Было похоже на то, что он собирается разоблачить все изъяны и пороки в работе местных торговых организаций, но его перебил мужчина в рубашке. Он подошел и, рассовывая по карманам пачки московского печенья, попросил:
— Товарищи, позвольте, пожалуйста, меню на минутку. Хочу взглянуть.
Игорь подал ему меню и поднял глаза. Мужчина, стоявший перед ним, повел зрачками в сторону двери; рука его, державшая меню, при этом дрогнула. Полистав книжицу с указанием цен, мужчина поблагодарил и вышел из вагона.
Между тем, наконец-то, подоспели долгожданные шашлыки. Замбахидзе предложил распить бутылочку коньяка, но Игорь отказался. Когда же он зачем-то вышел в тамбур, Замбахидзе все-таки подмигнул официанту, и на столе в тот же миг появилась бутылка со звездочками.
За окном дважды ударил станционный колокол, а чуть погодя, вслед за пронзительным свистком, басовито отозвался паровоз. Поезд тронулся.
Прошло минут десять, а Игорь все не возвращался. Шашлыки на тарелках стыли, покрываясь светлой пленкой жира, за соседние столики садились ужинать уже новые посетители. Один из них — парень в футболке, разложив домашние бутерброды, попросил две бутылки пива.
Когда поезд остановился на 17-м разъезде, Костя забеспокоился всерьез.
Тревога его усилилась, когда проводники открыли дверь, и в вагон зашли три пограничника, старший из которых, лейтенант с тонкими усиками над припухлыми розовыми губами, попросил пассажиров предъявить документы. Обойдя все столики, патруль направился к выходу.
Где же Игорь? Беспокойство Кости передалось и его сослуживцу: он ерзал на стуле и озабоченно поглядывал на дверь.
В это время за столиком у буфетной стойки лысеющий официант доверчивым шепотом, различимым аж в другом конце вагона, рассказывал молоденькой буфетчице о каком-то событии, произошедшем на границе:
— Представляешь… Буквально вчера... Банда, человек десять… Мой знакомый приехал утром оттуда, — официант многозначительно ткнул пальцем в сторону стойки. — Так такие ужасы рассказывал. Прямо на его глазах пятерых убили, двоих в плен взяли, а трое прорвались. — Официант слегка путался в цифрах, очевидно, округляя их по привычке.
Как ни странно, эта болтовня возымела на Костю действие: граница и в самом деле была в двух шагах.
Что же случилось с Игорем? Костя поднялся и подошел к парнишке в футболке.
— Скажите, вы не встречали моего приятеля, вашего соседа по купе?
Тот чуть не подавился бутербродом:
— Он же сошел! Еще в Клушах. Заскочил в купе, схватил пиджак и уже на ходу выпрыгнул. Я сам видел.
— Простите.
Костя вернулся к своему столику. Растерянно сев, он машинально стал вертеть пальцами пивную пробку, затем, потерев ладонями лицо, стал задумчиво смотреть в черное окно. «Почему он сбежал? Что случилось? Двенадцать лет ведь не виделись. Сходить ему в Стопачах, а вышел он в Клушах. Врал? Что же могло случиться за эти двенадцать лет? Он же воевал. Потом, правда… пропал без вести. Без вести… Плен?! Плен...». Костя прикусил губу. Граница. Патруль. Слова официанта. Да нет, не может быть! Но почему тогда обманул, сбежал?
Игорь! Костя помнил его крепким, неторопливым юношей с пепельно-серыми глазами, обрамленными сверху темными-темными крутыми бровями. Над правой из них, у самого изгиба торчала щеточка, которую он имел привычку крутить в минуты раздумья большим и указательным пальцами. Он узнал эту щеточку и вспомнил привычку сейчас, когда вместе с Игорем пил пиво. Внешне он мало изменился, стал только выше и шире в плечах. Но это внешне…
Сослуживец, молча наблюдавший за Костей, наконец, произнес:
— Прошу прощения, но я должен заметить, что двенадцать лет — это все-таки не двенадцать часов. Еще раз простите, но я полагаю...
Костя, закусив губу, посмотрел соседу в глаза. Тот умолк, а Костя, глядя поверх седеющей головы сослуживца, все продолжал что-то взвешивать на чувствительных и в то же время таких мучительных душевных весах. Потом встал и быстро пошел к двери, бросив товарищу, поднимавшемуся из-за стола:
Было похоже на то, что он собирается разоблачить все изъяны и пороки в работе местных торговых организаций, но его перебил мужчина в рубашке. Он подошел и, рассовывая по карманам пачки московского печенья, попросил:
— Товарищи, позвольте, пожалуйста, меню на минутку. Хочу взглянуть.
Игорь подал ему меню и поднял глаза. Мужчина, стоявший перед ним, повел зрачками в сторону двери; рука его, державшая меню, при этом дрогнула. Полистав книжицу с указанием цен, мужчина поблагодарил и вышел из вагона.
Между тем, наконец-то, подоспели долгожданные шашлыки. Замбахидзе предложил распить бутылочку коньяка, но Игорь отказался. Когда же он зачем-то вышел в тамбур, Замбахидзе все-таки подмигнул официанту, и на столе в тот же миг появилась бутылка со звездочками.
За окном дважды ударил станционный колокол, а чуть погодя, вслед за пронзительным свистком, басовито отозвался паровоз. Поезд тронулся.
Прошло минут десять, а Игорь все не возвращался. Шашлыки на тарелках стыли, покрываясь светлой пленкой жира, за соседние столики садились ужинать уже новые посетители. Один из них — парень в футболке, разложив домашние бутерброды, попросил две бутылки пива.
Когда поезд остановился на 17-м разъезде, Костя забеспокоился всерьез.
Тревога его усилилась, когда проводники открыли дверь, и в вагон зашли три пограничника, старший из которых, лейтенант с тонкими усиками над припухлыми розовыми губами, попросил пассажиров предъявить документы. Обойдя все столики, патруль направился к выходу.
Где же Игорь? Беспокойство Кости передалось и его сослуживцу: он ерзал на стуле и озабоченно поглядывал на дверь.
В это время за столиком у буфетной стойки лысеющий официант доверчивым шепотом, различимым аж в другом конце вагона, рассказывал молоденькой буфетчице о каком-то событии, произошедшем на границе:
— Представляешь… Буквально вчера... Банда, человек десять… Мой знакомый приехал утром оттуда, — официант многозначительно ткнул пальцем в сторону стойки. — Так такие ужасы рассказывал. Прямо на его глазах пятерых убили, двоих в плен взяли, а трое прорвались. — Официант слегка путался в цифрах, очевидно, округляя их по привычке.
Как ни странно, эта болтовня возымела на Костю действие: граница и в самом деле была в двух шагах.
Что же случилось с Игорем? Костя поднялся и подошел к парнишке в футболке.
— Скажите, вы не встречали моего приятеля, вашего соседа по купе?
Тот чуть не подавился бутербродом:
— Он же сошел! Еще в Клушах. Заскочил в купе, схватил пиджак и уже на ходу выпрыгнул. Я сам видел.
— Простите.
Костя вернулся к своему столику. Растерянно сев, он машинально стал вертеть пальцами пивную пробку, затем, потерев ладонями лицо, стал задумчиво смотреть в черное окно. «Почему он сбежал? Что случилось? Двенадцать лет ведь не виделись. Сходить ему в Стопачах, а вышел он в Клушах. Врал? Что же могло случиться за эти двенадцать лет? Он же воевал. Потом, правда… пропал без вести. Без вести… Плен?! Плен...». Костя прикусил губу. Граница. Патруль. Слова официанта. Да нет, не может быть! Но почему тогда обманул, сбежал?
Игорь! Костя помнил его крепким, неторопливым юношей с пепельно-серыми глазами, обрамленными сверху темными-темными крутыми бровями. Над правой из них, у самого изгиба торчала щеточка, которую он имел привычку крутить в минуты раздумья большим и указательным пальцами. Он узнал эту щеточку и вспомнил привычку сейчас, когда вместе с Игорем пил пиво. Внешне он мало изменился, стал только выше и шире в плечах. Но это внешне…
Сослуживец, молча наблюдавший за Костей, наконец, произнес:
— Прошу прощения, но я должен заметить, что двенадцать лет — это все-таки не двенадцать часов. Еще раз простите, но я полагаю...
Костя, закусив губу, посмотрел соседу в глаза. Тот умолк, а Костя, глядя поверх седеющей головы сослуживца, все продолжал что-то взвешивать на чувствительных и в то же время таких мучительных душевных весах. Потом встал и быстро пошел к двери, бросив товарищу, поднимавшемуся из-за стола: