— И потому что ты ее любишь, ты бы ей это простила, да? Ну, что она ударила Ральфи.
— Она не хотела! Она просто рассердилась!
— Ага.
Рут улыбнулась.
— Вот, тут ты и ошиблась, дорогая. Вот поэтому ты — сообщница. Она поступила плохо. Так делать нельзя, а ты ей все прощаешь. И все только потому, что любишь ее, а это — неправильно. Нельзя ей сочувствовать, Сьюзи. Неважно, что она твоя сестра. Справедливость есть справедливость. Помни это. А теперь ложись на край кровати, подтяни платье и спусти трусы.
Сьюзен удивленно посмотрела на нее, застыв от ужаса.
Рут встала с кровати и сняла ремень.
— Давай, солнышко, — сказала она. — Это для твоего же блага. Я тебе покажу, как других покрывать. Видишь, Мэг тут нет. Так что ты будешь получать за двоих. Свою долю — за то, что не сказала: «Эй, Мэг, прекрати!» — сестра она тебе, или нет. Справедливость есть справедливость. И долю Мэг — за то, что она сделала. Давай, поехали. Не вынуждай меня применять силу.
Сьюзен просто смотрела. Казалось, она не смогла бы даже шелохнуться.
— Ну ладно, — сказала Рут. — Непослушание — это уже другое дело.
Она потянулась и крепко — но не грубо — схватила Сьюзен за руку и стащила с кровати. Девочка заплакала. Послышался лязг металла. Рут развернула ее лицом к кровати и наклонила. Потом подняла подол ее красного платья и заправила за пояс.
Уилли фыркнул. Рут бросила на него взгляд.
После она стянула с девочки белые хлопчатобумажные трусики, и опустила их прямо до скоб на коленях.
— Пять получишь за сообщничество, десять — за Мэг. И пять — за непослушание. Итого двадцать.
Теперь Сьюзен по-настоящему разрыдалась. Я смотрел на ручеек, стекающий по ее щекам, и вдруг застыдился и попятился назад к двери. Что-то подсказывало мне, что и Донни хочет того же. Но Рут, должно быть, нас заметила.
— Стойте тут, мальчики. Девочки всегда плачут. С этим ничего не поделаешь. Но это для ее же блага, и то, что вы здесь — часть наказания. Я хочу, чтоб вы остались.
Ее ремень был из толстой ткани, не кожаный. Может, будет не так уж и больно, подумал я.
Рут сложила его вдвое и занесла над головой. Ремень просвистел вниз.
Шлеп.
Сьюзен втянула воздух и заревела в голос.
Ее зад был таким же бледным, как и грудь Рут, словно отлитый из платины. И теперь он тоже затрясся. На левой ягодице, прямо у впадины, проступило красное пятно.
Рут снова подняла ремень. Губы крепко сжаты. Остальные черты ничего не выражали — Рут сосредоточилась.
— И потому что ты ее любишь, ты бы ей это простила, да? Ну, что она ударила Ральфи.
— Она не хотела! Она просто рассердилась!
— Ага.
Рут улыбнулась.
— Вот, тут ты и ошиблась, дорогая. Вот поэтому ты — сообщница. Она поступила плохо. Так делать нельзя, а ты ей все прощаешь. И все только потому, что любишь ее, а это — неправильно. Нельзя ей сочувствовать, Сьюзи. Неважно, что она твоя сестра. Справедливость есть справедливость. Помни это. А теперь ложись на край кровати, подтяни платье и спусти трусы.
Сьюзен удивленно посмотрела на нее, застыв от ужаса.
Рут встала с кровати и сняла ремень.
— Давай, солнышко, — сказала она. — Это для твоего же блага. Я тебе покажу, как других покрывать. Видишь, Мэг тут нет. Так что ты будешь получать за двоих. Свою долю — за то, что не сказала: «Эй, Мэг, прекрати!» — сестра она тебе, или нет. Справедливость есть справедливость. И долю Мэг — за то, что она сделала. Давай, поехали. Не вынуждай меня применять силу.
Сьюзен просто смотрела. Казалось, она не смогла бы даже шелохнуться.
— Ну ладно, — сказала Рут. — Непослушание — это уже другое дело.
Она потянулась и крепко — но не грубо — схватила Сьюзен за руку и стащила с кровати. Девочка заплакала. Послышался лязг металла. Рут развернула ее лицом к кровати и наклонила. Потом подняла подол ее красного платья и заправила за пояс.
Уилли фыркнул. Рут бросила на него взгляд.
После она стянула с девочки белые хлопчатобумажные трусики, и опустила их прямо до скоб на коленях.
— Пять получишь за сообщничество, десять — за Мэг. И пять — за непослушание. Итого двадцать.
Теперь Сьюзен по-настоящему разрыдалась. Я смотрел на ручеек, стекающий по ее щекам, и вдруг застыдился и попятился назад к двери. Что-то подсказывало мне, что и Донни хочет того же. Но Рут, должно быть, нас заметила.
— Стойте тут, мальчики. Девочки всегда плачут. С этим ничего не поделаешь. Но это для ее же блага, и то, что вы здесь — часть наказания. Я хочу, чтоб вы остались.
Ее ремень был из толстой ткани, не кожаный. Может, будет не так уж и больно, подумал я.
Рут сложила его вдвое и занесла над головой. Ремень просвистел вниз.
Шлеп.
Сьюзен втянула воздух и заревела в голос.
Ее зад был таким же бледным, как и грудь Рут, словно отлитый из платины. И теперь он тоже затрясся. На левой ягодице, прямо у впадины, проступило красное пятно.
Рут снова подняла ремень. Губы крепко сжаты. Остальные черты ничего не выражали — Рут сосредоточилась.