Пиликал звонок, двери хлопали, за спиной возникали новые голоса, трещали каждый свое, смолкали, сменяясь другими. Запищала Алена, перечисляя, что из магазина принесла, и баском вступил не мужской, мальчиковый еще голос — Соник пришел вслед за юной женой:
— Галочка, отпусти ты ее пораньше. Нам еще к другану на дачу добираться.
— Держу, что ли? Пуговицы пришьет, юбку отпарит, и ехайте на свою дачу.
Галкины каблуки стучали во всех направлениях, и кто-то обязательно бежал следом, о чем-то на бегу договариваясь.
— Ну? — Волна томного запаха духов накрыла Дашу. Галкины кудри защекотали ухо.
— Заканчиваю уже.
— Я не про то. Пойдешь с нами? У нас столик, самый лучший.
Она обежала стол и бухнулась на табурет, заглядывая Даше в лицо. Та с беспокойством увидела губы, обметанные сухостью и тусклый нехороший блеск глаз под цыганскими ресницами.
— Я… мне позвонил Саша. Александр. Приглашает. Но я не знаю, Галь.
— Чего ты не знаешь? В ресторан небось зовет? Хоть раз в жизни проведешь праздник по-человечески, официанты, мужчина, то се. Сама говорила, твой унылый Олег ни разу тебя в кафе даже не сводил.
— Я…
Галка всплеснула руками, с пальцами, унизанными толстыми серебряными кольцами.
— Слушать не хочу. Приедет — вытолкаю в шею, сама посажу в машину. Приедет ведь?
— Сказал да.
— Отлично. Еще часа три покипим, потом всю шушару разгоним. И наденем наши платья. Дашка. У нас самые крутые платья во всем мире, а? Алена! Кофе неси!
— У меня пуговицы.
— Я принесу, — галантно отозвался Соник. Побежал к столику в углу.
Галка проводила его взглядом.
— Вышколила Алена своего пионера. Она его на той неделе прогнала в кладовку спать, прикинь, — Галка тихо рассмеялась, — раз, говорит, не навел порядок в кладовке, то и живи там. И он со своим лаптопом три дня спал на раскладушке под старыми шубами, потом обратно запросился, в кровать.
— Девочки! — похожий на подростка Соник, в джинсах мешком и растянутой толстовке с обтрепанными рукавами, склонился в поклоне, подавая кружки.
Галка поднесла кружку к губам, отхлебнула и, еле удержав в мелко трясущейся руке, поставила на край стола.
Даша жалостно посмотрела на нее:
Пиликал звонок, двери хлопали, за спиной возникали новые голоса, трещали каждый свое, смолкали, сменяясь другими. Запищала Алена, перечисляя, что из магазина принесла, и баском вступил не мужской, мальчиковый еще голос — Соник пришел вслед за юной женой:
— Галочка, отпусти ты ее пораньше. Нам еще к другану на дачу добираться.
— Держу, что ли? Пуговицы пришьет, юбку отпарит, и ехайте на свою дачу.
Галкины каблуки стучали во всех направлениях, и кто-то обязательно бежал следом, о чем-то на бегу договариваясь.
— Ну? — Волна томного запаха духов накрыла Дашу. Галкины кудри защекотали ухо.
— Заканчиваю уже.
— Я не про то. Пойдешь с нами? У нас столик, самый лучший.
Она обежала стол и бухнулась на табурет, заглядывая Даше в лицо. Та с беспокойством увидела губы, обметанные сухостью и тусклый нехороший блеск глаз под цыганскими ресницами.
— Я… мне позвонил Саша. Александр. Приглашает. Но я не знаю, Галь.
— Чего ты не знаешь? В ресторан небось зовет? Хоть раз в жизни проведешь праздник по-человечески, официанты, мужчина, то се. Сама говорила, твой унылый Олег ни разу тебя в кафе даже не сводил.
— Я…
Галка всплеснула руками, с пальцами, унизанными толстыми серебряными кольцами.
— Слушать не хочу. Приедет — вытолкаю в шею, сама посажу в машину. Приедет ведь?
— Сказал да.
— Отлично. Еще часа три покипим, потом всю шушару разгоним. И наденем наши платья. Дашка. У нас самые крутые платья во всем мире, а? Алена! Кофе неси!
— У меня пуговицы.
— Я принесу, — галантно отозвался Соник. Побежал к столику в углу.
Галка проводила его взглядом.
— Вышколила Алена своего пионера. Она его на той неделе прогнала в кладовку спать, прикинь, — Галка тихо рассмеялась, — раз, говорит, не навел порядок в кладовке, то и живи там. И он со своим лаптопом три дня спал на раскладушке под старыми шубами, потом обратно запросился, в кровать.
— Девочки! — похожий на подростка Соник, в джинсах мешком и растянутой толстовке с обтрепанными рукавами, склонился в поклоне, подавая кружки.
Галка поднесла кружку к губам, отхлебнула и, еле удержав в мелко трясущейся руке, поставила на край стола.
Даша жалостно посмотрела на нее: