Машина мягко ехала по ярким улицам, контрастный профиль Александра был под стать его гордому имени — четко вырезанный нос с горбинкой, сильный подбородок, высокий лоб. Волосы зачесаны назад, но не очень послушные, торчат темными иголками. Вот только щеки, бритые до синевы, не нравились Даше, не любила она мужчин с такими сизыми щеками. Но в полумраке салона их не было видно. И потом, кто ей велит так сразу его любить, решила, трогая лежащую на коленях маленькую сумочку, просто едут в ресторан.
— Я заказал столик, до самого утра. Там кабинеты, но это просто так называется, на самом деле ниши, отгороженные прозрачными шторами, ну, увидишь. Музыка там хорошая. Старый ресторан, настоящий московский.
— С цыганами, значит?
— Почему с цыганами? Там певица будет, довольно известная, голос хороший. Дашенька…
Отняв руку от руля, положил ее на Дашино колено.
— Мне могут позвонить, я отлучусь, на полчаса максимум. Это по работе. Я ведь сбежал, ото всех сбежал. Чтоб с тобой.
— От Оленьки тоже сбежал?
Машина вильнула и, свернув на обочину, остановилась. Саша повернулся, блеснув глазами.
— Оленька в гостях. Я ей позвоню, поздравлю. Чтоб все по-человечески. Если ты и дальше подкалывать меня собираешься, могу отвезти обратно. Мне нужно, чтоб ты мне верила, понимаешь?
Даша смотрела в его серьезное лицо. Некстати вспомнила, что, выходя, не подняла голову к желтым окошкам фотостудии. А зачем. Там — вечерина. Там все свои и им весело.
— Я тебе верю, Саша, — ответила в тон и старательно улыбнулась.
— Вот и славно.
За окошком машины столица полнилась огнями, сверкали ленты гирлянд, протянутые вдоль проспектов, стены высоток мигали электрическими узорами. Со всех сторон через привычный шум города доносились всплески музыки. А за правым Дашиным плечом, невидимый, висел ее соглядатай, личный шпион, который нашептывал в ухо, комментируя все, что происходит. Она привыкла, он был с ней всегда, даже когда в седьмом классе первый раз поцеловалась. Вот и он, твой первый поцелуй, Даша, услышала она тогда шепот соглядатая. Что чувствуешь? Подгибаются ли коленки? Не ври себе, ведь мокро и странный вкус, а еще он недавно курил. Ага, уговори себя, что влюблена, знаешь для чего уговори? Чтоб оправдать этот мокрый язык у себя во рту и что он сразу же полез расстегивать кофточку…
Даша росла, быстрая угловатая девочка превратилась в красивую молодую женщину, а невидимка рядом шептал и шептал. Портил ей жизнь. Так она полагала, устав от постоянных комментариев. Мысленно кричала ему «что ты хочешь? Чтоб я никогда не смогла просто влюбиться? Я хочу, как другие, чтоб крышу сносило, чтоб ни о чем не думать и только ах…» Но и ее крик был прокомментирован насмешливо, шепчущим эхом вернувшись в ухо. И она привыкла думать о себе — рыба, холодная, не способная на настоящую любовь. И даже на приятную глупость влюбленности. Потому делала все так, как делают другие: волновалась перед встречами, ревновала, смеялась, держась за руку очередного, вполне симпатичного. А потом без сожаления расставалась, когда уходил. Они все уходили, будто трезвый шепот соглядатая отражался холодом в серых глазах.
— Ты что примолкла? Расскажи о себе. Как попала в этот Вавилон? Приехала мир покорять?
— Нет. Не поверишь, но нет. За любовью приехала. Вслед за любовью.
— Ага, значит, он приехал? Покорил и увез красавицу?
— Да. Курортный роман. У нас таких мальчиков в Южноморске сроду не бывало. Бейсболка, шорты по колено широкие, футболка с неприличной надписью.
— Рокер, что ли?
— Панк…
Саша покачал головой, улыбаясь снисходительно.
— Не повезло тебе. Знаю таких, с мозгами набекрень.
Машина мягко ехала по ярким улицам, контрастный профиль Александра был под стать его гордому имени — четко вырезанный нос с горбинкой, сильный подбородок, высокий лоб. Волосы зачесаны назад, но не очень послушные, торчат темными иголками. Вот только щеки, бритые до синевы, не нравились Даше, не любила она мужчин с такими сизыми щеками. Но в полумраке салона их не было видно. И потом, кто ей велит так сразу его любить, решила, трогая лежащую на коленях маленькую сумочку, просто едут в ресторан.
— Я заказал столик, до самого утра. Там кабинеты, но это просто так называется, на самом деле ниши, отгороженные прозрачными шторами, ну, увидишь. Музыка там хорошая. Старый ресторан, настоящий московский.
— С цыганами, значит?
— Почему с цыганами? Там певица будет, довольно известная, голос хороший. Дашенька…
Отняв руку от руля, положил ее на Дашино колено.
— Мне могут позвонить, я отлучусь, на полчаса максимум. Это по работе. Я ведь сбежал, ото всех сбежал. Чтоб с тобой.
— От Оленьки тоже сбежал?
Машина вильнула и, свернув на обочину, остановилась. Саша повернулся, блеснув глазами.
— Оленька в гостях. Я ей позвоню, поздравлю. Чтоб все по-человечески. Если ты и дальше подкалывать меня собираешься, могу отвезти обратно. Мне нужно, чтоб ты мне верила, понимаешь?
Даша смотрела в его серьезное лицо. Некстати вспомнила, что, выходя, не подняла голову к желтым окошкам фотостудии. А зачем. Там — вечерина. Там все свои и им весело.
— Я тебе верю, Саша, — ответила в тон и старательно улыбнулась.
— Вот и славно.
За окошком машины столица полнилась огнями, сверкали ленты гирлянд, протянутые вдоль проспектов, стены высоток мигали электрическими узорами. Со всех сторон через привычный шум города доносились всплески музыки. А за правым Дашиным плечом, невидимый, висел ее соглядатай, личный шпион, который нашептывал в ухо, комментируя все, что происходит. Она привыкла, он был с ней всегда, даже когда в седьмом классе первый раз поцеловалась. Вот и он, твой первый поцелуй, Даша, услышала она тогда шепот соглядатая. Что чувствуешь? Подгибаются ли коленки? Не ври себе, ведь мокро и странный вкус, а еще он недавно курил. Ага, уговори себя, что влюблена, знаешь для чего уговори? Чтоб оправдать этот мокрый язык у себя во рту и что он сразу же полез расстегивать кофточку…
Даша росла, быстрая угловатая девочка превратилась в красивую молодую женщину, а невидимка рядом шептал и шептал. Портил ей жизнь. Так она полагала, устав от постоянных комментариев. Мысленно кричала ему «что ты хочешь? Чтоб я никогда не смогла просто влюбиться? Я хочу, как другие, чтоб крышу сносило, чтоб ни о чем не думать и только ах…» Но и ее крик был прокомментирован насмешливо, шепчущим эхом вернувшись в ухо. И она привыкла думать о себе — рыба, холодная, не способная на настоящую любовь. И даже на приятную глупость влюбленности. Потому делала все так, как делают другие: волновалась перед встречами, ревновала, смеялась, держась за руку очередного, вполне симпатичного. А потом без сожаления расставалась, когда уходил. Они все уходили, будто трезвый шепот соглядатая отражался холодом в серых глазах.
— Ты что примолкла? Расскажи о себе. Как попала в этот Вавилон? Приехала мир покорять?
— Нет. Не поверишь, но нет. За любовью приехала. Вслед за любовью.
— Ага, значит, он приехал? Покорил и увез красавицу?
— Да. Курортный роман. У нас таких мальчиков в Южноморске сроду не бывало. Бейсболка, шорты по колено широкие, футболка с неприличной надписью.
— Рокер, что ли?
— Панк…
Саша покачал головой, улыбаясь снисходительно.
— Не повезло тебе. Знаю таких, с мозгами набекрень.