Шанталь кричит: да! Я припадаю к ее спине. Она жмет на газ, и мы потихоньку удаляемся от яхты.
Из толпы журналистов мне кричат: не припадай к подружке, твою грудь не видать!
Хохот.
— Девочки, выжмите из клячи всё, что можно!
Хохот.
Шанталь оборачивается ко мне и кричит:
— Помнишь, я тебе говорила про Сан-Тропез?
— Ага! — кричу я в ответ.
— Так вот за рулем сидела другая девушка, а я была на твоем месте.
— Черт! — ору я. — Негодяйка!
— Не психуй, — открикивается Шанталь. — Всё будет о’кей. Обучение в боевой обстановке. Готова?
Я уже так прилипла к ее спине, что крепче ухватиться нельзя.
Шанталь, словно в ответ на подначку журналистов, решает выжать из клячи всё и сразу дает полный газ. А может, просто случайно давит на педаль слишком сильно. Так или иначе, машина делает рывок что твой бешеный мустанг.
Первой кувыркаюсь в воду я. Уж не знаю, почему Шанталь не летит за компанию — моя мертвая хватка оказалась не такой уж мертвой! Вода удивительно холодная для такого жаркого дня. Я ныряю — или меня пыряет — глубоко-глубоко.
Оказавшись снова на поверхности, я слышу хохот журналистов.
Шанталь бултыхается неподалеку.
Проклятая «сидушка», лишившись седоков, покорно остановилась и с невинным видом качается на волнах футах в тридцати от нас.
Утонуть при такой мощной подстраховке я не очень боюсь, поэтому первые две мысли в моей голове довольно странные для этой ситуации: во-первых, я поражаюсь тому, что публика смеется — в клубе мне никогда не доводилось вызывать смех; во-вторых, я вдруг только сейчас вспоминаю свое обещание Делле проводить ее в аэропорт — теперь уже не провожу!
То, что меня вылавливают с головы до ног мокрой, даже по-своему хорошо: никто не замечает, что я тихонько плачу.
На «Оксфорд-Сёркус» я случайно встречаю владелицу потерянного проездного. Доставая свой билет, чтобы пройти через ворота, я слышу слева от себя разговор, который трудно разобрать из-за того, что дверцы турникетов то и дело щелкают, выпуская очередного пассажира.
Гнилозубый служащий подземки разговаривает с хорошенькой блондинкой в черном облегающем топике.
Девушка явно нервничает, но на губах у нее сладчайшая улыбка — такую навешивают, когда подходят к тебе на улице с просьбой пожертвовать на кошачье общежитие в Африке.
Шанталь кричит: да! Я припадаю к ее спине. Она жмет на газ, и мы потихоньку удаляемся от яхты.
Из толпы журналистов мне кричат: не припадай к подружке, твою грудь не видать!
Хохот.
— Девочки, выжмите из клячи всё, что можно!
Хохот.
Шанталь оборачивается ко мне и кричит:
— Помнишь, я тебе говорила про Сан-Тропез?
— Ага! — кричу я в ответ.
— Так вот за рулем сидела другая девушка, а я была на твоем месте.
— Черт! — ору я. — Негодяйка!
— Не психуй, — открикивается Шанталь. — Всё будет о’кей. Обучение в боевой обстановке. Готова?
Я уже так прилипла к ее спине, что крепче ухватиться нельзя.
Шанталь, словно в ответ на подначку журналистов, решает выжать из клячи всё и сразу дает полный газ. А может, просто случайно давит на педаль слишком сильно. Так или иначе, машина делает рывок что твой бешеный мустанг.
Первой кувыркаюсь в воду я. Уж не знаю, почему Шанталь не летит за компанию — моя мертвая хватка оказалась не такой уж мертвой! Вода удивительно холодная для такого жаркого дня. Я ныряю — или меня пыряет — глубоко-глубоко.
Оказавшись снова на поверхности, я слышу хохот журналистов.
Шанталь бултыхается неподалеку.
Проклятая «сидушка», лишившись седоков, покорно остановилась и с невинным видом качается на волнах футах в тридцати от нас.
Утонуть при такой мощной подстраховке я не очень боюсь, поэтому первые две мысли в моей голове довольно странные для этой ситуации: во-первых, я поражаюсь тому, что публика смеется — в клубе мне никогда не доводилось вызывать смех; во-вторых, я вдруг только сейчас вспоминаю свое обещание Делле проводить ее в аэропорт — теперь уже не провожу!
То, что меня вылавливают с головы до ног мокрой, даже по-своему хорошо: никто не замечает, что я тихонько плачу.
На «Оксфорд-Сёркус» я случайно встречаю владелицу потерянного проездного. Доставая свой билет, чтобы пройти через ворота, я слышу слева от себя разговор, который трудно разобрать из-за того, что дверцы турникетов то и дело щелкают, выпуская очередного пассажира.
Гнилозубый служащий подземки разговаривает с хорошенькой блондинкой в черном облегающем топике.
Девушка явно нервничает, но на губах у нее сладчайшая улыбка — такую навешивают, когда подходят к тебе на улице с просьбой пожертвовать на кошачье общежитие в Африке.