концерна, которые взялся защищать Уллас? Каковы дела и перспективы этой фирмы? Что, связанное с нашей страной, может их волновать и беспокоить? Возможно, то, что достаточно длительное время у нас были напряженные отношения с одной из стран, где хозяева Улласа, засучив рукава, гребут деньги с урановых рудников. В последнее время широкая общественность этой страны стала поднимать голос против этих варягов, высказываться за то, чтобы сделать рудники источником национального дохода. Обратились к нам, попросили технической помощи. Мы не отказали. Все шло хорошо, но засуетились хозяева Улласа. Поднялся шум в их прессе. Особенно после сообщения, что парламентская делегация этой страны посетит Москву в конце июля.
Степаничев достал платок, вытер им лоб, облизал губы. Карпенко, заметив это, налил в стакан воды и протянул генералу, но тот, помотав головой, продолжил:
— Понятно, что этот визит должен привести к дальнейшей нормализации отношений между нами и государством этих парламентариев. Учти также, что в состав делегации входят лидеры крупнейшей у них парламентской партии «Национальное единство». Она объединяет средние слои населения. Среди этих лидеров есть и такие, которые еще вчера достаточно резко критиковали «политику Москвы», а сегодня жизнь научила их быть более осмотрительными, выбирая друзей. Эти люди пользуются у себя на родине не малым авторитетом. А осенью там должны состояться парламентские выборы, которые в значительной степени определят политику этой страны в ближайшие несколько лет. Теперь тебе понятно, почему так забеспокоились господа концессионеры? При таком состоянии нынешний визит в нашу страну может иметь печальные последствия для хозяев Улласа.
Карпенко задумчиво коснулся брови.
— Да. Очень возможна провокация.
— Это мы и будем иметь в виду. Да и Москва предупредила меня, когда знакомила с делами, поэтому будем проверять все возможные в этой обстановке варианты. Сейчас придет инженер-мостовик, которого ты вызвал из Вышгорода. Он приехал со мной и сразу же пошел на 107-й километр. Нужно будет, чтобы он написал, сколько потребовалось бы времени на восстановление моста, если бы диверсия удалась. Нам надо знать точно: какой вред рассчитывал нанести враг, ибо не исключено, что «Начальнику» этот мост как-то мешал.
Степаничев подошел к открытому окну.
— А вот и инженер идет. Между прочим, очень экспансивный товарищ. Займись им, Игорь Александрович, — генерал улыбнулся лукаво и даже, как показалось Карпенко, немного загадочно. — Ну, чего ты на меня смотришь? Теперь твоя очередь председательствовать. А я пошел.
В дверях стоял Костя Замбахидзе. Чернобородый, огромный, искренний в своих чувствах. Друзей разделял стол. Они стояли напротив друг друга и смущенно улыбались.