— Мэг. Ну же. Пожалуйста.
Я подхватил ее за подмышки и поднял. Это оказалось легко.
Ее тело казалось теплым и полным жизни.
Я снова уложил ее на матрас и укрыл одеялом. Сьюзен дала мне ведро, и я умыл ей кончики пальцев. Вода стала красной.
Я заплакал.
Я не хотел плакать перед Сьюзен, но ничего не мог поделать. Это вышло само собой, и слезы текли, точно кровь Мэг по стене.
Ее тепло было из-за болезни. Тепло было обманом.
От нее пахло смертью.
Я видел это в ее увеличившемся зрачке, в этой дыре, в которую вытекал ее рассудок.
Я умыл ей руки.
Закончив, я уложил Сьюзен между нами, и мы тихо лежали, следя за слабым ее дыханием, и каждый ее вздох был для нас милостью, ее зрачки дрожали, говоря, что в ней еще плещется жизнь, и когда она раскрыла глаза, мы не удивились. Мы были рады видеть, что Мэг, наша Мэг, была с нами, а не в порожденных лихорадкой видениях.
Она шевельнула губами. Потом улыбнулась.
— Думаю, я выкарабкаюсь, — сказала она и потянулась к руке Сьюзен. — Все будет хорошо.
В искусственном свете лампы, на рассвете, который вовсе не был для нас рассветом, она умерла.
Стук в дверь раздался не позже чем через полтора часа.
Я слышал, как они повскакали с кроватей. Слышал незнакомые мужские голоса и тяжелые шаги, которые прошли из гостиной в столовую и спустились по лестнице.
Они открутили болт, открыли дверь, и вошел Дженнингс, вместе с моим отцом и другим копом, Томпсоном, которого мы знали по ВЗВ. Донни, Уилли, Рупор и Рут стояли за ними, не пытаясь бежать или даже оправдываться, в то время как Дженнингс подошел к Мэг, приподнял ее веко и пощупал пульс, которого не было.
Отец подошел и обхватил меня рукой.
— Господи Иисусе, — сказал он, качая головой. — Слава Богу, мы тебя нашли. Слава Богу.
Думаю, я никогда не слышал от него такого, но еще я думаю, он говорил совершенно искренне.
Дженнингс натянул одеяло Мэг на голову, а Томпсон подошел успокоить Сьюзен, которая плакала, не в силах остановиться. Со смерти Мэг она молчала, и теперь грусть и облегчение вылились в слезы.
Рут и остальные невозмутимо наблюдали.
— Мэг. Ну же. Пожалуйста.
Я подхватил ее за подмышки и поднял. Это оказалось легко.
Ее тело казалось теплым и полным жизни.
Я снова уложил ее на матрас и укрыл одеялом. Сьюзен дала мне ведро, и я умыл ей кончики пальцев. Вода стала красной.
Я заплакал.
Я не хотел плакать перед Сьюзен, но ничего не мог поделать. Это вышло само собой, и слезы текли, точно кровь Мэг по стене.
Ее тепло было из-за болезни. Тепло было обманом.
От нее пахло смертью.
Я видел это в ее увеличившемся зрачке, в этой дыре, в которую вытекал ее рассудок.
Я умыл ей руки.
Закончив, я уложил Сьюзен между нами, и мы тихо лежали, следя за слабым ее дыханием, и каждый ее вздох был для нас милостью, ее зрачки дрожали, говоря, что в ней еще плещется жизнь, и когда она раскрыла глаза, мы не удивились. Мы были рады видеть, что Мэг, наша Мэг, была с нами, а не в порожденных лихорадкой видениях.
Она шевельнула губами. Потом улыбнулась.
— Думаю, я выкарабкаюсь, — сказала она и потянулась к руке Сьюзен. — Все будет хорошо.
В искусственном свете лампы, на рассвете, который вовсе не был для нас рассветом, она умерла.
Стук в дверь раздался не позже чем через полтора часа.
Я слышал, как они повскакали с кроватей. Слышал незнакомые мужские голоса и тяжелые шаги, которые прошли из гостиной в столовую и спустились по лестнице.
Они открутили болт, открыли дверь, и вошел Дженнингс, вместе с моим отцом и другим копом, Томпсоном, которого мы знали по ВЗВ. Донни, Уилли, Рупор и Рут стояли за ними, не пытаясь бежать или даже оправдываться, в то время как Дженнингс подошел к Мэг, приподнял ее веко и пощупал пульс, которого не было.
Отец подошел и обхватил меня рукой.
— Господи Иисусе, — сказал он, качая головой. — Слава Богу, мы тебя нашли. Слава Богу.
Думаю, я никогда не слышал от него такого, но еще я думаю, он говорил совершенно искренне.
Дженнингс натянул одеяло Мэг на голову, а Томпсон подошел успокоить Сьюзен, которая плакала, не в силах остановиться. Со смерти Мэг она молчала, и теперь грусть и облегчение вылились в слезы.
Рут и остальные невозмутимо наблюдали.