Тогда же Сюсси впервые в жизни увидела индейцев. Она стояла у только что засеянного участка и вдруг заметила нескольких всадников, спускавшихся по пологому склону холма с противоположной стороны реки. Сначала Сюсси подумала, что это кто-то из соседей-фермеров к этому времени Маклиши уже успели познакомиться с некоторыми из них. Но что-то в облике всадников показалось ей необычным. Они подъехали поближе, держа курс параллельно реке, между ними и Сюсси расстояние не превышало ста пятидесяти ярдов. Кожаные куртки, кожаные брюки, на рукавах курток и швах брюк различалась бахрома. Длинные черные волосы, перехваченные яркими полосками ткани, бронзовые неподвижные лица. Всадники ехали безмолвно и бесшумно, словно призраки. Даже лошади их не фыркали и, казалось, не стучали копытами. Только позже Сюсси узнала, что индейцы до сих пор не подковывают своих лошадей. Тогда же она просто оцепенела от удивления и еще какого-то чувства, напоминающего ужас. Она вросла ногами в землю и только зачарованно и медленно поворачивала голову, следуя взглядом за цепочкой всадников — их было шестеро — тянущейся вдоль берега.
А когда индейцы находились как раз напротив нее, то расстояние уже не превышало ста ярдов. Сюсси подумала, что им ничего не стоит повернуть лошадей, переправиться вброд через неглубокую речку…
— Это шайенны, — услышала она за спиной спокойный голос.
Быстро оглянувшись, Сюсси увидела за спиной Роджера Маклиша, стоявшего футах в пяти позади нее. Роджер мог считаться янки — он до войны жил в Мемфисе, потом, уже во время войны, попал в плен к северянам, был отвезен на пароходе вверх по Миссисипи в Сент-Пол, где янки формировали отряды для усмирения взбунтовавшихся сиуксов. Поскольку раньше Роджер служил в кавалерии, янки выбрали его не случайно. Он пробыл в Пограничье до конца войны, получил стрелу в плечо и удар копьем с кремневым наконечником в левую скулу, отчего глубокий ровный шрам и украшал частично спрятанную густой бородой левую сторону лица. Еще Роджер Маклиш, иммигрант из Шотландии всего во втором поколении, получил нашивки сержанта в армии северян. А в то же время его младший брат Питер дослужился в армии конфедератов до чина лейтенанта, что, впрочем, совсем не помогло ему в послевоенной жизни. Питер вернулся в Джорджию, тоже побывав в плену, поэтому возвращение его немного затянулось.
Хотя Питер Маклиш и не обнаружил свой дом разрушенным, а хозяйство полностью разграбленным, но к десятку акров земли ничего не прибавилось, скота даже убыло, налоги возросли. Восемнадцать лет он пытался, надрывая жилы, хотя бы как-то удержать свой участок, не дать ему уплыть на распродажу, а потом, поддавшись настойчивым уговорам брата, подался в Приграничье.
— Это Тайенны, — повторил Роджер Маклиш, бывший солдат армии Союза Штатов, охотник, а теперь фермер. — Их лица не раскрашены, значит, они не находятся на тропе войны. Да и вряд ли они захотят сейчас сделать это.
Словно в подтверждение его слов индеец, ехавший первым, повернул лицо в их сторону, поднял обе руки над головой и соединил их. Роджер повторил этот жест.
— Ну что же, правительство купило у них эти земли, чтобы отдать нам, — задумчиво проговорил Роджер, провожая взглядом едущих гуськом индейцев.
— А где же они сами будут жить? — спросила Сюсси.
— Или там, где захотят — но каждый по отдельности, или там, где им укажет правительство — в случае, если они захотят жить целым племенем или частью племени. Это называется резервацией. И то, и другое для них не подходит, насколько я их знаю.
— А как же эти?.. — Сюсси кивнула вслед индейцам, уже скрывшимся за зарослями ивняка.
— Эти, похоже, выбрали третье — живут между небом и землей. Возможно, они продержатся так какое-то время.
Сюсси уловила в тоне его голоса явно звучавшую нотку сочувствия.
Проходило лето с его испепеляющей все и вся жарой, когда температура поднималась до ста десяти градусов по Фаренгейту, когда только под вечер дуновение ветерка с далеких гор давало возможность вздохнуть свободно. Над всей равниной в жаркие дни воздух словно бы плавился подобно стеклу, и в этих струящихся извивах возникали миражи: то ли далекие озера, то ли горные вершины в снегу. Грозы, случавшиеся довольно редко, являли собой устрашающее величие этого края — молнии вспыхивали одна за другой, прорезая половину небосвода, раскаты грома оглушали и сбивали дыхание, ливни были подобны водопадам, порывы ветра грозили вырвать с корнем все живое и унести на много миль. После дождей небольшая речушка превращалась в мутный ревущий поток, уровень воды в ней повышался на ярд-полтора, прибрежный ивняк оказывался затопленным.
Кукуруза здесь росла на удивление высокой — до семи-восьми футов, с толстенными стеблями, ее заросли напоминали лес. Тыква, картофель, томаты — все это тоже поражало своими размерами. До сих пор разговоры об истощении почв в ее родной Джорджии казались Сюсси пустыми, но теперь она воочию убедилась в мифическом почти плодородии нетронутой до сих пор земли.
Далеко в прерии пробегали стада антилоп, по ночам койоты оглашали округу сумасшедшим воем и тявканьем. Все здесь было внове, все волновало и будоражило. Звезды ночью казались холодными и еще более далекими, чем звезды в Джорджии.
К середине августа мужчины полностью закончили строительство дома, и семья перебралась в него, окончательно покинув фургоны, крытые брезентом, которые служили ей временным пристанищем.
К тому времени уже пригнали скот: полтора десятка телят, двух коров. Теперь даже образовался избыток молока — настолько продуктивными оказались коровы.
Маклиши уже успели перезнакомиться почти со всеми соседями. Это были, в основном, такие же переселенцы, жили они вдоль той же речушки, впадавшей милях в десяти к северу в Норт-Платт, причем некоторые соседи жили уже на территории Небраски, штата, а Маклиши поселились на так называемой Территории Вайоминг. А соседями здесь называли тех, чья ферма находилась на расстоянии от двух до пяти миль.
Ближайшими соседями Маклишей оказались Мейсоны, их ферму можно было даже разглядеть, стоило только выехать чуть подальше от берега речки в прерию. Это по здешним понятиям называлось «рукой подать», то есть, до Мейсонов и двух миль не было. Семья Мейсонов состояла из восьми человек, у двоих женатых сыновей уже были дети. Мейсоны, по сравнению с Маклишами, могли считаться уже старожилами: они зимовали здесь дважды.
Кевин Мейсон, глава семейства, был крепким сухощавым мужчиной, совершенно седым. Ему шел уже шестьдесят восьмой год, но он уверенно держался в седле, легко справлялся с двухгодовалыми бычками, набросив на них лассо. Одевался Мейсон на индейский манер: кожаная куртка и брюки с бахромой, даже рубашка, и та кожаная, из светло-желтой, тщательно выделанной кожи. Только вместо мокасин он носил башмаки с высокими голенищами.
Мейсон рассказывал им о своеобразии здешнего климата: в начале октября здесь запросто мог выпасть снег, чтобы через день полностью растаять. А сопутствующий снегу морозец столь же быстро сменялся жарой, напоминающей летнюю.
Тогда же Сюсси впервые в жизни увидела индейцев. Она стояла у только что засеянного участка и вдруг заметила нескольких всадников, спускавшихся по пологому склону холма с противоположной стороны реки. Сначала Сюсси подумала, что это кто-то из соседей-фермеров к этому времени Маклиши уже успели познакомиться с некоторыми из них. Но что-то в облике всадников показалось ей необычным. Они подъехали поближе, держа курс параллельно реке, между ними и Сюсси расстояние не превышало ста пятидесяти ярдов. Кожаные куртки, кожаные брюки, на рукавах курток и швах брюк различалась бахрома. Длинные черные волосы, перехваченные яркими полосками ткани, бронзовые неподвижные лица. Всадники ехали безмолвно и бесшумно, словно призраки. Даже лошади их не фыркали и, казалось, не стучали копытами. Только позже Сюсси узнала, что индейцы до сих пор не подковывают своих лошадей. Тогда же она просто оцепенела от удивления и еще какого-то чувства, напоминающего ужас. Она вросла ногами в землю и только зачарованно и медленно поворачивала голову, следуя взглядом за цепочкой всадников — их было шестеро — тянущейся вдоль берега.
А когда индейцы находились как раз напротив нее, то расстояние уже не превышало ста ярдов. Сюсси подумала, что им ничего не стоит повернуть лошадей, переправиться вброд через неглубокую речку…
— Это шайенны, — услышала она за спиной спокойный голос.
Быстро оглянувшись, Сюсси увидела за спиной Роджера Маклиша, стоявшего футах в пяти позади нее. Роджер мог считаться янки — он до войны жил в Мемфисе, потом, уже во время войны, попал в плен к северянам, был отвезен на пароходе вверх по Миссисипи в Сент-Пол, где янки формировали отряды для усмирения взбунтовавшихся сиуксов. Поскольку раньше Роджер служил в кавалерии, янки выбрали его не случайно. Он пробыл в Пограничье до конца войны, получил стрелу в плечо и удар копьем с кремневым наконечником в левую скулу, отчего глубокий ровный шрам и украшал частично спрятанную густой бородой левую сторону лица. Еще Роджер Маклиш, иммигрант из Шотландии всего во втором поколении, получил нашивки сержанта в армии северян. А в то же время его младший брат Питер дослужился в армии конфедератов до чина лейтенанта, что, впрочем, совсем не помогло ему в послевоенной жизни. Питер вернулся в Джорджию, тоже побывав в плену, поэтому возвращение его немного затянулось.
Хотя Питер Маклиш и не обнаружил свой дом разрушенным, а хозяйство полностью разграбленным, но к десятку акров земли ничего не прибавилось, скота даже убыло, налоги возросли. Восемнадцать лет он пытался, надрывая жилы, хотя бы как-то удержать свой участок, не дать ему уплыть на распродажу, а потом, поддавшись настойчивым уговорам брата, подался в Приграничье.
— Это Тайенны, — повторил Роджер Маклиш, бывший солдат армии Союза Штатов, охотник, а теперь фермер. — Их лица не раскрашены, значит, они не находятся на тропе войны. Да и вряд ли они захотят сейчас сделать это.
Словно в подтверждение его слов индеец, ехавший первым, повернул лицо в их сторону, поднял обе руки над головой и соединил их. Роджер повторил этот жест.
— Ну что же, правительство купило у них эти земли, чтобы отдать нам, — задумчиво проговорил Роджер, провожая взглядом едущих гуськом индейцев.
— А где же они сами будут жить? — спросила Сюсси.
— Или там, где захотят — но каждый по отдельности, или там, где им укажет правительство — в случае, если они захотят жить целым племенем или частью племени. Это называется резервацией. И то, и другое для них не подходит, насколько я их знаю.
— А как же эти?.. — Сюсси кивнула вслед индейцам, уже скрывшимся за зарослями ивняка.
— Эти, похоже, выбрали третье — живут между небом и землей. Возможно, они продержатся так какое-то время.
Сюсси уловила в тоне его голоса явно звучавшую нотку сочувствия.
Проходило лето с его испепеляющей все и вся жарой, когда температура поднималась до ста десяти градусов по Фаренгейту, когда только под вечер дуновение ветерка с далеких гор давало возможность вздохнуть свободно. Над всей равниной в жаркие дни воздух словно бы плавился подобно стеклу, и в этих струящихся извивах возникали миражи: то ли далекие озера, то ли горные вершины в снегу. Грозы, случавшиеся довольно редко, являли собой устрашающее величие этого края — молнии вспыхивали одна за другой, прорезая половину небосвода, раскаты грома оглушали и сбивали дыхание, ливни были подобны водопадам, порывы ветра грозили вырвать с корнем все живое и унести на много миль. После дождей небольшая речушка превращалась в мутный ревущий поток, уровень воды в ней повышался на ярд-полтора, прибрежный ивняк оказывался затопленным.
Кукуруза здесь росла на удивление высокой — до семи-восьми футов, с толстенными стеблями, ее заросли напоминали лес. Тыква, картофель, томаты — все это тоже поражало своими размерами. До сих пор разговоры об истощении почв в ее родной Джорджии казались Сюсси пустыми, но теперь она воочию убедилась в мифическом почти плодородии нетронутой до сих пор земли.
Далеко в прерии пробегали стада антилоп, по ночам койоты оглашали округу сумасшедшим воем и тявканьем. Все здесь было внове, все волновало и будоражило. Звезды ночью казались холодными и еще более далекими, чем звезды в Джорджии.
К середине августа мужчины полностью закончили строительство дома, и семья перебралась в него, окончательно покинув фургоны, крытые брезентом, которые служили ей временным пристанищем.
К тому времени уже пригнали скот: полтора десятка телят, двух коров. Теперь даже образовался избыток молока — настолько продуктивными оказались коровы.
Маклиши уже успели перезнакомиться почти со всеми соседями. Это были, в основном, такие же переселенцы, жили они вдоль той же речушки, впадавшей милях в десяти к северу в Норт-Платт, причем некоторые соседи жили уже на территории Небраски, штата, а Маклиши поселились на так называемой Территории Вайоминг. А соседями здесь называли тех, чья ферма находилась на расстоянии от двух до пяти миль.
Ближайшими соседями Маклишей оказались Мейсоны, их ферму можно было даже разглядеть, стоило только выехать чуть подальше от берега речки в прерию. Это по здешним понятиям называлось «рукой подать», то есть, до Мейсонов и двух миль не было. Семья Мейсонов состояла из восьми человек, у двоих женатых сыновей уже были дети. Мейсоны, по сравнению с Маклишами, могли считаться уже старожилами: они зимовали здесь дважды.
Кевин Мейсон, глава семейства, был крепким сухощавым мужчиной, совершенно седым. Ему шел уже шестьдесят восьмой год, но он уверенно держался в седле, легко справлялся с двухгодовалыми бычками, набросив на них лассо. Одевался Мейсон на индейский манер: кожаная куртка и брюки с бахромой, даже рубашка, и та кожаная, из светло-желтой, тщательно выделанной кожи. Только вместо мокасин он носил башмаки с высокими голенищами.
Мейсон рассказывал им о своеобразии здешнего климата: в начале октября здесь запросто мог выпасть снег, чтобы через день полностью растаять. А сопутствующий снегу морозец столь же быстро сменялся жарой, напоминающей летнюю.