— Почему до сих пор никто не прислан для разгрузки дров? Каждый час простоя транспорта обходится полку в тысячу рублей. Вы что хотите, чтобы их высчитали из вашей зарплаты?
За план боевой подготовки Чепраку так и не удалось сесть. В кабинет один за другим с приказаниями, нарядами шли штабные работники, хозяйственники.
А через час он окончательно потонул в ворохе бумаг, которые навалом и в папках лежали на столе и все требовали безотлагательного рассмотрения, решения, распоряжений.
Когда Канашов прибыл в штаб, Чепрак сидел, взявшись за голову обеими руками, и не говорил, а рычал на всех. Увидев командира полка, майор вскочил, поздоровался и снова зашелестел бумагами.
— Что нового, товарищ майор? — спросил Канашов.
— Да вот команду надо сформировать и отправить срочно в УР… Опять там какая-то горячка… Только что получил приказание из штаба дивизии. А где я людей возьму? Все в разгоне. Хоть сам бери лопату и поезжай. С пяти часов на квартиру звонки.
Чепрак принял такой жалостный вид, что Канашов не удержался от улыбки.
— Ну, пройдем ко мне в кабинет, — а когда они уселись, спросил: — Шаронова не видел?
— Он уехал в батальон к Белоненко.
— Приедет, скажи, чтобы зашел.
— Товарищ подполковник, нам из штаба дивизии аттестации вернули. Заодно требуют и штат пересмотреть.
Чепрак принес толстую книгу — штаты полка — и начал доклад.
— Вот, к примеру, капитан Солодов, начальник связи — мозг и нервы штаба, его боевой пульт управления. А он ленив как боров. Вечно ходит заспанный и постоянно чем-то недоволен. Что ни поручи — бурчит. За имуществом связи следит плохо. Решил я как-то проверить работу радиостанций, так они у него оказались наполовину без питания. Аккумуляторы сели. И он ничего не делает, чтобы привести их в порядок. Или вот старший лейтенант Андреев. Разболтался до невозможности. На службу ему наплевать. Увлечен любовными похождениями. Строит из себя Дон-Жуана. Как вечер, так за гитару и под окно к врачу Алевтине Васильевне. Романсы ей разные поет. Иностранный язык не учит, забросил. «Мне с врагом, — говорит, — не беседовать, а драться придется. Для беседы переводчики есть».
Канашов пристально посмотрел в глаза Чепраку.
— А не разогнать ли нам, товарищ майор, весь этот громоздкий штаб? Оставить тебе машинистку да писаря?
— Это зачем? — удивился начальник штаба.
— Как зачем? На них ты, Гаврила Андреевич, не жалуешься… А вот остальные мешают тебе работать…
Канашов достал папиросы, протянул Чепраку, и они закурили.
— Так вот, Гаврила Андреевич, самая страшная болезнь штаба сидит в самом тебе. Ты переоценил свои силы… А возможности твои обычные — человеческие. И если ты немного опытнее других и тебе доверили штабом командовать, то это еще не значит, что все подчиненные никудышные. Они меньше тебя служат в армии. Но разве поэтому нельзя им доверять?
Чепрак обидчиво поджал губы.
— Если, товарищ подполковник, не верите, я могу принести их карточки учета дисциплинарных взысканий.
— Не надо карточек. Принеси личные дела.
— Почему до сих пор никто не прислан для разгрузки дров? Каждый час простоя транспорта обходится полку в тысячу рублей. Вы что хотите, чтобы их высчитали из вашей зарплаты?
За план боевой подготовки Чепраку так и не удалось сесть. В кабинет один за другим с приказаниями, нарядами шли штабные работники, хозяйственники.
А через час он окончательно потонул в ворохе бумаг, которые навалом и в папках лежали на столе и все требовали безотлагательного рассмотрения, решения, распоряжений.
Когда Канашов прибыл в штаб, Чепрак сидел, взявшись за голову обеими руками, и не говорил, а рычал на всех. Увидев командира полка, майор вскочил, поздоровался и снова зашелестел бумагами.
— Что нового, товарищ майор? — спросил Канашов.
— Да вот команду надо сформировать и отправить срочно в УР… Опять там какая-то горячка… Только что получил приказание из штаба дивизии. А где я людей возьму? Все в разгоне. Хоть сам бери лопату и поезжай. С пяти часов на квартиру звонки.
Чепрак принял такой жалостный вид, что Канашов не удержался от улыбки.
— Ну, пройдем ко мне в кабинет, — а когда они уселись, спросил: — Шаронова не видел?
— Он уехал в батальон к Белоненко.
— Приедет, скажи, чтобы зашел.
— Товарищ подполковник, нам из штаба дивизии аттестации вернули. Заодно требуют и штат пересмотреть.
Чепрак принес толстую книгу — штаты полка — и начал доклад.
— Вот, к примеру, капитан Солодов, начальник связи — мозг и нервы штаба, его боевой пульт управления. А он ленив как боров. Вечно ходит заспанный и постоянно чем-то недоволен. Что ни поручи — бурчит. За имуществом связи следит плохо. Решил я как-то проверить работу радиостанций, так они у него оказались наполовину без питания. Аккумуляторы сели. И он ничего не делает, чтобы привести их в порядок. Или вот старший лейтенант Андреев. Разболтался до невозможности. На службу ему наплевать. Увлечен любовными похождениями. Строит из себя Дон-Жуана. Как вечер, так за гитару и под окно к врачу Алевтине Васильевне. Романсы ей разные поет. Иностранный язык не учит, забросил. «Мне с врагом, — говорит, — не беседовать, а драться придется. Для беседы переводчики есть».
Канашов пристально посмотрел в глаза Чепраку.
— А не разогнать ли нам, товарищ майор, весь этот громоздкий штаб? Оставить тебе машинистку да писаря?
— Это зачем? — удивился начальник штаба.
— Как зачем? На них ты, Гаврила Андреевич, не жалуешься… А вот остальные мешают тебе работать…
Канашов достал папиросы, протянул Чепраку, и они закурили.
— Так вот, Гаврила Андреевич, самая страшная болезнь штаба сидит в самом тебе. Ты переоценил свои силы… А возможности твои обычные — человеческие. И если ты немного опытнее других и тебе доверили штабом командовать, то это еще не значит, что все подчиненные никудышные. Они меньше тебя служат в армии. Но разве поэтому нельзя им доверять?
Чепрак обидчиво поджал губы.
— Если, товарищ подполковник, не верите, я могу принести их карточки учета дисциплинарных взысканий.
— Не надо карточек. Принеси личные дела.