— Так на чем мы остановились, — сказал Салевич. — Ах, да — «за что ты меня любишь?». Впрочем, главное даже не это, а другое, другой вопрос — чего тебе вообще надо? Да, ты смотришь на меня и думаешь — ах, старик, ты же очевидный старик, так что ж тебе надо, чего суетишься? Ну не спорь, я сам так думал про них в твоем возрасте, вернее, недоумевал мимоходом — ну, старики, куда вы рыпаетесь? Любовь позади, славы не добились — чего ж еще, зачем живете, не хватит ли? О, теперь я знаю ответ. Ужасный ответ. Не хватит, ох, не хватит, и нужно много, еще больше, чем вам. Вот ты Ларисе руку незаметно погладил, не возражай, я видел, этого тебе на неделю жизни и волнений, а мне что делать? У меня-то голод пострашнее. Вот эту пустоту чем заполнить, ненасытность сосущую — здесь, здесь, здесь! — и он стукнул несколько раз себя по груди.
— Мало ли чем, — сказал Сережа. — Я не знаю. Рыбной ловлей — пожалуйста. Или фотографией. Но не жульничеством же.
Жульничеством?
— Ну, конечно. Думаете, я не знаю.
— Постой, постой… Значит, и ты. Кто тебе подсказал?
— Не важно, кто. Я сам.
— О, господи… Значит, и ты? На такую глупую удочку?
— Я вам не верю.
— Но это же вздор. Посмотри на меня. Неужели я похож?
— Похожи. А что такого? Очень похожи.
— О-хо-хо! Ох, ты меня уморил. Значит, ты… ты уголовщины испугался?
— Нисколько я не испугался.
— И все твои капризы, все недовольство…
— У меня есть глаза и уши.
— …все только отсюда. Ну, расскажи. Расскажи, что ты увидел своими глазами и ушами.
— Хотя бы заказы.
— Что заказы?
— Наши поездки и чемоданы? И этот склад, в задней комнате?
— Так ты подумал?…
— Здесь не о чем думать.
— Клянусь тебе…
— Ну вот, зачем это.
— Так на чем мы остановились, — сказал Салевич. — Ах, да — «за что ты меня любишь?». Впрочем, главное даже не это, а другое, другой вопрос — чего тебе вообще надо? Да, ты смотришь на меня и думаешь — ах, старик, ты же очевидный старик, так что ж тебе надо, чего суетишься? Ну не спорь, я сам так думал про них в твоем возрасте, вернее, недоумевал мимоходом — ну, старики, куда вы рыпаетесь? Любовь позади, славы не добились — чего ж еще, зачем живете, не хватит ли? О, теперь я знаю ответ. Ужасный ответ. Не хватит, ох, не хватит, и нужно много, еще больше, чем вам. Вот ты Ларисе руку незаметно погладил, не возражай, я видел, этого тебе на неделю жизни и волнений, а мне что делать? У меня-то голод пострашнее. Вот эту пустоту чем заполнить, ненасытность сосущую — здесь, здесь, здесь! — и он стукнул несколько раз себя по груди.
— Мало ли чем, — сказал Сережа. — Я не знаю. Рыбной ловлей — пожалуйста. Или фотографией. Но не жульничеством же.
Жульничеством?
— Ну, конечно. Думаете, я не знаю.
— Постой, постой… Значит, и ты. Кто тебе подсказал?
— Не важно, кто. Я сам.
— О, господи… Значит, и ты? На такую глупую удочку?
— Я вам не верю.
— Но это же вздор. Посмотри на меня. Неужели я похож?
— Похожи. А что такого? Очень похожи.
— О-хо-хо! Ох, ты меня уморил. Значит, ты… ты уголовщины испугался?
— Нисколько я не испугался.
— И все твои капризы, все недовольство…
— У меня есть глаза и уши.
— …все только отсюда. Ну, расскажи. Расскажи, что ты увидел своими глазами и ушами.
— Хотя бы заказы.
— Что заказы?
— Наши поездки и чемоданы? И этот склад, в задней комнате?
— Так ты подумал?…
— Здесь не о чем думать.
— Клянусь тебе…
— Ну вот, зачем это.