Преследователь выругался, грязно и уныло. Вдруг пришел ветерок, относя тяжелый запах старой одежды и перегара.
Ирина пошарила в глубине кармана. Вынимая смятую сотенную бумажку, протянула Ваське.
— На. И отстань от меня.
— Во! — удивился тот, пальцами подхватывая подарок, — класс. А хочешь если…
— Не хочу. И рыбу-то давай.
Ирина протянула руку, досадуя на последние слова, и на черта ей этот пакет? Куда с ним?
— Сто рублей! — заржал Васька, пряча полученную бумажку в карман, — а? А? Ладно, шучу. На свою рыбу. Я человек честный.
Навстречу им по границе травы и песка торопилась невысокая женская фигура. Солнце прорвалось через все грузнеющие тучи, осветило растрепанные каштановые волосы, повязанные маленькой белой косынкой.
— О… — Васька сделал шаг, поворачиваясь обратно, — да черт же ее…
— Куда? — срываясь на визг, крикнула женщина, держа у горла незастегнутое легкое пальтишко, — куда, я сказала!
Ирина пошла дальше, а женщина, искоса посмотрев, миновала ее, по диагонали спускаясь от дюны к полосе прибоя, шла быстро, увязая в песке черными полусапожками на дурацких квадратных каблуках. И оказавшись у Ирины за спиной, набросилась на Ваську с руганью и упреками, которые поднявшийся ветерок рвал, относя в сторону.
— Алкоголик чортов! — слышала Ирина, а после бормотание Васьки, его негодующий вскрик.
— Без продыха… — перебивала его женщина, — … глаза бы мои…
— Та ну, — отмахивался Васька и дальше снова бормотал сплошь, видимо, рассказывал о встрече, и наверняка снова вспоминал Андрея, которого когда-то учил нырять, когда тот пацаном еще…
Она снова поежилась, от этот стеклянной безжалостной открытости. И тебя посчитали! — пропищал в памяти противный голосок из древнего кукольного мультика, — всех посчитали!
А женщина — знакомая, вроде бы… Ирина вспомнила нелепую косыночку на пышно взбитых каштановых волосах. Это же продавщица, из магазина, которая карабкалась за конфетами. Понятно, почему лицо кислое и приветливости ноль, усмехнулась Ирина, проходя пустой берег уже в черте поселка. С таким муженьком, откуда бы радость, всю ее он сожрал, утопил в водке. А интересно, какой был тогда? Когда учил малого Корсакова прыгать с самой верхушки? Сколько же лет назад это было? Двадцать? Значит, ему сейчас сорок примерно, ну или сорок пять. Или поменьше?
Давать поменьше пропитому дядьке с редкими гнилыми зубами и морщинами на лице, до самых бровей залитом водочной тупой хитростью, никак не получалось. Но если Андрюшке было тогда лет тринадцать, или шестнадцать, и он — малой, значит Ваське Волчку могло быть и восемнадцать. Или почти тридцать, знаем таких, никак не вырастают, все в пацанах болтаются. А потом остаются ни с чем. И выбирают водку.
А не все ли равно? — спросила себя, уже подходя к валунам, которые загромождали подход к большой скале. И сама себе ответила, нет, не все равно. Потому что в доме Андрея было ощущение, что его там нет вообще. А тут, на песке, у воды, под скалой (и на чучке-верхушке, подсказала голова), он тут есть, и ей не удивительно, что первый же встречный вспомнил его.
Получается, приехала не зря. Ирина впервые с того момента, как села в утренний автобус, успокоилась, перестав раздражаться. Оказывается, она просто смотрела не туда, искала не там. Теперь можно прикинуть, куда пойти, и может быть, увидеть что-то, о чем расскажет ей место, где вырос Андрей. О нем расскажет.
В нагромождении скал, которые становились все выше, гулко билась и шептала вода, заливаясь в разломы камней и журчала, выливаясь обратно. Пакет оттягивал руку, которую Ирина держала на отлете, чтоб не намочить куртку. Узкие песчаные тропки уводили в разломы скал, полные черноты, что становилась еще темнее, когда выглядывало солнце, зажигая каменные верхушки.
Ирина выбрала валун повыше, сунула пакет в неглубокую нишу, прижала, чтоб не упал. Потуже завязала куртку вокруг бедер. И углубляясь в разлом, стала подниматься по неровным каменным ступеням, проверяя подошвами камни, которые то сидели крепко, то выворачивались из-под ног.
Временами ее окружала темнота, прорезанная светлым пятном выше головы, потом солнце снова забиралось в скалы, отбрасывая кривые черные тени. Ирина внимательно смотрела, куда кладет руку, чтоб не попасть в паутину, вспоминала, как Андрей на прогулках показывал ей пауков, которые прячутся в скалах. От усилий становилось жарко, волосы щекотали уши, падали на мокрый лоб, куртка рукавами цеплялась за неровности камней.
Преследователь выругался, грязно и уныло. Вдруг пришел ветерок, относя тяжелый запах старой одежды и перегара.
Ирина пошарила в глубине кармана. Вынимая смятую сотенную бумажку, протянула Ваське.
— На. И отстань от меня.
— Во! — удивился тот, пальцами подхватывая подарок, — класс. А хочешь если…
— Не хочу. И рыбу-то давай.
Ирина протянула руку, досадуя на последние слова, и на черта ей этот пакет? Куда с ним?
— Сто рублей! — заржал Васька, пряча полученную бумажку в карман, — а? А? Ладно, шучу. На свою рыбу. Я человек честный.
Навстречу им по границе травы и песка торопилась невысокая женская фигура. Солнце прорвалось через все грузнеющие тучи, осветило растрепанные каштановые волосы, повязанные маленькой белой косынкой.
— О… — Васька сделал шаг, поворачиваясь обратно, — да черт же ее…
— Куда? — срываясь на визг, крикнула женщина, держа у горла незастегнутое легкое пальтишко, — куда, я сказала!
Ирина пошла дальше, а женщина, искоса посмотрев, миновала ее, по диагонали спускаясь от дюны к полосе прибоя, шла быстро, увязая в песке черными полусапожками на дурацких квадратных каблуках. И оказавшись у Ирины за спиной, набросилась на Ваську с руганью и упреками, которые поднявшийся ветерок рвал, относя в сторону.
— Алкоголик чортов! — слышала Ирина, а после бормотание Васьки, его негодующий вскрик.
— Без продыха… — перебивала его женщина, — … глаза бы мои…
— Та ну, — отмахивался Васька и дальше снова бормотал сплошь, видимо, рассказывал о встрече, и наверняка снова вспоминал Андрея, которого когда-то учил нырять, когда тот пацаном еще…
Она снова поежилась, от этот стеклянной безжалостной открытости. И тебя посчитали! — пропищал в памяти противный голосок из древнего кукольного мультика, — всех посчитали!
А женщина — знакомая, вроде бы… Ирина вспомнила нелепую косыночку на пышно взбитых каштановых волосах. Это же продавщица, из магазина, которая карабкалась за конфетами. Понятно, почему лицо кислое и приветливости ноль, усмехнулась Ирина, проходя пустой берег уже в черте поселка. С таким муженьком, откуда бы радость, всю ее он сожрал, утопил в водке. А интересно, какой был тогда? Когда учил малого Корсакова прыгать с самой верхушки? Сколько же лет назад это было? Двадцать? Значит, ему сейчас сорок примерно, ну или сорок пять. Или поменьше?
Давать поменьше пропитому дядьке с редкими гнилыми зубами и морщинами на лице, до самых бровей залитом водочной тупой хитростью, никак не получалось. Но если Андрюшке было тогда лет тринадцать, или шестнадцать, и он — малой, значит Ваське Волчку могло быть и восемнадцать. Или почти тридцать, знаем таких, никак не вырастают, все в пацанах болтаются. А потом остаются ни с чем. И выбирают водку.
А не все ли равно? — спросила себя, уже подходя к валунам, которые загромождали подход к большой скале. И сама себе ответила, нет, не все равно. Потому что в доме Андрея было ощущение, что его там нет вообще. А тут, на песке, у воды, под скалой (и на чучке-верхушке, подсказала голова), он тут есть, и ей не удивительно, что первый же встречный вспомнил его.
Получается, приехала не зря. Ирина впервые с того момента, как села в утренний автобус, успокоилась, перестав раздражаться. Оказывается, она просто смотрела не туда, искала не там. Теперь можно прикинуть, куда пойти, и может быть, увидеть что-то, о чем расскажет ей место, где вырос Андрей. О нем расскажет.
В нагромождении скал, которые становились все выше, гулко билась и шептала вода, заливаясь в разломы камней и журчала, выливаясь обратно. Пакет оттягивал руку, которую Ирина держала на отлете, чтоб не намочить куртку. Узкие песчаные тропки уводили в разломы скал, полные черноты, что становилась еще темнее, когда выглядывало солнце, зажигая каменные верхушки.
Ирина выбрала валун повыше, сунула пакет в неглубокую нишу, прижала, чтоб не упал. Потуже завязала куртку вокруг бедер. И углубляясь в разлом, стала подниматься по неровным каменным ступеням, проверяя подошвами камни, которые то сидели крепко, то выворачивались из-под ног.
Временами ее окружала темнота, прорезанная светлым пятном выше головы, потом солнце снова забиралось в скалы, отбрасывая кривые черные тени. Ирина внимательно смотрела, куда кладет руку, чтоб не попасть в паутину, вспоминала, как Андрей на прогулках показывал ей пауков, которые прячутся в скалах. От усилий становилось жарко, волосы щекотали уши, падали на мокрый лоб, куртка рукавами цеплялась за неровности камней.