— Мне это и понравилось. Я же сказала, у нас таких нет. Вот ты бы у нас сразу всем полюбился.
— Это почему же?
— Так должен выглядеть преуспевающий мужчина, который всего добился. А Олег…
— Привез тебя в столичный сквот в трущобах, вы воровали гамбургеры в макдональдсе и собирали бутылки?
— Нет, что ты! Оказалось, панковский ирокез и факи на майках — лишь маскарад. Он осветитель в технической бригаде, что устраивает концерты и фестивали. Понимаешь, рядом со звездами, но сам — техник. Может, поэтому…
— Что? Ты его бросила?
— Да нет же!..
Она щелкнула замком сумочки, тронула пальцем гладкий бок сигаретной пачки.
— Давай не будем сейчас о таком. Не хочу я.
— Не будем, — согласился он.
— А Оленька? Мне показалось, она очень зависит от тебя.
Саша рассмеялся и театрально воздел руки. Машина вильнула.
— О, женщины! Сама только что сказала, не будем о таком, и тут же спрашиваешь, приревновав.
— Я не ревную. Мне просто показалось…
— Видишь, впереди терем? В лампочках весь. Стоянка позади.
И, выкручивая руль, договорил с легкой горечью:
— Было дело, увлекся я Ольгой. Она совсем ребенком была, школьница. Но это такие пустяки, мимолетно, все прошло. Жизнь складывалась порознь, когда они вдруг с папой у меня появились, — уважаемый человек, мой учитель! Предложил некую сделку, не буду подробно о ней. И я пошел навстречу. Ну вот, приехали.
В ресторане было славно. Даша вертела головой, держась за руку спутника, а он, смеясь, тащил ее по белому лабиринту, наскоро скроенному из полупрозрачной ткани (флизелин, штука ушла не меньше, определила Даша) и вывел в круглый большой зал с мангалом в центре, вокруг которого суетились молодцы в расписных рубахах, полосатых штанах и красных новогодних колпаках. Им всячески мешали хмельные посетители, дергая шампура, и оступаясь в желоб, опоясывающий очаг. Было шумно, дымно и весело. У дальней стены в большой нише-пещере стонала певица, принимая соблазнительные позы. Расставленные ноги певицы перекрывались головами танцующих, что топтались на пятачке перед сценой.
Саша, увлекая в сторону, распахнул перед Дашей полупрозрачную штору, украшенную огоньками и снежинками. За ней в круглой нише, на столе, опоясанном бархатными диванами, стояли высокие стаканы, и в вазе — один цветок, розовато-белый, с вывернутыми просвечивающими лепестками. Снимая с Даши пальто, Александр проговорил о цветке:
— Это тебе. Это ты, видишь? Красивая и одинокая.
Она промолчала. Что-то он слишком подчеркивает ее одиночество, будто спасать от него собрался. Можно ответить, как Любочка «я живу хорошо…» и перечислить все хорошести своей жизни. Получится, будто оправдывается. Лучше просто загадочно улыбнуться.
Шампанское прогнало мурашки с локтей, и после второго бокала Даша смеялась, блестя глазами, слушала, как ее спутник шутит. Он сел напротив и от того, что их разделял стол, Даша чувствовала себя свободнее. За колыхающейся шторой шумело веселье. Прибегал, шутливо кланяясь, мальчик-официант в колпаке, съехавшем на ухо, строчил заказ в блокноте и иногда бросал на Дашу оценивающий взгляд. Она не смущалась, согретая вином. От усталости захмелела быстро и, перебивая Сашу, говорила что-то свое, путалась в словах и, махая рукой, хохотала, откидываясь на бархатную мягкую спинку.
— Мне это и понравилось. Я же сказала, у нас таких нет. Вот ты бы у нас сразу всем полюбился.
— Это почему же?
— Так должен выглядеть преуспевающий мужчина, который всего добился. А Олег…
— Привез тебя в столичный сквот в трущобах, вы воровали гамбургеры в макдональдсе и собирали бутылки?
— Нет, что ты! Оказалось, панковский ирокез и факи на майках — лишь маскарад. Он осветитель в технической бригаде, что устраивает концерты и фестивали. Понимаешь, рядом со звездами, но сам — техник. Может, поэтому…
— Что? Ты его бросила?
— Да нет же!..
Она щелкнула замком сумочки, тронула пальцем гладкий бок сигаретной пачки.
— Давай не будем сейчас о таком. Не хочу я.
— Не будем, — согласился он.
— А Оленька? Мне показалось, она очень зависит от тебя.
Саша рассмеялся и театрально воздел руки. Машина вильнула.
— О, женщины! Сама только что сказала, не будем о таком, и тут же спрашиваешь, приревновав.
— Я не ревную. Мне просто показалось…
— Видишь, впереди терем? В лампочках весь. Стоянка позади.
И, выкручивая руль, договорил с легкой горечью:
— Было дело, увлекся я Ольгой. Она совсем ребенком была, школьница. Но это такие пустяки, мимолетно, все прошло. Жизнь складывалась порознь, когда они вдруг с папой у меня появились, — уважаемый человек, мой учитель! Предложил некую сделку, не буду подробно о ней. И я пошел навстречу. Ну вот, приехали.
В ресторане было славно. Даша вертела головой, держась за руку спутника, а он, смеясь, тащил ее по белому лабиринту, наскоро скроенному из полупрозрачной ткани (флизелин, штука ушла не меньше, определила Даша) и вывел в круглый большой зал с мангалом в центре, вокруг которого суетились молодцы в расписных рубахах, полосатых штанах и красных новогодних колпаках. Им всячески мешали хмельные посетители, дергая шампура, и оступаясь в желоб, опоясывающий очаг. Было шумно, дымно и весело. У дальней стены в большой нише-пещере стонала певица, принимая соблазнительные позы. Расставленные ноги певицы перекрывались головами танцующих, что топтались на пятачке перед сценой.
Саша, увлекая в сторону, распахнул перед Дашей полупрозрачную штору, украшенную огоньками и снежинками. За ней в круглой нише, на столе, опоясанном бархатными диванами, стояли высокие стаканы, и в вазе — один цветок, розовато-белый, с вывернутыми просвечивающими лепестками. Снимая с Даши пальто, Александр проговорил о цветке:
— Это тебе. Это ты, видишь? Красивая и одинокая.
Она промолчала. Что-то он слишком подчеркивает ее одиночество, будто спасать от него собрался. Можно ответить, как Любочка «я живу хорошо…» и перечислить все хорошести своей жизни. Получится, будто оправдывается. Лучше просто загадочно улыбнуться.
Шампанское прогнало мурашки с локтей, и после второго бокала Даша смеялась, блестя глазами, слушала, как ее спутник шутит. Он сел напротив и от того, что их разделял стол, Даша чувствовала себя свободнее. За колыхающейся шторой шумело веселье. Прибегал, шутливо кланяясь, мальчик-официант в колпаке, съехавшем на ухо, строчил заказ в блокноте и иногда бросал на Дашу оценивающий взгляд. Она не смущалась, согретая вином. От усталости захмелела быстро и, перебивая Сашу, говорила что-то свое, путалась в словах и, махая рукой, хохотала, откидываясь на бархатную мягкую спинку.