— Так нужно, — неопределенно ответил Игорь.
— Ясно… Тихо, подходим. Третья хата справа.
Карпенко быстро оглянулся — улица была пуста, лишь впереди темнел хвойный лес, глухо шумевший высокими вековыми соснами.
Спутники подошли к осклизлому, почерневшему от времени забору. Лосько подобрал камень и ловко бросил его через изгородь в дверь дома. В ответ, звякнув цепью, во дворе залаял пес. Карпенко и Лосько припали к мокрым доскам.
Наконец заскрипели петли, и кто-то вышел на крыльцо. Цикнув на пса, глухой голос спросил:
— Кой черт камни бросает?
Ему ответил Лосько:
— Товарищ Ярема, это я, Зинченко, с лесхоза. У тебя на втором участке молодняк вчера порубили.
— Чтоб у них руки отсохли! Ты с поезда, Зинченко?
— Нет, попутной машиной.
— Добре. — Из темноты выросла высокая фигура лесника в форменном наброшенном кителе. — Прошу, проходьте в хату, — не особенно обрадовавшись поздним гостям, буркнул хозяин.
Хату Яремы можно было бы назвать деревянным домом. Разделенная на две комнаты, кухню, кладовую и сени, она скорее напоминала квартиру городского типа. Разная, невесть откуда собранная мебель. Здесь же, на кухне, большая печь, глиняная посуда, в углу — сверкающая острая коса.
Еще не старая, но рано увядшая женщина — видимо, жена Яремы — робко поздоровавшись, собрала из подола клубки шерстяных ниток и неслышно вышла в сени. Вернувшись, она поставила на стол высокий кувшин молока, миску с медом и положила круглую лепешку. Потом взглянула на мужа и, поправив на голове платок, вышла.
В керосиновой лампе прыгал беспокойный огонек.
Лосько налил в кружку молока, отхлебнул, заел глоток пахучим хлебом. Карпенко не притронулся к еде. Сидя на лавке, он морщился, растирая ногу, которая все-таки сильно болела. Хозяин — мрачный мужчина лет пятидесяти с обвисшими, в желтых подпалинах усами — молча, выжидал.
Покончив с молоком, Лосько повернулся к нему:
— Мы от «Серого». Вы получили приказ?
Ярема кивнул.
— А почему не сообщили, что переехали из Стопачей сюда? — подозрительно глянув, спросил Карпенко.
Ярема вспылил:
— Почему, почему! А попробовали бы вы, пан начальник, поработать здесь на рации. Меня в Стопачах накрыли бы, я еще вовремя смылся. Перебрался вот сюда, да батареи отсырели. Запасных не было. Принимать еще как-то принимал, а передавать не мог.
— Врете! — оборвал Карпенко. — Вы испугались.
— Так нужно, — неопределенно ответил Игорь.
— Ясно… Тихо, подходим. Третья хата справа.
Карпенко быстро оглянулся — улица была пуста, лишь впереди темнел хвойный лес, глухо шумевший высокими вековыми соснами.
Спутники подошли к осклизлому, почерневшему от времени забору. Лосько подобрал камень и ловко бросил его через изгородь в дверь дома. В ответ, звякнув цепью, во дворе залаял пес. Карпенко и Лосько припали к мокрым доскам.
Наконец заскрипели петли, и кто-то вышел на крыльцо. Цикнув на пса, глухой голос спросил:
— Кой черт камни бросает?
Ему ответил Лосько:
— Товарищ Ярема, это я, Зинченко, с лесхоза. У тебя на втором участке молодняк вчера порубили.
— Чтоб у них руки отсохли! Ты с поезда, Зинченко?
— Нет, попутной машиной.
— Добре. — Из темноты выросла высокая фигура лесника в форменном наброшенном кителе. — Прошу, проходьте в хату, — не особенно обрадовавшись поздним гостям, буркнул хозяин.
Хату Яремы можно было бы назвать деревянным домом. Разделенная на две комнаты, кухню, кладовую и сени, она скорее напоминала квартиру городского типа. Разная, невесть откуда собранная мебель. Здесь же, на кухне, большая печь, глиняная посуда, в углу — сверкающая острая коса.
Еще не старая, но рано увядшая женщина — видимо, жена Яремы — робко поздоровавшись, собрала из подола клубки шерстяных ниток и неслышно вышла в сени. Вернувшись, она поставила на стол высокий кувшин молока, миску с медом и положила круглую лепешку. Потом взглянула на мужа и, поправив на голове платок, вышла.
В керосиновой лампе прыгал беспокойный огонек.
Лосько налил в кружку молока, отхлебнул, заел глоток пахучим хлебом. Карпенко не притронулся к еде. Сидя на лавке, он морщился, растирая ногу, которая все-таки сильно болела. Хозяин — мрачный мужчина лет пятидесяти с обвисшими, в желтых подпалинах усами — молча, выжидал.
Покончив с молоком, Лосько повернулся к нему:
— Мы от «Серого». Вы получили приказ?
Ярема кивнул.
— А почему не сообщили, что переехали из Стопачей сюда? — подозрительно глянув, спросил Карпенко.
Ярема вспылил:
— Почему, почему! А попробовали бы вы, пан начальник, поработать здесь на рации. Меня в Стопачах накрыли бы, я еще вовремя смылся. Перебрался вот сюда, да батареи отсырели. Запасных не было. Принимать еще как-то принимал, а передавать не мог.
— Врете! — оборвал Карпенко. — Вы испугались.