— Боюсь, что нет, Барт.
— А завтра?..
— И завтра тоже.
— Мне будет позволительно узнать, чем это объясняется?
— Разумеется. Я выхожу замуж.
— Вот как?.. Это следует понимать так, что ты выходишь замуж не за меня?
— Это следует понимать так, Барт.
Ему было наплевать на то, что их разговор наверняка слушает телефонистка. Ему было вообще на все сейчас наплевать. Два стакана виски, выпитые им перед тем, как он снял трубку, начинали действовать.
— Сильвия, я хочу понять, что я сделал не так.
— Ты все сделал, как надо, Барт.
— Нет, я постоянно что-то делаю не так, только не могу понять, что именно и когда. Тот парень, за которого ты выходишь замуж, он-то, конечно, хитрован. О! Он мудр, как змий, черт его дери. Что же вы тут за умники такие? Я тоже не могу назвать себя законченным неудачником, знаешь ли, но все равно чувствую себя круглым дураком. Этот твой избранник, естественно, денежный мешок, лопающийся от самодовольства или же владелец какой-нибудь паршивой газетенки, изо всех сил пыжащийся показать свою полнейшую независимость от всего и от всех, а на самом деле служащий на задних лапках и виляющий хвостом перед каждым, кто бросит ему кость с остатками мяса.
— Нет, Барт, — голос в трубке звучал на удивление ровно, — он ни то, ни другое.
— Да кто же он, в таком случае? — Барт от раздражения чуть не забыл, зачем он вообще звонил ей. — Конгрессмен, сенатор?
— Нет, он художник.
— Худож-ник?! — он отказывался верить собственным ушам. — Ты сказала — художник?
— Именно так. Живописец.
— Ничего не понимаю. Чем же он тебя привлек? Тем, что лучше тебя рисует?
— И этим тоже.
— Погоди-ка… Он американец?
— Нет, он из Европы, испанец.
— Ага… — Барту казалось, что он разгадал какую-то загадку, не дававшую ему покоя долгое время. — Стало быть, испанец. Понимаю. Все дело в темпераменте, да?
— Барт, ты несешь ужасную чушь. Мне кажется, ты пьян.
— Боюсь, что нет, Барт.
— А завтра?..
— И завтра тоже.
— Мне будет позволительно узнать, чем это объясняется?
— Разумеется. Я выхожу замуж.
— Вот как?.. Это следует понимать так, что ты выходишь замуж не за меня?
— Это следует понимать так, Барт.
Ему было наплевать на то, что их разговор наверняка слушает телефонистка. Ему было вообще на все сейчас наплевать. Два стакана виски, выпитые им перед тем, как он снял трубку, начинали действовать.
— Сильвия, я хочу понять, что я сделал не так.
— Ты все сделал, как надо, Барт.
— Нет, я постоянно что-то делаю не так, только не могу понять, что именно и когда. Тот парень, за которого ты выходишь замуж, он-то, конечно, хитрован. О! Он мудр, как змий, черт его дери. Что же вы тут за умники такие? Я тоже не могу назвать себя законченным неудачником, знаешь ли, но все равно чувствую себя круглым дураком. Этот твой избранник, естественно, денежный мешок, лопающийся от самодовольства или же владелец какой-нибудь паршивой газетенки, изо всех сил пыжащийся показать свою полнейшую независимость от всего и от всех, а на самом деле служащий на задних лапках и виляющий хвостом перед каждым, кто бросит ему кость с остатками мяса.
— Нет, Барт, — голос в трубке звучал на удивление ровно, — он ни то, ни другое.
— Да кто же он, в таком случае? — Барт от раздражения чуть не забыл, зачем он вообще звонил ей. — Конгрессмен, сенатор?
— Нет, он художник.
— Худож-ник?! — он отказывался верить собственным ушам. — Ты сказала — художник?
— Именно так. Живописец.
— Ничего не понимаю. Чем же он тебя привлек? Тем, что лучше тебя рисует?
— И этим тоже.
— Погоди-ка… Он американец?
— Нет, он из Европы, испанец.
— Ага… — Барту казалось, что он разгадал какую-то загадку, не дававшую ему покоя долгое время. — Стало быть, испанец. Понимаю. Все дело в темпераменте, да?
— Барт, ты несешь ужасную чушь. Мне кажется, ты пьян.