— Я не знаю, — пожал плечами Аркадий Борисович.
— М-мой, — сказал Прохоров. — Это вы мне его удалили. Помните.
— Помню.
— По-посчитайте? — Прохоров раскрыл рот, придвинулся к доктору. — Сколько?
— Тридцать два, — сказал Аркадий Борисович. — Т-так…
— З-значит, сколько было всего?
— Тридцать два.
— В-видали чудеса арифметики?.. Во рту тридцать два и в руке один и все равно т-тридцать два!..
— Да-а… — задымила Пристяжнюк. — Неувязочка получается, товарищ Шереметьев. Сколько же зубов было у товарища Прохорова в сумме?
— Коренных — тридцать два, — сказал Аркадий Борисович.
— Видали? — подмигнул Прохоров начальнице. — А что я говорил?.. Кумовство!..
— Да-а, товарищ Шереметьев, не ожидалая от вас… Молодой специалист. Некрасиво, очень некрасиво начинаете…
— Да нет, Галина Петровна, — все очень просто, улыбнулся Аркадий Борисович и взял из руки Прохорова его зуб.
— Это обыкновенный молочный зуб. Он задержался дольше, чем нужно, во рту больного. Я его удалил и на его месте, как и полагается, вырос нормальный. Это бывает довольно часто.
Пристяжнюк кивнула и повернулась к Прохорову.
— Вот видите, товарищ Прохоров, я же говорила, что все будет в порядке. Вот все и разъяснилось. Никто вам палки в колеса совать не собирается.
— П-п-понятно, — выразительно протянул Прохоров. — Я так и знал. Все понятно, — он даже как-то обрадованно посмотрел на них и поднялся.
— Заявление свое возьмете? — спросила Пристяжнюк.
— Нет. П-пускай полежит… До свидания! — Прохоров направился к двери, потом вернулся, взял у доктора свой зуб, аккуратно завернул его в бумажку и положил в карман.
От дверей он еще раз оглянулся и, широко улыбаясь, сказал:
— Вы у меня еще п-п-п-поплачете кровавыми слезами!
— Склочник, — сказала Пристяжнюк, когда дверь за Прохоровым закрылась. Она встала из-за стола, подошла к доктору, подвела его к дивану. — Садись здесь, Шереметьев… Как тебя?
— Я не знаю, — пожал плечами Аркадий Борисович.
— М-мой, — сказал Прохоров. — Это вы мне его удалили. Помните.
— Помню.
— По-посчитайте? — Прохоров раскрыл рот, придвинулся к доктору. — Сколько?
— Тридцать два, — сказал Аркадий Борисович. — Т-так…
— З-значит, сколько было всего?
— Тридцать два.
— В-видали чудеса арифметики?.. Во рту тридцать два и в руке один и все равно т-тридцать два!..
— Да-а… — задымила Пристяжнюк. — Неувязочка получается, товарищ Шереметьев. Сколько же зубов было у товарища Прохорова в сумме?
— Коренных — тридцать два, — сказал Аркадий Борисович.
— Видали? — подмигнул Прохоров начальнице. — А что я говорил?.. Кумовство!..
— Да-а, товарищ Шереметьев, не ожидалая от вас… Молодой специалист. Некрасиво, очень некрасиво начинаете…
— Да нет, Галина Петровна, — все очень просто, улыбнулся Аркадий Борисович и взял из руки Прохорова его зуб.
— Это обыкновенный молочный зуб. Он задержался дольше, чем нужно, во рту больного. Я его удалил и на его месте, как и полагается, вырос нормальный. Это бывает довольно часто.
Пристяжнюк кивнула и повернулась к Прохорову.
— Вот видите, товарищ Прохоров, я же говорила, что все будет в порядке. Вот все и разъяснилось. Никто вам палки в колеса совать не собирается.
— П-п-понятно, — выразительно протянул Прохоров. — Я так и знал. Все понятно, — он даже как-то обрадованно посмотрел на них и поднялся.
— Заявление свое возьмете? — спросила Пристяжнюк.
— Нет. П-пускай полежит… До свидания! — Прохоров направился к двери, потом вернулся, взял у доктора свой зуб, аккуратно завернул его в бумажку и положил в карман.
От дверей он еще раз оглянулся и, широко улыбаясь, сказал:
— Вы у меня еще п-п-п-поплачете кровавыми слезами!
— Склочник, — сказала Пристяжнюк, когда дверь за Прохоровым закрылась. Она встала из-за стола, подошла к доктору, подвела его к дивану. — Садись здесь, Шереметьев… Как тебя?