— Не понял. Вы ж знаете, у трибунала один приговор — расстрел.
— А мы сделаем революционный суд чести. Новое — хорошо забытое старое. Назначим судьями пару коммунистов, пару эсеров, можно для солидности пристегнуть и анархистов, чтоб никому не пришло в голову осуждать нас за предвзятость. Судьи допросят свидетелей, саму обвиняемую и вынесут вердикт, скажем, не виновна, или какое-то порицание, смотря по доказательствам. И всё. Ей свобода. И овцы целы, и волки сыты. А главное, тебя от позора спасём. Как ты не понимаешь? Если ты её сегодня выпустишь без суда, тебе завтра анархисты кишки выпустят. Она же у них в героях, Жанна д’Арк.
Суд состоялся. Он был открытый, в зал пускали любого желающего: смотри, товарищ, какой у нас демократичный суд, мы ничего не скрываем.
Один из её защитников, анархист Гарин, командир бронепоезда «Свобода и честь» с пафосом вещал:
— ...Товарищи судьи, я совершенно уверен, что раз наш боевой товарищ Мария Никифорова сидит на скамье подсудимых, то только потому, что она видит в вашем лице настоящих революционеров и что, выйдя из суда, она получит обратно своё оружие, отряд и пойдёт с новой силой сражаться с контрреволюцией. Если б она думала по-другому, то я знал бы об этом, и с моей командой освободил бы её силой...
Это была уже неприкрытая угроза и громогласная подсказка уважаемому суду, какое надо принимать решение. Судьи были возмущены неприкрытым давлением:
— Товарищ Гарин, вы забываетесь, пытаясь указывать революционному независимому суду. Мы здесь для того и работаем, чтобы выяснить истину. Если Никифорова виновна, она получит по заслугам, если не виновна, суд предпримет все меры, чтобы вернуть оружие ей и её отряду.
Судьи тоже люди. Если, сидя за столом в зале суда, они изображали саму строгость и неподкупность, то удалившись в совещательную комнату, стали вполне всё понимающими. И в первую очередь начали перемывать кости Фаскину, благо он отсутствовал:
— Дёрнуло его её арестовывать.
— Вот именно. Как будто сам в Александровске не грабил население.
— А где отряду взять, если центр ни хлеба, ни патронов не присылает? Вот и выкручиваешься. Экспроприируешь.
— Что будем писать?
— Так... Факт грабежей в Елисаветграде не подтвердился. Пиши, пиши... поэтому признать Марию Никифорову невинной.
— Гы-гы-гы.
— Чего ты?
— Невинной она в девятнадцатом веке была, дурило.
— Ну а как надо?
— Невиновной.
Командировка Савы Махно через фронт, находившийся в семидесяти километрах от города, завершилась более или менее успешно. Он встретил и направил в Таганрог более десятка гуляйпольских анархистов.
Так удалось найти Веретельникова, Каретникова, Краковского, Коростылева, Марченко, Лютого и Горелика с Колядой. К концу апреля вернулись и Сава со Степаном Шепелем.
Для проведения конференции гуляйпольцам была предоставлена комната в Федерации. И хотя каждого прибывшего Махно встречал с искренней радостью и улыбкой, за стол председателя он сел мрачноватый.
— Что нос повесил, Нестор Иванович, — решил ободрить его Веретельников.
— Не понял. Вы ж знаете, у трибунала один приговор — расстрел.
— А мы сделаем революционный суд чести. Новое — хорошо забытое старое. Назначим судьями пару коммунистов, пару эсеров, можно для солидности пристегнуть и анархистов, чтоб никому не пришло в голову осуждать нас за предвзятость. Судьи допросят свидетелей, саму обвиняемую и вынесут вердикт, скажем, не виновна, или какое-то порицание, смотря по доказательствам. И всё. Ей свобода. И овцы целы, и волки сыты. А главное, тебя от позора спасём. Как ты не понимаешь? Если ты её сегодня выпустишь без суда, тебе завтра анархисты кишки выпустят. Она же у них в героях, Жанна д’Арк.
Суд состоялся. Он был открытый, в зал пускали любого желающего: смотри, товарищ, какой у нас демократичный суд, мы ничего не скрываем.
Один из её защитников, анархист Гарин, командир бронепоезда «Свобода и честь» с пафосом вещал:
— ...Товарищи судьи, я совершенно уверен, что раз наш боевой товарищ Мария Никифорова сидит на скамье подсудимых, то только потому, что она видит в вашем лице настоящих революционеров и что, выйдя из суда, она получит обратно своё оружие, отряд и пойдёт с новой силой сражаться с контрреволюцией. Если б она думала по-другому, то я знал бы об этом, и с моей командой освободил бы её силой...
Это была уже неприкрытая угроза и громогласная подсказка уважаемому суду, какое надо принимать решение. Судьи были возмущены неприкрытым давлением:
— Товарищ Гарин, вы забываетесь, пытаясь указывать революционному независимому суду. Мы здесь для того и работаем, чтобы выяснить истину. Если Никифорова виновна, она получит по заслугам, если не виновна, суд предпримет все меры, чтобы вернуть оружие ей и её отряду.
Судьи тоже люди. Если, сидя за столом в зале суда, они изображали саму строгость и неподкупность, то удалившись в совещательную комнату, стали вполне всё понимающими. И в первую очередь начали перемывать кости Фаскину, благо он отсутствовал:
— Дёрнуло его её арестовывать.
— Вот именно. Как будто сам в Александровске не грабил население.
— А где отряду взять, если центр ни хлеба, ни патронов не присылает? Вот и выкручиваешься. Экспроприируешь.
— Что будем писать?
— Так... Факт грабежей в Елисаветграде не подтвердился. Пиши, пиши... поэтому признать Марию Никифорову невинной.
— Гы-гы-гы.
— Чего ты?
— Невинной она в девятнадцатом веке была, дурило.
— Ну а как надо?
— Невиновной.
Командировка Савы Махно через фронт, находившийся в семидесяти километрах от города, завершилась более или менее успешно. Он встретил и направил в Таганрог более десятка гуляйпольских анархистов.
Так удалось найти Веретельникова, Каретникова, Краковского, Коростылева, Марченко, Лютого и Горелика с Колядой. К концу апреля вернулись и Сава со Степаном Шепелем.
Для проведения конференции гуляйпольцам была предоставлена комната в Федерации. И хотя каждого прибывшего Махно встречал с искренней радостью и улыбкой, за стол председателя он сел мрачноватый.
— Что нос повесил, Нестор Иванович, — решил ободрить его Веретельников.