Князь Навойский испытывал преогромное желание присесть, а лучше прилечь. И целители сказали бы, что желание сие вполне естественно, а князю надлежит прислушаться к нуждам собственного тела, пока оное тело вовсе не отказалось ему подчиняться.
Виданое ли дело, ему голову едва ль не до смерти пробили, а он, вместо того, чтобы лежать, окруженный заботою, побежал куда-то.
Ладно, не побежал.
Пошел.
Похромал, на тросточку опираясь.
- Очевидно, князю вновь примерещилось, и в состоянии ума помраченного он совершил смертоубийство девицы Лужниной, - Первецов неожиданно для себя обнаружил, что стал вдруг, если не самым главным в конторе, то почти. Князь вон серый, больной, осунулся весь, того и гляди сляжет. И внезапная власть пугала. То есть, нет, в мечтах своих героических Первецов не раз и не два примерял место, заменял высокое начальство, пораненое на службе едва ль не до смерти, и конторой руководил мудро, за что после и бывал жалован. В мечтах.
Наяву конторой руководить оказалось не так и просто.
Нет, Первецова слушались. Приказания его исполняли, однако не отпускала препоганая мыслишка, что приказания эти неверны... вот, скажем, взять Стрежницкого.
С одной стороны девица застреленная имелась.
И сам Стрежницкий не отпирался.
И стало быть, вина явная, а потому и действия очевидны, но теперь, перед князем, очевидность их вдруг поблекла.
- И ты, идиот, отправил его... куда?
- В...в заключение.
На щеках вспыхнули пятна. Осознавать себя идиотом не хотелось. Впрочем, кому и когда было дело до желаний Первецова.
- Куда именно? - уточнил князь и поморщился.
Хотелось наорать, а паче того перетянуть Первецова тросточкою по хребту, глядишь, и вправду ток кровяной усилится, прильет кровушка к мозгам и вернет способность мыслить ясно.
Жаль, что закон запрещает применять к чинам нижестоящим насилие.
Ничего... против ссылки закона нету.
Вот закончится это дело, и отправится Первецов на границу, годков на пару, пока опыта не наберется или не помудреет. Говорят, люди в обстоятельствах стесненных мудреют со страшною силой.
- Так... в Заложное крыло.
Димитрий осторожно кивнул. А может... конечно, Стрежницкий не виновен, тут и сомнений нет, но в Заложном крыле издревле держали узников высоких, а потому условия там были весьма себе приличные. Глядишь, и целее будет.
Правда, идти туда далеко, а придется.
Князь Навойский испытывал преогромное желание присесть, а лучше прилечь. И целители сказали бы, что желание сие вполне естественно, а князю надлежит прислушаться к нуждам собственного тела, пока оное тело вовсе не отказалось ему подчиняться.
Виданое ли дело, ему голову едва ль не до смерти пробили, а он, вместо того, чтобы лежать, окруженный заботою, побежал куда-то.
Ладно, не побежал.
Пошел.
Похромал, на тросточку опираясь.
- Очевидно, князю вновь примерещилось, и в состоянии ума помраченного он совершил смертоубийство девицы Лужниной, - Первецов неожиданно для себя обнаружил, что стал вдруг, если не самым главным в конторе, то почти. Князь вон серый, больной, осунулся весь, того и гляди сляжет. И внезапная власть пугала. То есть, нет, в мечтах своих героических Первецов не раз и не два примерял место, заменял высокое начальство, пораненое на службе едва ль не до смерти, и конторой руководил мудро, за что после и бывал жалован. В мечтах.
Наяву конторой руководить оказалось не так и просто.
Нет, Первецова слушались. Приказания его исполняли, однако не отпускала препоганая мыслишка, что приказания эти неверны... вот, скажем, взять Стрежницкого.
С одной стороны девица застреленная имелась.
И сам Стрежницкий не отпирался.
И стало быть, вина явная, а потому и действия очевидны, но теперь, перед князем, очевидность их вдруг поблекла.
- И ты, идиот, отправил его... куда?
- В...в заключение.
На щеках вспыхнули пятна. Осознавать себя идиотом не хотелось. Впрочем, кому и когда было дело до желаний Первецова.
- Куда именно? - уточнил князь и поморщился.
Хотелось наорать, а паче того перетянуть Первецова тросточкою по хребту, глядишь, и вправду ток кровяной усилится, прильет кровушка к мозгам и вернет способность мыслить ясно.
Жаль, что закон запрещает применять к чинам нижестоящим насилие.
Ничего... против ссылки закона нету.
Вот закончится это дело, и отправится Первецов на границу, годков на пару, пока опыта не наберется или не помудреет. Говорят, люди в обстоятельствах стесненных мудреют со страшною силой.
- Так... в Заложное крыло.
Димитрий осторожно кивнул. А может... конечно, Стрежницкий не виновен, тут и сомнений нет, но в Заложном крыле издревле держали узников высоких, а потому условия там были весьма себе приличные. Глядишь, и целее будет.
Правда, идти туда далеко, а придется.