Многие иностранцы, посетившие Россию в XVI и в XVII веках, отдают должную справедливость природному рассудку русского народа и его способности к умственному развитию, но вследствие неблагоприятных исторических обстоятельств уровень образованности в Московском государстве находился на довольно низкой ступени. С XIII столетия, т. е. со времен татарского ига, началось быстрое отчуждение России от Европы и русский народ вступил в близкие отношения к диким азиатским соседям, которые оставили глубокий след на государственном устройстве и на обычаях наших предков. На характере Московского государства отразилось также влияние византийских преданий, проводником которых служили иерархия, литература и законодательство; предания эти относились к позднейшим временам византийской образованности, т. е. ко временам ее упадка.
Хотя со второй половины XV века Московское государство и начинает входить в связь с европейскими державами, но связь эта долгое время ограничивалась дипломатическими сношениями и призывом иностранных мастеров на службу правительству. Русские же люди не отпускались за границу для образования, и европейская наука не пользовалась в России покровительством высших классов. Указывая на опасность, постоянно грозившую со стороны иноземных ересей, московское духовенство недружелюбно смотрело и на западнорусские школы и ученых, которые были не чужды многих западных идей. С целью оградить русское православие от иноземных ересей и подкрепить его связь с Восточною Церковью при царе Феодоре Алексеевиче учреждено было в Москве высшее училище под названием Славяно-греко-латинской академии. Первыми учителями академии были вызванные из Греции ученые братья Лихуды (Иоанникий и Софроний); воспитанники изучали преимущественно греческий и латинский языки, христианскую философию и богословие.
При отсутствии сельских школ монахи и церковнослужители в те времена были почти единственными учителями грамотности. Боярское же и дворянское сословие по своему умственному развитию весьма мало возвышалось над массою простолюдинов; все воспитание его ограничивалось обучением чтению и письму, но и до этого искусства достигали не все бояре. Вся система воспитания того времени основывалась на страхе и наказании; розга считалась необходимою принадлежностью учения.
Печальное состояние образованности и восточное влияние на русские нравы особенно отразились на положении женщин.
В княжеско-дружинной Руси женщины пользовались некоторою свободою, но с XIII века в высшем сословии их положение изменяется. Они были удалены из общества мужчин и заключены в терема, где проводили жизнь, обреченную праздности и скуке. Прядение, вышивание золотом, жемчугом или бисером (особенно церковных риз и покровов) в обществе сенных девушек и однообразные забавы вроде качелей наполняли время боярских жен и дочерей; из дома они выезжали не иначе как в закрытых колымагах, окруженные толпою холопов. Брак с обеих сторон устраивался родителями, причем о согласии молодых людей не спрашивали. Жених обыкновенно до самого окончания свадьбы не мог видеть своей невесты (отчего между боярами случались иногда обманы: например, вместо той дочери, за которую сватались, выдавали другую, отличавшуюся каким-нибудь недостатком; или, когда родственница жениха приезжала смотреть невесту, показывали ей вместо дочери красивую служанку). Только христианские понятия о браке смягчали иногда это рабское положение женщины и возвышали ее на степень подруги. Русские книжники XVI века такими чертами изображают нам идеал женщины: она безропотно покоряется старшим (т. е. мужу и его родителям), усердно занимается хозяйством, облегчает в своем доме тяжелое положение рабов и совершает другие подвиги христианского благочестия (посты, милостыню, молитву).
Наиболее образованные области Московского государства лежали на западе, т. е. по соседству с Европою. Новгород благодаря своей торговле долгое время служил для Москвы главным проводником европейской гражданственности, но в конце XVI века он приходит в упадок. В XVII веке его место в отношении к Москве заступает Малороссия со своими школами и типографиями, со своими духовными писателями и учеными, которые образовались во время борьбы против унии и католицизма (Смотрицкий, Копыстенский, Могила, Гизель и др.). Вместе с тем усиливается в Московской Руси влияние польской гражданственности и польской литературы. Постоянный прилив европейских ремесленников, торговцев, офицеров и послов такж не мог остаться без некоторого влияния на русский быт. В XVII веке западные европейские обычаи хотя слабо, но уже заметно проникают в высшее московское общество. Когда Ордин-Нащокин управлял Посольским приказом, в Москве составлялись русские газеты или куранты (рукописные), впрочем исключительно назначенные для двора: в них помещались переведенные из иностранных газет известия об европейских событиях. (Начало тому положено при Михаиле Феодоровиче.) Между приверженцами западных обычаев из русских бояр первое место занимает Матвеев, под влиянием которого при московском дворе положено было начало театру.
При Алексее Михайловиче к московскому двору была вызвана труппа немецких музыкантов и танцовщиков. Они просили у царя дозволения забавлять его театром. Царь обратился за советом к своему духовнику; тот отвечал, что можно немцам играть во дворце, потому что византийские императоры допускали при своем дворе подобные увеселения. В присутствии царского семейства и придворных немцы разыграли несколько мистерий («Как Юдифь отсекла голову Олоферну», «Как Артаксеркс велел повесить Амана» и др.). Музыкальный оркестр при этом состоял из дворовых людей Матвеева, обученных немцами. Представления очень понравились царю; он поручил Матвееву устроить постоянный театр, отдать в учение к. немцам несколько русских и выписать из Германии новых актеров. Лучшие русские мистерии в конце XVII века принадлежали Симеону Полоцкому и Димитрию ростовскому.
Книжная словесность Древней Руси заключалась по преимуществу в разного рода рукописных сборниках, которые в большом количестве дошли до нас. Главное место занимают книги религиозного содержания. В них входили, во-первых, поучения отцов Церкви, распределенные для чтения на каждый день; во-вторых, жития святых Русской Церкви и Греческой вообще. Первого рода сборники известны под именами Златоструев, Златоустов, Измарагдов и проч., а вторые назывались Четьи-Минеи, Прологи и Патерики. Замечательны Великие Четьи-Минеи, собранные митрополитом Макарием, современником Ивана Грозного, и Патерик печерский, составленный в Киеве в XV веке. Потом следуют сборники библейских сказаний, преимущественно «отреченных» (т. е. не признаваемых Церковью), которые назывались Палеи. Сборники, известные под именем Пчелы, составляют переход от духовной литературы к светской; они разделены обыкновенно на главы нравственного содержания (о богатстве и убожестве, о добродетели и злобе, о правде и т. п.).
Для распространения сведений по всемирной истории служили хронографы, заимствованные по большей части из греческих летописцев; здесь описывались события от сотворения мира, и притом в особенности события византийские. Для распространения же исторических сведений о Древней Руси служили многочисленные летописные сборники. Иногда из летописей делались выписки по княжениям и царствованиям («степенные книги») или составлялись летописные своды; замечателен особенно свод летописей, составленный по приказанию Никона. В XV веке московская летопись получает по преимуществу государственный (официальный) характер и ведется при дворе великих князей; в XVI веке ее начинают заменять «разрядные книги», куда дьяки вносили главные придворные события и служебную деятельность бояр. В том же веке появляются исторические записки современников; таково сочинение князя Курбского о царствовании Иоанна Грозного. В XVI веке летописная деятельность почти прекращается и записки выступают на первый план; самые замечательные это: Авраамия Палицына — «Сказание об осаде Троицкого монастыря и о бывших потом в России мятежах», любопытное сочинение о «России в царствование Алексея Михайловича», принадлежащее подьячему Посольского приказа Котошихину, оно писано в Швеции, куда Котошихин убежал из Московского государства (около 1654 года).
Собственно светская или легкая литература состояла из большого количества сказок и повестей, которые служили любимым предметом чтения или изустного рассказа и наряду с другими сочинениями входили в состав рукописных сборников. Многие из этих повестей, очевидно, иноземного происхождения, частью занесенные с Востока (например, «О Синагриппе царе и Акире Премудром», взятая из арабских сказок «Тысяча и одна ночь»), частью с Запада посредством Польши (например, «Бова Королевич» — из итальянских рыцарских романов); но они обыкновенно переделывались на русский лад. Форму повестей принимали также многочисленные легенды назидательного содержания (например, муромская легенда о князе Петре и княгине Февронии) и сатирические рассказы, в которых народное остроумие выставляло на вид слабые стороны своего общественного быта. (Образец таких рассказов представляет «Шемякин суд» — сатира на неправедных, корыстолюбивых судей.)
Между тем как книги составляли умственную пищу грамотных людей и по редкости своей были доступны только зажиточному классу, художественные потребности простого народа находили себе удовлетворение в разнообразных и многочисленных песнях, т. е. в произведениях народной фантазии и народного чувства. Между ними первое место занимают былины, т. е. песни с эпическим характером. Героями этих былин являются богатыри; они олицетворяют собою княжескую дружину в борьбе с враждебными соседями, преимущественно с азиатскими племенами, которые то выступают в виде несметного войска, то представляются в чудовищном образе Змея Горыныча и других фантастических существ. Богатыри русские обыкновенно собираются около великого князя Владимира Красное Солнышко, который задает им великолепные пиры и посылает их совершать баснословные подвиги. Наибольшею славою в народе из таких идеальных героев пользовались Илья Муромец (богатырь-крестьянин), Добрыня Никитич (богатырь-боярин) и Алеша Попович.
Кроме этого княжеского цикла (т. е. круга) эпических песен, получивших начало преимущественно в Южной России, был еще другой цикл песен, принадлежащих Северной или Новгородской Руси. Здесь вместо княжеского двора или дружины на заднем плане рисуются община и вече, а героями песен являются предприимчивые гости и повольники новгородские. Таковы песни «Василий Буслаев» и «Садко — богатый гость». И тот и другой цикл по происхождению своему относятся к удельно-вечевой Руси, но песни эти сохранились в устах народа до позднейших времен.
В XVI и XVII веках составляется в Московской Руси цикл собственно царский; так, слагаются песни об Иване Грозном, об его завоеваниях, пирах и боярах, о царе Алексее Михайловиче и т. д. Между тем в Малой России образуется обширный исторический эпос из казацких песен или «дум»; содержанием их служат подвиги казацких героев, преимущественно любимых гетманов. Эти «думы» слагали и пели народные малороссийские поэты (кобзари и бандуристы). В то же время являются разбойничьи песни, например о Стеньке Разине и других знаменитых атаманах.
К разряду эпических произведений можно отнести и так называемые стихи религиозного содержания, каковы «О голубиной книге», «О страшном суде» и пр. Эти стихи пели странники-богомольцы (так называемые калики перехожие). В них особенно ярко отразилось смешение языческих верований с христианскими.
Что же касается до русских лирических песен, то в них вполне высказывается внутренний мир народа, т. е. сторона сердца или чувства, которое у славянских племен по большей части преобладает над другими силами души. На этих песнях лежит общий отпечаток задушевности, а господствующий в них тон — заунывный, который есть отголосок однообразной, суровой природы и многих страданий, перенесенных русским народом в течение его долгой исторической жизни. Песни малороссийские отличаются в особенности меланхолическим настроением и нежным, сосредоточенным чувством, тогда как великорусские песни иногда переходят к необузданному веселью и вообще отражают более широкую натуру, способную и к кипучей деятельности, и к беззаботному разгулу.
После смерти бездетного Феодора Алексеевича ближайшее право на престол имел следующий за ним брат Иоанн, но он был известен своею слабостью «телесною и душевною», поэтому патриарх Иоаким и бояре помимо старшего брата провозгласили царем десятилетнего Петра. Тогда главное значение при дворе получила мать Петра, Наталья Кирилловна, и воспитатель ее, боярин Матвеев, был немедленно возвращен из ссылки. Против царицы Натальи и ее родственников Нарышкиных вооружилась партия Милославских; душой этой партии сделалась умная честолюбивая Софья, одна из дочерей Алексея Михайловича от первого брака. Так как при дворе ее отца под влиянием западных обычаев царевны не строго соблюдали древние правила затворничества, то Софья чтением и беседою с людьми образованными успела развить свой ум и познакомиться с делами государственными. В царствование брата Феодора она уже принимала некоторое участие в политике, а после провозглашения царем Петра решилась оспаривать власть у своей мачехи. Для исполнения своих замыслов Софья и ее родственники обратились к стрелецкому войску. Между московскими стрельцами около того времени обнаружилось волнение по следующему поводу: войско жаловалось правительству на притеснения своих полковников, а правительство ограничилось несколькими нерешительными мерами; тогда стрельцы начали собираться в круги по казацкому обычаю и самовольно расправляться со своими начальниками. Софья воспользовалась этим волнением; посредством преданных ей людей она склонила стрельцов на свою сторону, внушила им, что царевич Иоанн незаконно отстранен от престола, и возбудила, наконец, открытый кровавый бунт против Нарышкиных.
Утром 15 мая 1682 года сообщники царевны прискакали в Стрелецкую слободу с известием, что Нарышкины задушили царевича Иоанна. При звуках набатных колоколов собрались стрелецкие полки числом около 15000 человек и немедленно бросились в Кремль. Подступив к дворцу, они громко требовали выдачи Нарышкиных, погубивших царевича. Наталья Кирилловна вывела на Красное крыльцо обоих братьев, Иоанна и Петра. Стрельцы, видя, что их обманули, остановились и начали слушать увещания боярина Матвеева, некогда своего любимого начальника. Мятеж уже готов был утихнуть, но приверженцы Софьи употребили все усилия воспламенить его снова. Им помог своею неосторожностью начальник Стрелецкого приказа князь Михаил Долгорукий, который после кроткой речи Матвеева вдруг закричал на стрельцов и с угрозами велел им разойтись. Мятежники рассвирепели, взбежали на крыльцо и, схватив Долгорукого, бросили его вниз на копья своих товарищей; той же участи подвергся и несчастный Матвеев. Одни из стрельцов ворвались в самый дворец и убили несколько вельмож, имена которых находились в списке, составленном Милославскими; другие толпы бунтовщиков рассеялись по Москве, отыскивая повсюду людей, обреченных на смерть. Убийства возобновились на другой и на третий день. В числе многих знатных людей в это время погибли Языков, бывший любимец царя Феодора, и два родных брата царицы, Иван и Афанасий Нарышкины.
Прекратив наконец свои убийства, стрельцы по внушению Софьи объявили государями обоих царевичей вместе; дума Боярская и выборные от разных сословий согласились на это двоевластие. Вслед за тем стрельцы настояли, чтобы правление за молодостью братьев было вручено царевне Софье.
Первым делом правительницы была борьба с раскольничьим движением. Число раскольников быстро умножилось, несмотря на преследования, которым подвергались приверженцы «старой веры» в царствование Алексея и Феодора (главные представители раскола — Аввакум, Лазарь и дьякон Феодор — были сожжены в Пустозерске в 1681 году). Учители раскола и основатели разных сектитолков укрывались по отдаленным областям государства и там собирали вокруг себя последователей; особенно много раскольничьих скитов появилось в глухих лесах пустынного Архангельского края. В самой столице раскольники были довольно многочисленны; к ним тайно принадлежала часть стрельцов.
После майского переворота стрелецкое войско стало смотреть на себя как на главную опору правительства: раскольники ободрились и начали действовать тем смелее, что новый начальник стрельцов князь Хованский был последователь их учения. Более других отличался своим фанатизмом расстриженный священник Никита, прозванный Пустосвятом. Однажды он с большою толпою явился в Кремль и вызывал патриарха на Лобное место для торжественного прения о вере. Патриарх принял вызов, но прение по желанию Софьи произошло не на площади, а во дворце, в Грановитой палате, где присутствовали правительница, оба царя, вельможи и выборные московские люди (в июле 1682 года). Прение было шумное и продолжалось до вечера; выходя из палаты, раскольники провозгласили победу. Когда, таким образом, соблазн в народе достиг опасных размеров, правительница решилась «прибегнуть к строгости»: спустя несколько дней после прения предводители раскольников были схвачены; Никите отрубили голову, а других заточили. Ученики их рассеялись в разные стороны, но ревностно продолжали дело своих учителей.
Между тем стрелецкое войско не переставало волноваться, а Хованский, потворствуя своеволию подчиненных, сделался их любимцем и начал питать честолюбивые замыслы. Пребывание в столице и ее окрестностях становилось небезопасно для правительницы; она вместе с двором удалилась в крепкий Троицкий монастырь, куда стала созывать служилых людей для защиты царского семейства. Хованский, отправившись по приглашению ее к Троице, был схвачен на дороге и без суда казнен вместе с сыном. Стрельцы сначала подняли бунт, но, устрашенные войском, собранным около Троицкого монастыря, они скоро смирились и упросили патриарха ходатайствовать за них пред царевною. Она потребовала, чтобы выборные от стрельцов принесли ей повинную; рассказывают, будто около 3000 человек отправились в монастырь с петлями на шее, неся в руках плахи и топоры. Им объявлено было прощение, а Стрелецкий приказ Софья поручила думному дьяку Шакловитому, вполне ей преданному.
В это время любимцем царевны и первым ее советником является князь Василий Голицын, вельможа умный, получивший отчасти европейское образование. Из внешних дел Софьи и Голицына самым важным был союз против Турции, предложенный польским королем Яном Собеским. Царевна приняла предложение короля только под условием вечного мира с Польшею, который должен был подтвердить статьи Андрусовского договора и упрочил за Москвою Киев. Поляки согласились на это тяжкое для них условие, и в Москве был заключен вечный мир (1686). Вслед за тем Россия в союзе с Польшею, Австрией и Венециею открыла войну против Турции. По условию русские должны были напасть на крымского хана, чтобы отвлечь его от соединения с турками. 100000 московского войска под начальством Голицына и 50 000 малороссийских казаков с гетманом Самойловичем выступили против крымцев (1687). Но поход по открытым степям был чрезвычайно труден для большого войска; татары зажгли степи, и лошади начали падать от бескормицы, люди терпели от дыма и зноя; оказался недостаток в съестных припасах. Голицын без битвы воротился назад. Первым следствием неудачи было свержение Самойловича; казацкие старшины не любили гетмана за гордость и корыстолюбие, обвинили его в измене и потребовали, чтобы он был сменен. Софья исполнила их требование: Самойловича сослали в Сибирь, а на его место был избран Иван Мазепа. Весною 1689 года Голицын с Мазепою предприняли второй поход на Крым; на этот раз русские дошли до Перекопа, но опять воротились назад без успеха. Правительница, однако, щедро наградила своего любимца и других воевод, принимавших участие в крымских походах. В том же году русский уполномоченный Головкин заключил с Китаем Нерчинский договор; по этому договору плодоносные берега Амура, завоеванные горстью казацких удальцов, снова отошли к китайцам, и крепость Албазин, которую казаки прославили своею геройскою защитою, была разорена.
Многие иностранцы, посетившие Россию в XVI и в XVII веках, отдают должную справедливость природному рассудку русского народа и его способности к умственному развитию, но вследствие неблагоприятных исторических обстоятельств уровень образованности в Московском государстве находился на довольно низкой ступени. С XIII столетия, т. е. со времен татарского ига, началось быстрое отчуждение России от Европы и русский народ вступил в близкие отношения к диким азиатским соседям, которые оставили глубокий след на государственном устройстве и на обычаях наших предков. На характере Московского государства отразилось также влияние византийских преданий, проводником которых служили иерархия, литература и законодательство; предания эти относились к позднейшим временам византийской образованности, т. е. ко временам ее упадка.
Хотя со второй половины XV века Московское государство и начинает входить в связь с европейскими державами, но связь эта долгое время ограничивалась дипломатическими сношениями и призывом иностранных мастеров на службу правительству. Русские же люди не отпускались за границу для образования, и европейская наука не пользовалась в России покровительством высших классов. Указывая на опасность, постоянно грозившую со стороны иноземных ересей, московское духовенство недружелюбно смотрело и на западнорусские школы и ученых, которые были не чужды многих западных идей. С целью оградить русское православие от иноземных ересей и подкрепить его связь с Восточною Церковью при царе Феодоре Алексеевиче учреждено было в Москве высшее училище под названием Славяно-греко-латинской академии. Первыми учителями академии были вызванные из Греции ученые братья Лихуды (Иоанникий и Софроний); воспитанники изучали преимущественно греческий и латинский языки, христианскую философию и богословие.
При отсутствии сельских школ монахи и церковнослужители в те времена были почти единственными учителями грамотности. Боярское же и дворянское сословие по своему умственному развитию весьма мало возвышалось над массою простолюдинов; все воспитание его ограничивалось обучением чтению и письму, но и до этого искусства достигали не все бояре. Вся система воспитания того времени основывалась на страхе и наказании; розга считалась необходимою принадлежностью учения.
Печальное состояние образованности и восточное влияние на русские нравы особенно отразились на положении женщин.
В княжеско-дружинной Руси женщины пользовались некоторою свободою, но с XIII века в высшем сословии их положение изменяется. Они были удалены из общества мужчин и заключены в терема, где проводили жизнь, обреченную праздности и скуке. Прядение, вышивание золотом, жемчугом или бисером (особенно церковных риз и покровов) в обществе сенных девушек и однообразные забавы вроде качелей наполняли время боярских жен и дочерей; из дома они выезжали не иначе как в закрытых колымагах, окруженные толпою холопов. Брак с обеих сторон устраивался родителями, причем о согласии молодых людей не спрашивали. Жених обыкновенно до самого окончания свадьбы не мог видеть своей невесты (отчего между боярами случались иногда обманы: например, вместо той дочери, за которую сватались, выдавали другую, отличавшуюся каким-нибудь недостатком; или, когда родственница жениха приезжала смотреть невесту, показывали ей вместо дочери красивую служанку). Только христианские понятия о браке смягчали иногда это рабское положение женщины и возвышали ее на степень подруги. Русские книжники XVI века такими чертами изображают нам идеал женщины: она безропотно покоряется старшим (т. е. мужу и его родителям), усердно занимается хозяйством, облегчает в своем доме тяжелое положение рабов и совершает другие подвиги христианского благочестия (посты, милостыню, молитву).
Наиболее образованные области Московского государства лежали на западе, т. е. по соседству с Европою. Новгород благодаря своей торговле долгое время служил для Москвы главным проводником европейской гражданственности, но в конце XVI века он приходит в упадок. В XVII веке его место в отношении к Москве заступает Малороссия со своими школами и типографиями, со своими духовными писателями и учеными, которые образовались во время борьбы против унии и католицизма (Смотрицкий, Копыстенский, Могила, Гизель и др.). Вместе с тем усиливается в Московской Руси влияние польской гражданственности и польской литературы. Постоянный прилив европейских ремесленников, торговцев, офицеров и послов такж не мог остаться без некоторого влияния на русский быт. В XVII веке западные европейские обычаи хотя слабо, но уже заметно проникают в высшее московское общество. Когда Ордин-Нащокин управлял Посольским приказом, в Москве составлялись русские газеты или куранты (рукописные), впрочем исключительно назначенные для двора: в них помещались переведенные из иностранных газет известия об европейских событиях. (Начало тому положено при Михаиле Феодоровиче.) Между приверженцами западных обычаев из русских бояр первое место занимает Матвеев, под влиянием которого при московском дворе положено было начало театру.
При Алексее Михайловиче к московскому двору была вызвана труппа немецких музыкантов и танцовщиков. Они просили у царя дозволения забавлять его театром. Царь обратился за советом к своему духовнику; тот отвечал, что можно немцам играть во дворце, потому что византийские императоры допускали при своем дворе подобные увеселения. В присутствии царского семейства и придворных немцы разыграли несколько мистерий («Как Юдифь отсекла голову Олоферну», «Как Артаксеркс велел повесить Амана» и др.). Музыкальный оркестр при этом состоял из дворовых людей Матвеева, обученных немцами. Представления очень понравились царю; он поручил Матвееву устроить постоянный театр, отдать в учение к. немцам несколько русских и выписать из Германии новых актеров. Лучшие русские мистерии в конце XVII века принадлежали Симеону Полоцкому и Димитрию ростовскому.
Книжная словесность Древней Руси заключалась по преимуществу в разного рода рукописных сборниках, которые в большом количестве дошли до нас. Главное место занимают книги религиозного содержания. В них входили, во-первых, поучения отцов Церкви, распределенные для чтения на каждый день; во-вторых, жития святых Русской Церкви и Греческой вообще. Первого рода сборники известны под именами Златоструев, Златоустов, Измарагдов и проч., а вторые назывались Четьи-Минеи, Прологи и Патерики. Замечательны Великие Четьи-Минеи, собранные митрополитом Макарием, современником Ивана Грозного, и Патерик печерский, составленный в Киеве в XV веке. Потом следуют сборники библейских сказаний, преимущественно «отреченных» (т. е. не признаваемых Церковью), которые назывались Палеи. Сборники, известные под именем Пчелы, составляют переход от духовной литературы к светской; они разделены обыкновенно на главы нравственного содержания (о богатстве и убожестве, о добродетели и злобе, о правде и т. п.).
Для распространения сведений по всемирной истории служили хронографы, заимствованные по большей части из греческих летописцев; здесь описывались события от сотворения мира, и притом в особенности события византийские. Для распространения же исторических сведений о Древней Руси служили многочисленные летописные сборники. Иногда из летописей делались выписки по княжениям и царствованиям («степенные книги») или составлялись летописные своды; замечателен особенно свод летописей, составленный по приказанию Никона. В XV веке московская летопись получает по преимуществу государственный (официальный) характер и ведется при дворе великих князей; в XVI веке ее начинают заменять «разрядные книги», куда дьяки вносили главные придворные события и служебную деятельность бояр. В том же веке появляются исторические записки современников; таково сочинение князя Курбского о царствовании Иоанна Грозного. В XVI веке летописная деятельность почти прекращается и записки выступают на первый план; самые замечательные это: Авраамия Палицына — «Сказание об осаде Троицкого монастыря и о бывших потом в России мятежах», любопытное сочинение о «России в царствование Алексея Михайловича», принадлежащее подьячему Посольского приказа Котошихину, оно писано в Швеции, куда Котошихин убежал из Московского государства (около 1654 года).
Собственно светская или легкая литература состояла из большого количества сказок и повестей, которые служили любимым предметом чтения или изустного рассказа и наряду с другими сочинениями входили в состав рукописных сборников. Многие из этих повестей, очевидно, иноземного происхождения, частью занесенные с Востока (например, «О Синагриппе царе и Акире Премудром», взятая из арабских сказок «Тысяча и одна ночь»), частью с Запада посредством Польши (например, «Бова Королевич» — из итальянских рыцарских романов); но они обыкновенно переделывались на русский лад. Форму повестей принимали также многочисленные легенды назидательного содержания (например, муромская легенда о князе Петре и княгине Февронии) и сатирические рассказы, в которых народное остроумие выставляло на вид слабые стороны своего общественного быта. (Образец таких рассказов представляет «Шемякин суд» — сатира на неправедных, корыстолюбивых судей.)
Между тем как книги составляли умственную пищу грамотных людей и по редкости своей были доступны только зажиточному классу, художественные потребности простого народа находили себе удовлетворение в разнообразных и многочисленных песнях, т. е. в произведениях народной фантазии и народного чувства. Между ними первое место занимают былины, т. е. песни с эпическим характером. Героями этих былин являются богатыри; они олицетворяют собою княжескую дружину в борьбе с враждебными соседями, преимущественно с азиатскими племенами, которые то выступают в виде несметного войска, то представляются в чудовищном образе Змея Горыныча и других фантастических существ. Богатыри русские обыкновенно собираются около великого князя Владимира Красное Солнышко, который задает им великолепные пиры и посылает их совершать баснословные подвиги. Наибольшею славою в народе из таких идеальных героев пользовались Илья Муромец (богатырь-крестьянин), Добрыня Никитич (богатырь-боярин) и Алеша Попович.
Кроме этого княжеского цикла (т. е. круга) эпических песен, получивших начало преимущественно в Южной России, был еще другой цикл песен, принадлежащих Северной или Новгородской Руси. Здесь вместо княжеского двора или дружины на заднем плане рисуются община и вече, а героями песен являются предприимчивые гости и повольники новгородские. Таковы песни «Василий Буслаев» и «Садко — богатый гость». И тот и другой цикл по происхождению своему относятся к удельно-вечевой Руси, но песни эти сохранились в устах народа до позднейших времен.
В XVI и XVII веках составляется в Московской Руси цикл собственно царский; так, слагаются песни об Иване Грозном, об его завоеваниях, пирах и боярах, о царе Алексее Михайловиче и т. д. Между тем в Малой России образуется обширный исторический эпос из казацких песен или «дум»; содержанием их служат подвиги казацких героев, преимущественно любимых гетманов. Эти «думы» слагали и пели народные малороссийские поэты (кобзари и бандуристы). В то же время являются разбойничьи песни, например о Стеньке Разине и других знаменитых атаманах.
К разряду эпических произведений можно отнести и так называемые стихи религиозного содержания, каковы «О голубиной книге», «О страшном суде» и пр. Эти стихи пели странники-богомольцы (так называемые калики перехожие). В них особенно ярко отразилось смешение языческих верований с христианскими.
Что же касается до русских лирических песен, то в них вполне высказывается внутренний мир народа, т. е. сторона сердца или чувства, которое у славянских племен по большей части преобладает над другими силами души. На этих песнях лежит общий отпечаток задушевности, а господствующий в них тон — заунывный, который есть отголосок однообразной, суровой природы и многих страданий, перенесенных русским народом в течение его долгой исторической жизни. Песни малороссийские отличаются в особенности меланхолическим настроением и нежным, сосредоточенным чувством, тогда как великорусские песни иногда переходят к необузданному веселью и вообще отражают более широкую натуру, способную и к кипучей деятельности, и к беззаботному разгулу.
После смерти бездетного Феодора Алексеевича ближайшее право на престол имел следующий за ним брат Иоанн, но он был известен своею слабостью «телесною и душевною», поэтому патриарх Иоаким и бояре помимо старшего брата провозгласили царем десятилетнего Петра. Тогда главное значение при дворе получила мать Петра, Наталья Кирилловна, и воспитатель ее, боярин Матвеев, был немедленно возвращен из ссылки. Против царицы Натальи и ее родственников Нарышкиных вооружилась партия Милославских; душой этой партии сделалась умная честолюбивая Софья, одна из дочерей Алексея Михайловича от первого брака. Так как при дворе ее отца под влиянием западных обычаев царевны не строго соблюдали древние правила затворничества, то Софья чтением и беседою с людьми образованными успела развить свой ум и познакомиться с делами государственными. В царствование брата Феодора она уже принимала некоторое участие в политике, а после провозглашения царем Петра решилась оспаривать власть у своей мачехи. Для исполнения своих замыслов Софья и ее родственники обратились к стрелецкому войску. Между московскими стрельцами около того времени обнаружилось волнение по следующему поводу: войско жаловалось правительству на притеснения своих полковников, а правительство ограничилось несколькими нерешительными мерами; тогда стрельцы начали собираться в круги по казацкому обычаю и самовольно расправляться со своими начальниками. Софья воспользовалась этим волнением; посредством преданных ей людей она склонила стрельцов на свою сторону, внушила им, что царевич Иоанн незаконно отстранен от престола, и возбудила, наконец, открытый кровавый бунт против Нарышкиных.
Утром 15 мая 1682 года сообщники царевны прискакали в Стрелецкую слободу с известием, что Нарышкины задушили царевича Иоанна. При звуках набатных колоколов собрались стрелецкие полки числом около 15000 человек и немедленно бросились в Кремль. Подступив к дворцу, они громко требовали выдачи Нарышкиных, погубивших царевича. Наталья Кирилловна вывела на Красное крыльцо обоих братьев, Иоанна и Петра. Стрельцы, видя, что их обманули, остановились и начали слушать увещания боярина Матвеева, некогда своего любимого начальника. Мятеж уже готов был утихнуть, но приверженцы Софьи употребили все усилия воспламенить его снова. Им помог своею неосторожностью начальник Стрелецкого приказа князь Михаил Долгорукий, который после кроткой речи Матвеева вдруг закричал на стрельцов и с угрозами велел им разойтись. Мятежники рассвирепели, взбежали на крыльцо и, схватив Долгорукого, бросили его вниз на копья своих товарищей; той же участи подвергся и несчастный Матвеев. Одни из стрельцов ворвались в самый дворец и убили несколько вельмож, имена которых находились в списке, составленном Милославскими; другие толпы бунтовщиков рассеялись по Москве, отыскивая повсюду людей, обреченных на смерть. Убийства возобновились на другой и на третий день. В числе многих знатных людей в это время погибли Языков, бывший любимец царя Феодора, и два родных брата царицы, Иван и Афанасий Нарышкины.
Прекратив наконец свои убийства, стрельцы по внушению Софьи объявили государями обоих царевичей вместе; дума Боярская и выборные от разных сословий согласились на это двоевластие. Вслед за тем стрельцы настояли, чтобы правление за молодостью братьев было вручено царевне Софье.
Первым делом правительницы была борьба с раскольничьим движением. Число раскольников быстро умножилось, несмотря на преследования, которым подвергались приверженцы «старой веры» в царствование Алексея и Феодора (главные представители раскола — Аввакум, Лазарь и дьякон Феодор — были сожжены в Пустозерске в 1681 году). Учители раскола и основатели разных сектитолков укрывались по отдаленным областям государства и там собирали вокруг себя последователей; особенно много раскольничьих скитов появилось в глухих лесах пустынного Архангельского края. В самой столице раскольники были довольно многочисленны; к ним тайно принадлежала часть стрельцов.
После майского переворота стрелецкое войско стало смотреть на себя как на главную опору правительства: раскольники ободрились и начали действовать тем смелее, что новый начальник стрельцов князь Хованский был последователь их учения. Более других отличался своим фанатизмом расстриженный священник Никита, прозванный Пустосвятом. Однажды он с большою толпою явился в Кремль и вызывал патриарха на Лобное место для торжественного прения о вере. Патриарх принял вызов, но прение по желанию Софьи произошло не на площади, а во дворце, в Грановитой палате, где присутствовали правительница, оба царя, вельможи и выборные московские люди (в июле 1682 года). Прение было шумное и продолжалось до вечера; выходя из палаты, раскольники провозгласили победу. Когда, таким образом, соблазн в народе достиг опасных размеров, правительница решилась «прибегнуть к строгости»: спустя несколько дней после прения предводители раскольников были схвачены; Никите отрубили голову, а других заточили. Ученики их рассеялись в разные стороны, но ревностно продолжали дело своих учителей.
Между тем стрелецкое войско не переставало волноваться, а Хованский, потворствуя своеволию подчиненных, сделался их любимцем и начал питать честолюбивые замыслы. Пребывание в столице и ее окрестностях становилось небезопасно для правительницы; она вместе с двором удалилась в крепкий Троицкий монастырь, куда стала созывать служилых людей для защиты царского семейства. Хованский, отправившись по приглашению ее к Троице, был схвачен на дороге и без суда казнен вместе с сыном. Стрельцы сначала подняли бунт, но, устрашенные войском, собранным около Троицкого монастыря, они скоро смирились и упросили патриарха ходатайствовать за них пред царевною. Она потребовала, чтобы выборные от стрельцов принесли ей повинную; рассказывают, будто около 3000 человек отправились в монастырь с петлями на шее, неся в руках плахи и топоры. Им объявлено было прощение, а Стрелецкий приказ Софья поручила думному дьяку Шакловитому, вполне ей преданному.
В это время любимцем царевны и первым ее советником является князь Василий Голицын, вельможа умный, получивший отчасти европейское образование. Из внешних дел Софьи и Голицына самым важным был союз против Турции, предложенный польским королем Яном Собеским. Царевна приняла предложение короля только под условием вечного мира с Польшею, который должен был подтвердить статьи Андрусовского договора и упрочил за Москвою Киев. Поляки согласились на это тяжкое для них условие, и в Москве был заключен вечный мир (1686). Вслед за тем Россия в союзе с Польшею, Австрией и Венециею открыла войну против Турции. По условию русские должны были напасть на крымского хана, чтобы отвлечь его от соединения с турками. 100000 московского войска под начальством Голицына и 50 000 малороссийских казаков с гетманом Самойловичем выступили против крымцев (1687). Но поход по открытым степям был чрезвычайно труден для большого войска; татары зажгли степи, и лошади начали падать от бескормицы, люди терпели от дыма и зноя; оказался недостаток в съестных припасах. Голицын без битвы воротился назад. Первым следствием неудачи было свержение Самойловича; казацкие старшины не любили гетмана за гордость и корыстолюбие, обвинили его в измене и потребовали, чтобы он был сменен. Софья исполнила их требование: Самойловича сослали в Сибирь, а на его место был избран Иван Мазепа. Весною 1689 года Голицын с Мазепою предприняли второй поход на Крым; на этот раз русские дошли до Перекопа, но опять воротились назад без успеха. Правительница, однако, щедро наградила своего любимца и других воевод, принимавших участие в крымских походах. В том же году русский уполномоченный Головкин заключил с Китаем Нерчинский договор; по этому договору плодоносные берега Амура, завоеванные горстью казацких удальцов, снова отошли к китайцам, и крепость Албазин, которую казаки прославили своею геройскою защитою, была разорена.