Вокруг встала почти вечерняя темнота, солнце увязло в густой облачной каше, не светило даже бледным кругом.
«Чего же мне надо?»
Она мерно шла, не волнуясь, что приставучий алкаш догонит, была так сердита, что казалось ей — пусть только рискнет дотронуться. Будет повод вынуть из карманов сжатые кулаки. От желания ударить даже зачесались пальцы. И она сбавила скорость, почти надеясь, что мужик, который поспешал следом, бормоча всякую ерунду насчет рабочего человека, наткнется на нее.
Но тот замедлил шаги, выдерживая дистанцию.
— А я тебя знаю, — заявил неожиданно, — ты ж пацана Корсакова баба! Спроси, спроси про Ваську Волчка, он тебе скажет.
— Что? — Ирина остановилась, хотя умом понимала, да ничего тут странного нет, все знают друг друга, и теперь вот в знакомцах ее культурного мужа с дипломом метеоролога этот потрепанный почти старик, с виду лет шестидесяти.
— Что? — удивился в ответ обретший имя собеседник, — что что?
— Что скажет пацан Корсаков? Про тебя?
— Про меня?
— Ты же Васька Волчок? — она хотела язвительно поинтересоваться, они решили еще кого-то третьего в беседу пригласить, вернее, четвертого, считая и Андрея, но поняла, запутает алкаша, и замолчала, давая тому время собраться с мыслями.
— Я, — согласился тот, выпячивая грудь под распахнутой черной курткой с засаленными краями, — первейший был тут пацан, меня весь берег уважал!
— Ясно. И при чем тут Андрей?
— Какой Андрей?
Глаза, неожиданно светлые на почти черном от загара лице, заморгали. Но через секунду додумался сам, расплылся в улыбке, одновременно щербатой и черноватой.
— Корсак малой, что ли? А я его нырять учил. Вон там, видишь, где чучка? — кривой палец поднялся, указывая скалу, похожую на колпак, напяленный поверх каменных нагромождений, — с чучки прыгали. То мало кто не боялся. Андрюха твой, на спор прыгнул. А я его научил.
Ирина представила на скошенной макушке скалы крошечные фигурки. И под ними — камни, уходящие в далекую воду. Мог ведь разбиться.
Воображение разворачивало последовательные картинки. Фигура мальчика, а рядом взрослый, плюет, цвиркая, ухмыляется, подначивает дурака. Безжизненное тело, вода бьет его о камни, а с пляжа бегут люди. Смятое лицо мамы Марины, и отец обнимает ее за плечи. Похороны…
Она тряхнула головой.
— Так чо, купишь?
— Что? Нет!
Она отвернулась и быстро пошла к уже близкому поселку, стараясь не смотреть на ту самую чучку, каменный колпак, съехавший на скалы.
— Тогда денег дай! Та стой же!
Вокруг встала почти вечерняя темнота, солнце увязло в густой облачной каше, не светило даже бледным кругом.
«Чего же мне надо?»
Она мерно шла, не волнуясь, что приставучий алкаш догонит, была так сердита, что казалось ей — пусть только рискнет дотронуться. Будет повод вынуть из карманов сжатые кулаки. От желания ударить даже зачесались пальцы. И она сбавила скорость, почти надеясь, что мужик, который поспешал следом, бормоча всякую ерунду насчет рабочего человека, наткнется на нее.
Но тот замедлил шаги, выдерживая дистанцию.
— А я тебя знаю, — заявил неожиданно, — ты ж пацана Корсакова баба! Спроси, спроси про Ваську Волчка, он тебе скажет.
— Что? — Ирина остановилась, хотя умом понимала, да ничего тут странного нет, все знают друг друга, и теперь вот в знакомцах ее культурного мужа с дипломом метеоролога этот потрепанный почти старик, с виду лет шестидесяти.
— Что? — удивился в ответ обретший имя собеседник, — что что?
— Что скажет пацан Корсаков? Про тебя?
— Про меня?
— Ты же Васька Волчок? — она хотела язвительно поинтересоваться, они решили еще кого-то третьего в беседу пригласить, вернее, четвертого, считая и Андрея, но поняла, запутает алкаша, и замолчала, давая тому время собраться с мыслями.
— Я, — согласился тот, выпячивая грудь под распахнутой черной курткой с засаленными краями, — первейший был тут пацан, меня весь берег уважал!
— Ясно. И при чем тут Андрей?
— Какой Андрей?
Глаза, неожиданно светлые на почти черном от загара лице, заморгали. Но через секунду додумался сам, расплылся в улыбке, одновременно щербатой и черноватой.
— Корсак малой, что ли? А я его нырять учил. Вон там, видишь, где чучка? — кривой палец поднялся, указывая скалу, похожую на колпак, напяленный поверх каменных нагромождений, — с чучки прыгали. То мало кто не боялся. Андрюха твой, на спор прыгнул. А я его научил.
Ирина представила на скошенной макушке скалы крошечные фигурки. И под ними — камни, уходящие в далекую воду. Мог ведь разбиться.
Воображение разворачивало последовательные картинки. Фигура мальчика, а рядом взрослый, плюет, цвиркая, ухмыляется, подначивает дурака. Безжизненное тело, вода бьет его о камни, а с пляжа бегут люди. Смятое лицо мамы Марины, и отец обнимает ее за плечи. Похороны…
Она тряхнула головой.
— Так чо, купишь?
— Что? Нет!
Она отвернулась и быстро пошла к уже близкому поселку, стараясь не смотреть на ту самую чучку, каменный колпак, съехавший на скалы.
— Тогда денег дай! Та стой же!