Рассказывают, будто Петр, находясь в критическом положении на берегу Прута, написал в сенат письмо, в котором приказывал в случае его плена не исполнять его повелений, пока он сам не явится в Россию, а в случае погибели выбрать из своей среды достойнейшего ему в преемники. Это письмо недостоверно: законным наследником в то время был царевич Алексей Петрович.
Около этого времени (1717) Петр совершил путешествие во Францию, где он хотел заключить союз с герцогом Орлеанским, который управлял государством в малолетство Людовика XV. В Париже Петр обратил на себя внимание французов простотою в одежде и образе жизни и чрезвычайною любознательностью, с которою относился к произведениям промышленности, искусств и т. п. Рассказывают, что, увидав статую Ришелье, он воскликнул: «Великий человек, я отдал бы тебе одну половину моего царства, с тем чтобы ты научил меня управлять другою».
Присоединяя к России Лифляндию, Эстляндию и остров Эзель, Петр подтвердил их прежнее устройство и привилегии дворянства и городов; первому оставлены его сеймы или ландтаги и владение, наделенное землею, вторым — их магистраты, гильдии, цехи и пр.
Один из указов Петра (1721) замечателен следующими словами, которые обнаруживают слабую попытку облегчить положение крестьянского сословия:
«Продажу людей пресечь, а если нельзя уже совсем, то продавать семьями, а не порознь, как скот, чего во всем свете не делается».
Коллегии были следующие: Иностранных дел, Военная, Адмиралтейская, Вотчинная, Юстиц-, Мануфактур-, Берг-, Коммерц-, Камер- и Штате-коллегии (последние две финансовые). При открытии коллегий нужны были люди, знающие, как вести дело. Поэтому Петр приказывает приглашать на службу в Россию иностранных юристов, а так как они не знали русского языка и нуждались в переводчиках, то он поручает набирать в Австрии писцов из чехов и моравов, которые могли бы скоро научиться по-русски. Чтоб приготовить собственных чиновников для производства дел в коллегиях, в 1716 году отправлено было в Кенигсберг для обучения сорок молодых подьячих. Кроме того, шведским пленным, успевшим освоиться с русским языком, также предложено было вступить в службу при коллегиях.
Основание столицы в болотистой и пустынной местности, отдаленной от средины государства, стоило огромных усилий и пожертвований. Для постройки города ежегодно в течение многих лет из дальних областей вызывались десятки тысяч рабочих, часть которых погибала в Петербурге от трудов и болезней; царь иногда останавливал каменные работы во всем государстве, приказывая высылать всех каменщиков на берега Невы; несколько раз вода затопляла город, и надобно было поднимать почву насыпями.
Беркгольц, камер-юнкер голштинского герцога, живя несколько лет в России, вел дневник (с 1720 по 1725 год), который знакомит нас с обычаями того времени. Описывая ассамблеи, он в заключение говорит:
«Но вот что мне не нравится на этих ассамблеях: во-первых, в танцевальной комнате, где присутствуют дамы, мужчины курят табак, играют в шашки, отчего бывают неприятный запах и неуместная стукотня; во-вторых, дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними нельзя разговаривать; когда не танцуют, все сидят как немые и только смотрят друг на друга».
Ясно, что отчуждение женщин от мужского общества и грубость последнего не могли уничтожиться так скоро. Кроме того, Петр по поводу разных торжественных случаев устраивал маскарады и процессии, в которых шуты играли видную роль. Придворные торжества и спуски новых кораблей праздновались обыкновенно веселыми попойками, на которых никто не имел права отказываться от беспрерывных тостов. Царь учредил даже особое общество или «всепьянейшую коллегию» из 12 кардиналов с князем-папою во главе: они должны были на царских праздниках пить больше всех. Этому учреждению Беркгольц придает значение сатиры.
Из его сочинений наиболее известны «О знамениях пришествия антихристова», написанное в опровержение раскольничьих проповедей книгописца Талицкого, который в реформах Петра видел признак пришествия антихриста (Талицкий был казнен), потом «Камень веры». Это сочинение направлено против протестантских мнений, которые распространял в Москве лекарь Тверитинов с товарищами («Камень веры» был напечатан уже по смерти Петра). Петр впоследствии охладел к Яворскому, заметив в нем более наклонности к старине, чем к преобразованиям, и обратил свое доверие на Феофана Прокоповича.
Современник Петра торговый человек Посошков в своем сочинении «О скудости и богатстве» говорит: «У нас в России сельские попы питаются своею работою и ничем от пахотных мужиков не отличаются; мужик за соху и поп за соху, мужик за косу и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. От такого их земледелия многие христиане умирают без покаяния и причащения».
Посошков со свойственною ему резкостью такими словами жалуется на отсутствие правосудия и на притеснения простому народу:
«У нас вера святая, благочестивая, а судебная расправа никуда не годится и указы императорские ни во что обращаются; всякий делает по своему обычаю; крестьяне оставляют свои дома и бегут от неправды. Пока у нас в России не устроится настоящее правосудие, мы никогда не будем богаты и доброй славы себе не наживем».
Безграмотность крестьян, по словам Посошкова, служила для них источником бед; многие люди приезжали в деревни, объявляли крестьянам ложные указы и подвергали их незаконным поборам. О трудностях, с которыми должен был бороться Преобразователь, Посошков говорил:
«Великий наш монарх на гору сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут: как же дело его споро будет?»
Вторая половина XVII века была именно тем моментом в истории, когда на континенте Европы происходило сильное стремление к развитию государственной централизации и регулярных армий. Главным представителем этого стремления явился Людовик XVI во Франции.
О том, как сам Петр смотрел на результаты своей деятельности для России и вообще на европейскую цивилизацию, можно судить отчасти по следующему известию Вебера, который был в Петербурге при Петре в качестве брауншвейгского резидента и издал потом сочинение под заглавием: «Преобразованная Россия» (Das veranderte Russland).
В 1714 году однажды царь праздновал спуск вновь построенного корабля. На палубе этого корабля он сидел окруженный своими министрами, Генералами и некоторыми «старыми русскими людьми» (т. е. старыми боярами, которые не совсем охотно следовали за его нововведениями). Обратясь к последним, царь сказал:
«Кто из вас, братцы, 30 лет назад подумал бы, что вы теперь здесь, на Балтийском море, работаете вместе со мною в немецком платье и воздвигаете себе город в землях, завоеванных нашими трудами и нашею храбростью? Что вы увидите стольких храбрых и победоносных солдат и матросов из русского народа, столь хорошо обученных сыновей, воротившихся на родину из чужих земель, столь многих иностранных мастеров и ремесленников в нашей стране? И что вы доживете до такого почтения к нам от иностранных потентатов? Историки указывают на Грецию как на древнюю колыбель всех наук, откуда по воле Провидения они изгнаны и перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским странам; но небрежение наших предков воспрепятствовало им проникнуть далее Польши, тогда как поляки, равно и немцы, находились прежде в таком же густом мраке, в каком мы доселе, но непрерывными трудами своих правителей они отверзли себе очи и присвоили себе искусства, науки и обычаи древней Греции».
Далее царь говорил, что теперь очередь дойдет до России, если они (т. е. присутствующие) будут помогать ему в его предприятиях и оказывать безусловное повиновение. (Мысль с кругообразном движении наук сообщена Петру Лейбницем.)
Главным пороком в этом полуобразованном обществе была привычка обогащаться на счет казны, брать взятки и, смотря по личным расчетам, скрывать правду от царя. Иногда Петр, разгневанный частыми обманами, сурово карал сановников, уличенных в лихоимстве и грабительстве (например, он казнил обер-фискала Нестерова и велел повесить сибирского губернатора князя Гагарина). Своих приближенных он по большей части наказывал штрафом или дубинкою из собственных рук.
Рассказывают, будто Петр, находясь в критическом положении на берегу Прута, написал в сенат письмо, в котором приказывал в случае его плена не исполнять его повелений, пока он сам не явится в Россию, а в случае погибели выбрать из своей среды достойнейшего ему в преемники. Это письмо недостоверно: законным наследником в то время был царевич Алексей Петрович.
Около этого времени (1717) Петр совершил путешествие во Францию, где он хотел заключить союз с герцогом Орлеанским, который управлял государством в малолетство Людовика XV. В Париже Петр обратил на себя внимание французов простотою в одежде и образе жизни и чрезвычайною любознательностью, с которою относился к произведениям промышленности, искусств и т. п. Рассказывают, что, увидав статую Ришелье, он воскликнул: «Великий человек, я отдал бы тебе одну половину моего царства, с тем чтобы ты научил меня управлять другою».
Присоединяя к России Лифляндию, Эстляндию и остров Эзель, Петр подтвердил их прежнее устройство и привилегии дворянства и городов; первому оставлены его сеймы или ландтаги и владение, наделенное землею, вторым — их магистраты, гильдии, цехи и пр.
Один из указов Петра (1721) замечателен следующими словами, которые обнаруживают слабую попытку облегчить положение крестьянского сословия:
«Продажу людей пресечь, а если нельзя уже совсем, то продавать семьями, а не порознь, как скот, чего во всем свете не делается».
Коллегии были следующие: Иностранных дел, Военная, Адмиралтейская, Вотчинная, Юстиц-, Мануфактур-, Берг-, Коммерц-, Камер- и Штате-коллегии (последние две финансовые). При открытии коллегий нужны были люди, знающие, как вести дело. Поэтому Петр приказывает приглашать на службу в Россию иностранных юристов, а так как они не знали русского языка и нуждались в переводчиках, то он поручает набирать в Австрии писцов из чехов и моравов, которые могли бы скоро научиться по-русски. Чтоб приготовить собственных чиновников для производства дел в коллегиях, в 1716 году отправлено было в Кенигсберг для обучения сорок молодых подьячих. Кроме того, шведским пленным, успевшим освоиться с русским языком, также предложено было вступить в службу при коллегиях.
Основание столицы в болотистой и пустынной местности, отдаленной от средины государства, стоило огромных усилий и пожертвований. Для постройки города ежегодно в течение многих лет из дальних областей вызывались десятки тысяч рабочих, часть которых погибала в Петербурге от трудов и болезней; царь иногда останавливал каменные работы во всем государстве, приказывая высылать всех каменщиков на берега Невы; несколько раз вода затопляла город, и надобно было поднимать почву насыпями.
Беркгольц, камер-юнкер голштинского герцога, живя несколько лет в России, вел дневник (с 1720 по 1725 год), который знакомит нас с обычаями того времени. Описывая ассамблеи, он в заключение говорит:
«Но вот что мне не нравится на этих ассамблеях: во-первых, в танцевальной комнате, где присутствуют дамы, мужчины курят табак, играют в шашки, отчего бывают неприятный запах и неуместная стукотня; во-вторых, дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними нельзя разговаривать; когда не танцуют, все сидят как немые и только смотрят друг на друга».
Ясно, что отчуждение женщин от мужского общества и грубость последнего не могли уничтожиться так скоро. Кроме того, Петр по поводу разных торжественных случаев устраивал маскарады и процессии, в которых шуты играли видную роль. Придворные торжества и спуски новых кораблей праздновались обыкновенно веселыми попойками, на которых никто не имел права отказываться от беспрерывных тостов. Царь учредил даже особое общество или «всепьянейшую коллегию» из 12 кардиналов с князем-папою во главе: они должны были на царских праздниках пить больше всех. Этому учреждению Беркгольц придает значение сатиры.
Из его сочинений наиболее известны «О знамениях пришествия антихристова», написанное в опровержение раскольничьих проповедей книгописца Талицкого, который в реформах Петра видел признак пришествия антихриста (Талицкий был казнен), потом «Камень веры». Это сочинение направлено против протестантских мнений, которые распространял в Москве лекарь Тверитинов с товарищами («Камень веры» был напечатан уже по смерти Петра). Петр впоследствии охладел к Яворскому, заметив в нем более наклонности к старине, чем к преобразованиям, и обратил свое доверие на Феофана Прокоповича.
Современник Петра торговый человек Посошков в своем сочинении «О скудости и богатстве» говорит: «У нас в России сельские попы питаются своею работою и ничем от пахотных мужиков не отличаются; мужик за соху и поп за соху, мужик за косу и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. От такого их земледелия многие христиане умирают без покаяния и причащения».
Посошков со свойственною ему резкостью такими словами жалуется на отсутствие правосудия и на притеснения простому народу:
«У нас вера святая, благочестивая, а судебная расправа никуда не годится и указы императорские ни во что обращаются; всякий делает по своему обычаю; крестьяне оставляют свои дома и бегут от неправды. Пока у нас в России не устроится настоящее правосудие, мы никогда не будем богаты и доброй славы себе не наживем».
Безграмотность крестьян, по словам Посошкова, служила для них источником бед; многие люди приезжали в деревни, объявляли крестьянам ложные указы и подвергали их незаконным поборам. О трудностях, с которыми должен был бороться Преобразователь, Посошков говорил:
«Великий наш монарх на гору сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут: как же дело его споро будет?»
Вторая половина XVII века была именно тем моментом в истории, когда на континенте Европы происходило сильное стремление к развитию государственной централизации и регулярных армий. Главным представителем этого стремления явился Людовик XVI во Франции.
О том, как сам Петр смотрел на результаты своей деятельности для России и вообще на европейскую цивилизацию, можно судить отчасти по следующему известию Вебера, который был в Петербурге при Петре в качестве брауншвейгского резидента и издал потом сочинение под заглавием: «Преобразованная Россия» (Das veranderte Russland).
В 1714 году однажды царь праздновал спуск вновь построенного корабля. На палубе этого корабля он сидел окруженный своими министрами, Генералами и некоторыми «старыми русскими людьми» (т. е. старыми боярами, которые не совсем охотно следовали за его нововведениями). Обратясь к последним, царь сказал:
«Кто из вас, братцы, 30 лет назад подумал бы, что вы теперь здесь, на Балтийском море, работаете вместе со мною в немецком платье и воздвигаете себе город в землях, завоеванных нашими трудами и нашею храбростью? Что вы увидите стольких храбрых и победоносных солдат и матросов из русского народа, столь хорошо обученных сыновей, воротившихся на родину из чужих земель, столь многих иностранных мастеров и ремесленников в нашей стране? И что вы доживете до такого почтения к нам от иностранных потентатов? Историки указывают на Грецию как на древнюю колыбель всех наук, откуда по воле Провидения они изгнаны и перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским странам; но небрежение наших предков воспрепятствовало им проникнуть далее Польши, тогда как поляки, равно и немцы, находились прежде в таком же густом мраке, в каком мы доселе, но непрерывными трудами своих правителей они отверзли себе очи и присвоили себе искусства, науки и обычаи древней Греции».
Далее царь говорил, что теперь очередь дойдет до России, если они (т. е. присутствующие) будут помогать ему в его предприятиях и оказывать безусловное повиновение. (Мысль с кругообразном движении наук сообщена Петру Лейбницем.)
Главным пороком в этом полуобразованном обществе была привычка обогащаться на счет казны, брать взятки и, смотря по личным расчетам, скрывать правду от царя. Иногда Петр, разгневанный частыми обманами, сурово карал сановников, уличенных в лихоимстве и грабительстве (например, он казнил обер-фискала Нестерова и велел повесить сибирского губернатора князя Гагарина). Своих приближенных он по большей части наказывал штрафом или дубинкою из собственных рук.