— Можете посоветовать ему держать обе ноги на земле. Тогда ему не придется так часто попадать одной из них в рот.
— Если я скажу такое Харви, — сказал Хоуден, — он, по всей вероятности, процитирует мне Платона.
— В таком случае вы можете ответить ему словами Менандера: «Его подняли так высоко, чтоб ему было тяжелее падать».
Премьер-министр поднял брови. Брайан Ричардсон постоянно удивлял его.
Оператор появился на линии, и Хоуден послушал, затем положил трубку.
— Уоррендеры уехали на праздники — они находятся в своем коттедже на Канадском щите, и там нет телефона.
Ричардсон не без удивления заметил:
— Вы даете Харви Уоррендеру немало возможностей уклониться от своих обязанностей, верно?.. Больше, чем остальным.
— Не на этот раз, — сказал Джеймс Хоуден. После их беседы он уже пришел к выводу. — Я вызову его сюда послезавтра, и эта история в Ванкувере не устроит вспышки. Гарантирую.
Было половина восьмого, когда Брайан Ричардсон прибыл на квартиру Милли Фридман с двумя пакетами — в одном была унция духов фирмы «Герлен», которые, как он знал, любит Милли, а в другом — двадцать шесть унций джина.
Духи понравились Милли. Она была не так уверена в том, что ей понравится джин, но понесла его на кухоньку, чтобы приготовить напитки.
Ричардсон ждал в мягко освещенной гостиной, наблюдая за Милли из глубокого кресла. Он с наслаждением вытянул ноги на бежевом ковре — единственном дорогом предмете обстановки, который позволила себе Милли, чтобы украсить квартиру, — затем одобрительно произнес:
— Знаешь, многое из того, что у тебя тут есть, Милли, другие давно бы выбросили. Но ты так все расставила, что более уютного места я не знаю.
— Я полагаю, это комплимент. — Стоя на кухоньке, Милли с улыбкой повернулась к нему. — Так или иначе, я рада, что тебе это нравится.
— Конечно, нравится. А кому бы не понравилось?
Мысленно Брайан Ричардсон сравнивал ее квартиру со своей, которую Элоиза переоборудовала всего немногим больше года назад. Стены у них были светлой слоновой кости, белый ковер, шведская ореховая мебель и бледно-голубые занавески. Он давно перестал обращать на обстановку внимание, и поэтому она не оскорбляла его вкуса. Но он помнил, какая у него была ссора с Элоизой, когда она представила ему счет, про который он возмущенно сказал: «Да обстановка-то как в президентском номере в борделе».
«А вот Милли, — подумал он, — всегда знала бы, как все устроить, чтобы было тепло и по-домашнему… небольшой беспорядок, книжки на столах, и в то же время место, где человек может отдохнуть».
Милли снова отвернулась от него. А он в задумчивости на нее смотрел.
До его появления она сняла костюм, в котором была, и переоделась в оранжевые брючки и гладкий черный свитер, который оживляла лишь тройная нитка жемчуга. Это выглядело просто, подумал Ричардсон, но возбуждающе.
Она вернулась в гостиную, и он поймал себя на том, что восхищается ее грациозностью. В каждом движении Милли был ритм, и она редко делала лишний жест.
— Милли, — сказал он, — ты удивительная девчонка.
Позвякивая льдом, она несла их напитки. Он залюбовался ее стройными ногами и обтянутыми брючками крепкими бедрами. И снова — бессознательной ритмикой движения… «Совсем как молодая длинноногая скаковая лошадка», — пришла в голову нелепая мысль.
— Можете посоветовать ему держать обе ноги на земле. Тогда ему не придется так часто попадать одной из них в рот.
— Если я скажу такое Харви, — сказал Хоуден, — он, по всей вероятности, процитирует мне Платона.
— В таком случае вы можете ответить ему словами Менандера: «Его подняли так высоко, чтоб ему было тяжелее падать».
Премьер-министр поднял брови. Брайан Ричардсон постоянно удивлял его.
Оператор появился на линии, и Хоуден послушал, затем положил трубку.
— Уоррендеры уехали на праздники — они находятся в своем коттедже на Канадском щите, и там нет телефона.
Ричардсон не без удивления заметил:
— Вы даете Харви Уоррендеру немало возможностей уклониться от своих обязанностей, верно?.. Больше, чем остальным.
— Не на этот раз, — сказал Джеймс Хоуден. После их беседы он уже пришел к выводу. — Я вызову его сюда послезавтра, и эта история в Ванкувере не устроит вспышки. Гарантирую.
Было половина восьмого, когда Брайан Ричардсон прибыл на квартиру Милли Фридман с двумя пакетами — в одном была унция духов фирмы «Герлен», которые, как он знал, любит Милли, а в другом — двадцать шесть унций джина.
Духи понравились Милли. Она была не так уверена в том, что ей понравится джин, но понесла его на кухоньку, чтобы приготовить напитки.
Ричардсон ждал в мягко освещенной гостиной, наблюдая за Милли из глубокого кресла. Он с наслаждением вытянул ноги на бежевом ковре — единственном дорогом предмете обстановки, который позволила себе Милли, чтобы украсить квартиру, — затем одобрительно произнес:
— Знаешь, многое из того, что у тебя тут есть, Милли, другие давно бы выбросили. Но ты так все расставила, что более уютного места я не знаю.
— Я полагаю, это комплимент. — Стоя на кухоньке, Милли с улыбкой повернулась к нему. — Так или иначе, я рада, что тебе это нравится.
— Конечно, нравится. А кому бы не понравилось?
Мысленно Брайан Ричардсон сравнивал ее квартиру со своей, которую Элоиза переоборудовала всего немногим больше года назад. Стены у них были светлой слоновой кости, белый ковер, шведская ореховая мебель и бледно-голубые занавески. Он давно перестал обращать на обстановку внимание, и поэтому она не оскорбляла его вкуса. Но он помнил, какая у него была ссора с Элоизой, когда она представила ему счет, про который он возмущенно сказал: «Да обстановка-то как в президентском номере в борделе».
«А вот Милли, — подумал он, — всегда знала бы, как все устроить, чтобы было тепло и по-домашнему… небольшой беспорядок, книжки на столах, и в то же время место, где человек может отдохнуть».
Милли снова отвернулась от него. А он в задумчивости на нее смотрел.
До его появления она сняла костюм, в котором была, и переоделась в оранжевые брючки и гладкий черный свитер, который оживляла лишь тройная нитка жемчуга. Это выглядело просто, подумал Ричардсон, но возбуждающе.
Она вернулась в гостиную, и он поймал себя на том, что восхищается ее грациозностью. В каждом движении Милли был ритм, и она редко делала лишний жест.
— Милли, — сказал он, — ты удивительная девчонка.
Позвякивая льдом, она несла их напитки. Он залюбовался ее стройными ногами и обтянутыми брючками крепкими бедрами. И снова — бессознательной ритмикой движения… «Совсем как молодая длинноногая скаковая лошадка», — пришла в голову нелепая мысль.