Огласил очевидное.
Я думал, как далеко это может зайти, думал, чем это закончится. Думал условно, как над задачей по математике.
А двое детей обсуждали это с невообразимым спокойствием, попивая колу и пиво.
Я подумал о Рут, лежащей в спальне с мигренью.
Подумал о том, что они там, внизу, делают. Без присмотра, да еще и с Эдди.
Это могло произойти. Да, могло.
Это могло случиться внезапно. Почти случайно.
До сих пор мне не приходило в голову, с чего я думал, будто с Рут все под контролем. Думал и все.
Она ведь была взрослой, так ведь?
Взрослые такого не допустят, верно?
Я посмотрел на Сьюзен. Если она и слышала, что сказал Эдди, то виду не подала.
Дрожащими руками, боясь прислушиваться, и не меньше — не прислушиваться, я взялся помогать Сьюзен.
После этого Эдди приходил каждый день, около недели. На второй день пришла и его сестра Дениз. Вместе они насильно кормили Мэг крекерами, которые она не могла есть, потому что всю ночь провела с кляпом, а воды не давали. Эдди рассвирепел и врезал ей по лицу алюминиевым карнизом, отчего тот погнулся, оставив широкий красный след на ее щеке и разбив нижнюю губу.
Остаток дня они снова упражнялись на ней, как футболисты на манекене.
Рут практически не заглядывала. Головные мучили ее все чаще и чаще. Она жаловалась, что кожа зудит, особенно на лице и руках. Мне казалось, что она поубавила в весе. На губе вылезла болячка, да так и не проходила. Даже со включенным телевизором можно было слышать, как она заходится наверху глубоким, грудным кашлем.
Без Рут запрет на прикосновения был забыт.
Начала все это с Дениз. Она любила щипаться. Для девчонки ее возраста у нее были необыкновенно сильные пальцы. Она впивалась в плоть Мэг и выкручивала, требуя, чтобы она плакала. Мэг держалась долго. Тогда Дениз удваивала усилия. Любимой ее целью были груди — поскольку их она всегда оставляла напоследок.
И тогда, как правило, Мэг все-таки плакала.
Уилли любил швырнуть ее на стол, стянуть трусики и бить по заднице.
Идеей Рупора были насекомые. Он бросал ей паука или сороконожку на живот, и наблюдал, как она ежится от ужаса.
Кто меня удивил, так это Донни. Думая, что никто не видит, он клал ей руку на грудь или легонько сжимал, или же щупал между ног. Я замечал это не раз, но ничем себя не выдал.
Он делал это нежно, словно любовник. А однажды, когда кляпа не было, я увидел, как он ее целует. Поцелуй был неловкий, но по-своему нежный и на удивление скромный, благо он мог делать все, что душе угодно.
Огласил очевидное.
Я думал, как далеко это может зайти, думал, чем это закончится. Думал условно, как над задачей по математике.
А двое детей обсуждали это с невообразимым спокойствием, попивая колу и пиво.
Я подумал о Рут, лежащей в спальне с мигренью.
Подумал о том, что они там, внизу, делают. Без присмотра, да еще и с Эдди.
Это могло произойти. Да, могло.
Это могло случиться внезапно. Почти случайно.
До сих пор мне не приходило в голову, с чего я думал, будто с Рут все под контролем. Думал и все.
Она ведь была взрослой, так ведь?
Взрослые такого не допустят, верно?
Я посмотрел на Сьюзен. Если она и слышала, что сказал Эдди, то виду не подала.
Дрожащими руками, боясь прислушиваться, и не меньше — не прислушиваться, я взялся помогать Сьюзен.
После этого Эдди приходил каждый день, около недели. На второй день пришла и его сестра Дениз. Вместе они насильно кормили Мэг крекерами, которые она не могла есть, потому что всю ночь провела с кляпом, а воды не давали. Эдди рассвирепел и врезал ей по лицу алюминиевым карнизом, отчего тот погнулся, оставив широкий красный след на ее щеке и разбив нижнюю губу.
Остаток дня они снова упражнялись на ней, как футболисты на манекене.
Рут практически не заглядывала. Головные мучили ее все чаще и чаще. Она жаловалась, что кожа зудит, особенно на лице и руках. Мне казалось, что она поубавила в весе. На губе вылезла болячка, да так и не проходила. Даже со включенным телевизором можно было слышать, как она заходится наверху глубоким, грудным кашлем.
Без Рут запрет на прикосновения был забыт.
Начала все это с Дениз. Она любила щипаться. Для девчонки ее возраста у нее были необыкновенно сильные пальцы. Она впивалась в плоть Мэг и выкручивала, требуя, чтобы она плакала. Мэг держалась долго. Тогда Дениз удваивала усилия. Любимой ее целью были груди — поскольку их она всегда оставляла напоследок.
И тогда, как правило, Мэг все-таки плакала.
Уилли любил швырнуть ее на стол, стянуть трусики и бить по заднице.
Идеей Рупора были насекомые. Он бросал ей паука или сороконожку на живот, и наблюдал, как она ежится от ужаса.
Кто меня удивил, так это Донни. Думая, что никто не видит, он клал ей руку на грудь или легонько сжимал, или же щупал между ног. Я замечал это не раз, но ничем себя не выдал.
Он делал это нежно, словно любовник. А однажды, когда кляпа не было, я увидел, как он ее целует. Поцелуй был неловкий, но по-своему нежный и на удивление скромный, благо он мог делать все, что душе угодно.