— Это да. Сама даже вздрагиваю, когда к себе притрагиваюсь. Поэтому даже с мужиками сплю в носках. В варежках пока не решаюсь.
— Да? — он повернулся ко мне. Некоторое время мы только сипло дышали.
— Ну все! Свитера твоего пушистого уже наелись достаточно. Можешь снять. И брюки тоже!
— Почему нет?
Стащил вяло свитер, стал вешать брюки. Посыпались монеты.
— Ого! Золотой дождь?! Кальсоны — это святое?
— Почему? Могу снять!
— ...Ну и где же «вниз»?
Сначала мы это делали чисто формально, он явно тяжело думал о чем-то далёком, производственном, но постепенно появился пульс, слабое дыхание, даже реакция глаз, потом пришла основательность, с которой он, видимо, делает каждое дело. Я задавала темп дыхания, он, в общем-то, не отставал. В последнюю очередь заработал и мозг, что бывает далеко не со всеми мужиками, — мол, если полчаса трудимся и не достигаем какого-то результата, то, может быть, надо что-то переменить? Правильно! Как он сходу просёк «тайну пуфика»! Переворачиваясь, заодно я успела проветриться, освежиться. Вот так! Когда я лежу на пуфике попкой вверх, а мужик на коленях. Точно! Мужик серьезный. Волокёт! Не наваливается душной могильной плитой, а дает и партнёру пошевелиться, подвигаться, показать себя! Мол, что я стараюсь один? Ты сама-то чего-то хочешь? А вот! А вот так! Голова моя каталась по разным углам, и там от дыхания моего стали вздыматься смерчики пыли, потом самумы... А если немного так? О-о! Вопль, потрясший меня, словно был не мой, чей-то чужой. Боюсь, что все обитатели этого дома на минуту оторвались от своих дел и задумались: а правильно ли они живут? Некоторое время мы лежали на пуфике, склеившись, как кремовое пирожное.
Потом он вдруг резко вскочил, подпрыгнул на одной ноге, победно ударил воздух кулаком:
— Вот так, ядрёна форточка! А говорят!..
Тут он вспомнил, сообразил, что я тоже имею некоторое отношение к его победе, покровительственно потрепал прическу:
— Молодец!
Теперь уже, для отдыха, можно забраться и в постель.
— Эх, был бы душ, — проговорил Александр, — поговорили бы по душам под душем, как шахтёры.
— Придется так.
— Ну ладно... Дети-то у тебя есть?
— Есть.
— Ясно. Как говорят у нас на флоте, «намотал уже, значит, на винт».
— А у тебя?
— Не желаю об этом говорить, — даже выскочил из кровати.
— Что, совсем нету семьи?
— Это да. Сама даже вздрагиваю, когда к себе притрагиваюсь. Поэтому даже с мужиками сплю в носках. В варежках пока не решаюсь.
— Да? — он повернулся ко мне. Некоторое время мы только сипло дышали.
— Ну все! Свитера твоего пушистого уже наелись достаточно. Можешь снять. И брюки тоже!
— Почему нет?
Стащил вяло свитер, стал вешать брюки. Посыпались монеты.
— Ого! Золотой дождь?! Кальсоны — это святое?
— Почему? Могу снять!
— ...Ну и где же «вниз»?
Сначала мы это делали чисто формально, он явно тяжело думал о чем-то далёком, производственном, но постепенно появился пульс, слабое дыхание, даже реакция глаз, потом пришла основательность, с которой он, видимо, делает каждое дело. Я задавала темп дыхания, он, в общем-то, не отставал. В последнюю очередь заработал и мозг, что бывает далеко не со всеми мужиками, — мол, если полчаса трудимся и не достигаем какого-то результата, то, может быть, надо что-то переменить? Правильно! Как он сходу просёк «тайну пуфика»! Переворачиваясь, заодно я успела проветриться, освежиться. Вот так! Когда я лежу на пуфике попкой вверх, а мужик на коленях. Точно! Мужик серьезный. Волокёт! Не наваливается душной могильной плитой, а дает и партнёру пошевелиться, подвигаться, показать себя! Мол, что я стараюсь один? Ты сама-то чего-то хочешь? А вот! А вот так! Голова моя каталась по разным углам, и там от дыхания моего стали вздыматься смерчики пыли, потом самумы... А если немного так? О-о! Вопль, потрясший меня, словно был не мой, чей-то чужой. Боюсь, что все обитатели этого дома на минуту оторвались от своих дел и задумались: а правильно ли они живут? Некоторое время мы лежали на пуфике, склеившись, как кремовое пирожное.
Потом он вдруг резко вскочил, подпрыгнул на одной ноге, победно ударил воздух кулаком:
— Вот так, ядрёна форточка! А говорят!..
Тут он вспомнил, сообразил, что я тоже имею некоторое отношение к его победе, покровительственно потрепал прическу:
— Молодец!
Теперь уже, для отдыха, можно забраться и в постель.
— Эх, был бы душ, — проговорил Александр, — поговорили бы по душам под душем, как шахтёры.
— Придется так.
— Ну ладно... Дети-то у тебя есть?
— Есть.
— Ясно. Как говорят у нас на флоте, «намотал уже, значит, на винт».
— А у тебя?
— Не желаю об этом говорить, — даже выскочил из кровати.
— Что, совсем нету семьи?