В начале раскопок поселений, на которых фиксировались дружинные древности IX–XI вв. (аналогичные курганным) — Гнёздова, Городища, Тимерёва, Шестовицы (в 1970-х гг.) некоторым археологам представлялось, что те лишены выраженных укреплений — они получили наименование «открытых торгово-ремесленных поселений» (ОТРП — ср.: Булкин, Лебедев 1974), что позволяло относить их к некоей «предгородской» стадии развития. Ныне исследованы укрепления на большей части этих поселений (ср.: Седых 2007; Коваленко, Моця 2010). Доминирующей функцией ОТРП считалась торговля. Показательно (при негативном отношении к торговой теории Ключевского), что в советской историографии была принята датировка сложения городов и даже предпосылок феодализма в VIII в. Удобно было хронологически отделить эти процессы от времени появления норманнов и продемонстрировать беспочвенность «норманнской теории».
С возникновением дифференцированного исторического подхода к данным нумизматики выяснилось, что в поступлении монеты выделяются определенные периоды, а ее распределение различается в разных регионах (ср.: Янин 1956/2009; Нунан 2004). В Восточную Европу монетное серебро стало поступать с конца VIII в., но монетные потоки могли содержать монеты более раннего чекана — VIII и даже VII вв. О том, что древнейшие города и торговые поселения действительно был центрами перераспределения восточного серебра, уже говорилось в главе IV. В историографии сохраняется и представление о доминанте торговли в начальном развитии русских городов, хотя не следует забывать, что освоение коммуникаций Восточной Европы было связано со славянской земледельческой колонизацией, а перераспределение серебра стало одним из стимулов урбанизации (см. Noonan 2000).
В результате археологических исследований со второй половины ХХ в. очевидным стало взаимосвязанное развитие городских поселений в пределах целостной сети на реках — международных коммуникациях, особенно на пути из варяг в греки. Перечисленные поселения в IX–X вв. развивались синхронно, некрополи поселений, насчитывающие многие сотни комплексов (в Бирке, Гнёздове, Киеве), явно относятся к одной «археологической культуре». Сенсационным стало открытие приречных кварталов в Гнёздове и Киеве (на Подоле): планировка этих кварталов была ориентирована на речной путь, прием идущих по этому пути ладей (см. в главе V о раннем дружинном значении имени русь — «гребцы, участники похода на гребных судах»). Эта планировка принципиально отличается от традиционной планировки славянских поселений и аналогична планировке прибрежных поселений («виков») Балтики и Британских островов, ориентированной на гавань (Дорестад, Рибе, Хедебю — Карнап-Борнхайм и др. 2010; см. также обзор: Сагайдак, Мурашева, Петрухин 2008) и Атлантики (Ирландия — см.: Город, т. 4. С. 85, 283–284).
Приоритетную функцию обслуживания судов исследователи усматривают также в материалах Городища и Шестовицы (Коваленко, Моця 2010).
Согласно недавней реконструкции, произведенной на основе материалов из раскопок Д. В. Милеева (начало XX в. — Михайлов 2010), стены городища на Старокиевской горе были близки по конструкции укреплениям Новгородского Городища. Старокиевское городище существовало в первой четверти Х в. В Х в. на горе располагался киевский некрополь; рядом с ним находился княжеский двор.
Несколько иной была ситуация в Хазарии IX в. Каганат, как и Русь, стремился контролировать речные пути, по которым с конца VIII в. (с завершением арабо-хазарских войн) стали продвигаться торговые караваны. Осевой магистралью Хазарии был Дон, на излучине которого, направленной к Волге, были построены крепости Саркел на левом берегу (с использованием кирпича и византийской техники) и белокаменная крепость — на правом (новейшими раскопками В. С. Флёрова и здесь обнаружено воздействие византийской строительной технологии). Обе крепости должны были контролировать перевоз через Дон. Важным центром Хазарии на другой речной магистрали Северском Донце была белокаменная крепость Верхний Салтов на левом и селище на правом берегу (ср.: Флёров 2011 и послесловие В. Я. Петрухина).
Наконец, на крайнем западе территории, которую контролировала Хазария, располагался Киев — центр полян (дань с них брали хазары). Ареал хазарской дани отмечен памятниками так называемой волынцевской культуры, сочетающей элементы хазарской салтовской и славянской роменской культур в Левобережье Днепра. Киев и его округа были анклавом волынцевской культуры на правом берегу. В самом Киеве не обнаружено хазарских памятников, лишь иудейское название киевской крепости Самватас, донесенной в середине Х в. Константином Багрянородным, и письмо киевской общины Х в. свидетельствуют о хазарском присутствии (Голб, Прицак 2003). Существенной в контексте развития городской сети на юге Восточной Европы представляется летописная легенда о Кие (основателе Киева) как перевозчике через Днепр. Вещий Олег со своей русской дружиной захватил Киев в 880-е гг., этим временем датируется начало регулярной застройки киевского Подола: археология подтверждает данные начальной летописи, связанные с «легендарным» Вещим Олегом.
Ранняя городская сеть Восточной Европы в IX–X вв. мало связана с Западной Европой: более очевидны связи с мусульманским Востоком и Византией. Вопреки предположениям о раннем (к IX в.!) формировании пути «из немец в хазары», из Регенсбурга в Восточную Европу и т. п. (ср. давние работы М. Н. Тихомирова — Тихомиров 1947 о происхождении имени русь от ругов на Дунае и продолжающие эти построения работы А. В. Назаренко), путь этот едва ли мог функционировать до разгрома венгров Оттоном I при Лехе в 955 г. и попыток их «приручения» (ср.: Ле Гофф 2007. С. 75).
В Гнёздове несомненно существование местного ремесла, причем изготавливались и вещи скандинавских типов. Ювелирное ремесло характеризует комплекс из одной постройки, включающий медную матрицу для производства полусферических розеток — декора скорлупообразных фибул и др. и каменную литейную форму для отливки височных колец «нитранского» типа, происходящего из Моравии, скандинавскую статуэтку-амулет в виде «валькирии» из листового серебра и др. Найдены фрагменты разъемных глиняных литейных форм для производства скандинавских скорлупообразных и трилистных фибул (Ениосова 1999). В Гнёздове обнаружено также свыше 900 металлических предметов для украшения ремней, конской узды и пояса. Эти украшения производились в соответствии со скандинавскими и хазарскими (салтовскими) традициями, но преобладали украшения, характерные для Волжской Болгарии (свыше 500 образцов).
Обнаруживаются более ранние связи с Моравией — вещи моравского производства найдены в Гнёздове, Ладоге и Бирке (ср.: Петрухин 2001а, Duczko 2003 и новые данные о находках на Волыни и в земле древлян — Androschuk 2009). Но и распространение моравских традиций связано, видимо, с вторжением венгров в Моравию в начале Х в. С передвижениями венгров (ср. в главе III.3), очевидно, связаны и немногочисленные находки кладов дирхемов Х в. в Центральной и Юго-Восточной Европе (в том числе хазарских подражаний арабскому чекану — Фомин 1988). После того как экспансия венгров в Европе была остановлена (955 г.), посланники Хасдая ибн Шафрута смогли добраться из Кордовы до хазарского Итиля через Германию, Венгрию, Русь и Волжскую Болгарию в 60-е гг. Х в. Следом, по летописи, прошел русский князь Святослав, разоривший болгарские (?) и хазарские города.
Преимущественные связи Восточной и Северной Европы с Востоком и Византией обнаруживают и материалы международного коллоквиума, проходившего в Париже в 1997 г. Материалы изданы в 2000 г. (Les centres proto-urbains); коллоквиум был посвящен «протогородским центрам». Осторожный термин протогород принят и в российской науке. Во многом эта осторожность связана с тем, что часть исследованных археологами поселений со следами развитого ремесленного производства и международных связей не «перерастает» в города, превращается в сельские поселения (как Гнёздово, а позднее и Ладога) или затухает. Продолжается полемика и по поводу того, можно ли считать поселения Хазарии городами (Флёров 2011), хотя о наличии городов (медина) в каганате писали арабские авторы.
Продолжаются споры о признаках, которые должны характеризовать «настоящий» город. Релевантным для городов раннего средневековья представляется признак, отмеченный еще классической политэкономией: в городе концентрируется и перераспределяется «прибавочный продукт». Эта концентрация очевидна в упомянутых русских городах — там, по данным археологии, концентрируется восточная и (в меньших количествах) византийская монета и драгоценные товары. На территории Хазарии клады монет редки (хотя есть византийские золотые в погребениях), зато многочисленны изделия из привозного серебра (поясные наборы, украшения сбруи и т. п.).
В центрах сосредоточения богатств концентрировалось и многочисленное население. Крупнейшим из таких центров на Руси стало Гнёздово, с поселением площадью свыше 16 га. Соответственно археологи отмечают и смертность, связанную с вероятной «перенаселенностью» притягательных для жизни пунктов — в округе Гнёздова насчитывалось около 4000 курганов. Гнёздово контролировало переход из волховской («новгородской») в днепровскую («киевскую») водную систему — отсюда его роль в сосредоточении богатств (многочисленные клады, см. рис. 23, цв. вкл.) и населения.
На Руси Новгородское («Рюриково») Городище и Гнёздово переживают упадок в XI в., когда продолжается развитие древнерусских городов, в том числе Новгорода и Смоленска.
Все процессы, определяющие ход древнерусской истории, проходили в городах или исходили из них: именно в городах осуществлялся этнокультурный синтез, сплавлявший воедино славянские, скандинавские, тюркские и другие этнокультурные элементы. По материалам городских некрополей мы можем наблюдать эти процессы, в городах начиналось осуществление правовых и религиозных реформ. Недаром НПЛ, введение которой относят со времен А. А. Шахматова к Начальному своду, начинается словами: «Временник, еже есть нарицается летописание князей и земля Руския, и како избра богъ страну нашу на последнее время, и грады почаша бывати по местом» (НПЛ. С. 103). Введение составлено, скорее, в конце древнерусской эпохи в Новгороде, недаром для составителя важны были именно города — прежде всего Новгород, а не Русская земля, происхождение которой занимало составителя ПВЛ (см. главу II.1).
В древнерусской традиции город, град — это прежде всего укрепленное, «огражденное» поселение (Рабинович 1978). Многочисленные современные определения города как социально-экономического образования предполагают перечисление наиболее существенных его признаков (концентрация ремесла, торговли, администрации, войска, культурных ценностей и т. п.). Очевидно, что полное сочетание всех этих признаков свойственно лишь абстрактной модели города.
Историко-археологические и экономико-географические исследования показывают, что реальные городские признаки — это комплекс функций, который свойствен не столько отдельному городу, сколько городской сети — системе взаимосвязанных поселений (Ильин 1978). Процесс урбанизации, отделения города от деревни в марксистской историографии традиционно увязывался с процессом классообразования и сложения государства. Существенно, что для древнерусской деревни эпохи становления городской сети свойственны признаки сложной системы экономики, наличие ремесел и промыслов, сближающих деревню с городом (ср.: Пiденноруське село; Макаров 2007. С. 17–18). В материальной культуре сельских поселений (селищ) присутствуют разноэтничные компоненты, в частности, скандинавского (ср.: Пiденноруське село: 18, 109; Макаров 2007. С. 270; Макаров 2007а) и хазарского происхождения (Макаров 2007. С. 145–146).
После длительной дискуссии о признаках «настоящего» города исследователи вернулись к постулатам «классической» политэкономии: города являются пунктами концентрации и распределения прибавочного продукта (ср.: Дьяконов, Якобсон 1982. С. 3 и сл.; Куза 1984. С. 3–11; Флёров 2011). Варяги, согласно летописи, призываются именно в такие пункты (Ладога, Новгород и др.) и получают доступ к распределению прибавочного продукта — его дележу с верхушкой призвавших их племен. Неслучайно в этих пунктах находят наряду со скандинавскими вещами, как правило, и клады.
Связь становления государства и урбанизации очевидна и по древнерусским письменным источникам: уже Рюрик, по словам летописца, основывает города и раздает уже существующие центры своим «мужам». Олег, согласно «Повести временных лет» (в НПЛ основание городов приписывается Игорю), «нача городы ставити и устави дани словѢном, кривичемъ и мери». Создание укрепленных поселений здесь ставится в связь с обложением данью варягам «мира дѢля» (ПВЛ. С. 14), административные функции — с фискальными (Куза 1983). Олег назвал Киев «матерью городов русских», и это не просто летописная калька с греческого «метрополия».
Существование общегосударственной сети поселений во главе с Киевом, отождествляемых с известными по летописи древнерусскими городами — Новгородом, Смоленском, Любечем, Черниговом, Вышгородом, Витичевом, — уже в середине X в. засвидетельствовано Константином Багрянородным (Об управлении империей, глава 9): эти города присылают по днепровскому пути из варяг в греки однодеревки для общерусского похода в Византию. Б. А. Рыбаков считал, что на эту же сеть городов, исключая Новгород, опиралось и другое общегосударственное мероприятие — полюдье киевского князя. О сети «верхнерусских» городов свидетельствуют скандинавские средневековые источники, для которых главным центром Руси остается Новгород/Хольмгард, на столичный статус которого указывает формант — гард (ср.: Petrukhin 2000), присущий также Киеву — Кенугарду и Константинополю — Миклагарду. Показателен состав сети прочих городов — Смоленск, Полоцк, Суздаль, Ростов, Муром (Древнерусские города 1987), — соотносимый с городами легенды о призвании варягов (ср. Боровков 2012).
В. Л. Янин при обсуждении проблем урбанизации и формирования городской сети указывал на сложности коммуникации между Новгородом и Киевом, в частности, при поставке однодеревок: значительную часть пути нужно было проходить против течения Волхова, Ловати и Куньи, далее — пользоваться волоками. Едва ли, однако, есть основания сомневаться в регулярном функционировании пути из варяг в греки, причем и в направлении с севера на юг: судя по скандинавским древностям из русских курганов, варяги прибывали на Русь регулярно. На пути в греки они нуждались, как и «росы», именно в однодеревках, удобных на волоках и на порогах.
Недаром именно в Восточной Европе закрепилось профессиональное наименование дружин скандинавского происхождения, восходящее к обозначению гребцов, участников походов на гребных судах, — русь. Естественно, скандинавы шли по Волхову, а в Ладоге и на Новгородском Городище есть не только скандинавские вещи, но и заклепки для монтажа однодеревок, части судов, в том числе уключины (Ладога, Гнёздово, рис. 16). Это подтверждает правоту Константина Багрянородного, включавшего Новгород и «внешнюю Россию» в систему общерусского сбора однодеревок. Другое дело, что Новгород не входил в систему общерусского полюдья киевского князя — ведь в этом городе, по рассказу Константина, сидел сын Игоря Святослав, видимо, самостоятельно собиравший дань (как позднее правнук Игоря Ярослав при Владимире).
В начале раскопок поселений, на которых фиксировались дружинные древности IX–XI вв. (аналогичные курганным) — Гнёздова, Городища, Тимерёва, Шестовицы (в 1970-х гг.) некоторым археологам представлялось, что те лишены выраженных укреплений — они получили наименование «открытых торгово-ремесленных поселений» (ОТРП — ср.: Булкин, Лебедев 1974), что позволяло относить их к некоей «предгородской» стадии развития. Ныне исследованы укрепления на большей части этих поселений (ср.: Седых 2007; Коваленко, Моця 2010). Доминирующей функцией ОТРП считалась торговля. Показательно (при негативном отношении к торговой теории Ключевского), что в советской историографии была принята датировка сложения городов и даже предпосылок феодализма в VIII в. Удобно было хронологически отделить эти процессы от времени появления норманнов и продемонстрировать беспочвенность «норманнской теории».
С возникновением дифференцированного исторического подхода к данным нумизматики выяснилось, что в поступлении монеты выделяются определенные периоды, а ее распределение различается в разных регионах (ср.: Янин 1956/2009; Нунан 2004). В Восточную Европу монетное серебро стало поступать с конца VIII в., но монетные потоки могли содержать монеты более раннего чекана — VIII и даже VII вв. О том, что древнейшие города и торговые поселения действительно был центрами перераспределения восточного серебра, уже говорилось в главе IV. В историографии сохраняется и представление о доминанте торговли в начальном развитии русских городов, хотя не следует забывать, что освоение коммуникаций Восточной Европы было связано со славянской земледельческой колонизацией, а перераспределение серебра стало одним из стимулов урбанизации (см. Noonan 2000).
В результате археологических исследований со второй половины ХХ в. очевидным стало взаимосвязанное развитие городских поселений в пределах целостной сети на реках — международных коммуникациях, особенно на пути из варяг в греки. Перечисленные поселения в IX–X вв. развивались синхронно, некрополи поселений, насчитывающие многие сотни комплексов (в Бирке, Гнёздове, Киеве), явно относятся к одной «археологической культуре». Сенсационным стало открытие приречных кварталов в Гнёздове и Киеве (на Подоле): планировка этих кварталов была ориентирована на речной путь, прием идущих по этому пути ладей (см. в главе V о раннем дружинном значении имени русь — «гребцы, участники похода на гребных судах»). Эта планировка принципиально отличается от традиционной планировки славянских поселений и аналогична планировке прибрежных поселений («виков») Балтики и Британских островов, ориентированной на гавань (Дорестад, Рибе, Хедебю — Карнап-Борнхайм и др. 2010; см. также обзор: Сагайдак, Мурашева, Петрухин 2008) и Атлантики (Ирландия — см.: Город, т. 4. С. 85, 283–284).
Приоритетную функцию обслуживания судов исследователи усматривают также в материалах Городища и Шестовицы (Коваленко, Моця 2010).
Согласно недавней реконструкции, произведенной на основе материалов из раскопок Д. В. Милеева (начало XX в. — Михайлов 2010), стены городища на Старокиевской горе были близки по конструкции укреплениям Новгородского Городища. Старокиевское городище существовало в первой четверти Х в. В Х в. на горе располагался киевский некрополь; рядом с ним находился княжеский двор.
Несколько иной была ситуация в Хазарии IX в. Каганат, как и Русь, стремился контролировать речные пути, по которым с конца VIII в. (с завершением арабо-хазарских войн) стали продвигаться торговые караваны. Осевой магистралью Хазарии был Дон, на излучине которого, направленной к Волге, были построены крепости Саркел на левом берегу (с использованием кирпича и византийской техники) и белокаменная крепость — на правом (новейшими раскопками В. С. Флёрова и здесь обнаружено воздействие византийской строительной технологии). Обе крепости должны были контролировать перевоз через Дон. Важным центром Хазарии на другой речной магистрали Северском Донце была белокаменная крепость Верхний Салтов на левом и селище на правом берегу (ср.: Флёров 2011 и послесловие В. Я. Петрухина).
Наконец, на крайнем западе территории, которую контролировала Хазария, располагался Киев — центр полян (дань с них брали хазары). Ареал хазарской дани отмечен памятниками так называемой волынцевской культуры, сочетающей элементы хазарской салтовской и славянской роменской культур в Левобережье Днепра. Киев и его округа были анклавом волынцевской культуры на правом берегу. В самом Киеве не обнаружено хазарских памятников, лишь иудейское название киевской крепости Самватас, донесенной в середине Х в. Константином Багрянородным, и письмо киевской общины Х в. свидетельствуют о хазарском присутствии (Голб, Прицак 2003). Существенной в контексте развития городской сети на юге Восточной Европы представляется летописная легенда о Кие (основателе Киева) как перевозчике через Днепр. Вещий Олег со своей русской дружиной захватил Киев в 880-е гг., этим временем датируется начало регулярной застройки киевского Подола: археология подтверждает данные начальной летописи, связанные с «легендарным» Вещим Олегом.
Ранняя городская сеть Восточной Европы в IX–X вв. мало связана с Западной Европой: более очевидны связи с мусульманским Востоком и Византией. Вопреки предположениям о раннем (к IX в.!) формировании пути «из немец в хазары», из Регенсбурга в Восточную Европу и т. п. (ср. давние работы М. Н. Тихомирова — Тихомиров 1947 о происхождении имени русь от ругов на Дунае и продолжающие эти построения работы А. В. Назаренко), путь этот едва ли мог функционировать до разгрома венгров Оттоном I при Лехе в 955 г. и попыток их «приручения» (ср.: Ле Гофф 2007. С. 75).
В Гнёздове несомненно существование местного ремесла, причем изготавливались и вещи скандинавских типов. Ювелирное ремесло характеризует комплекс из одной постройки, включающий медную матрицу для производства полусферических розеток — декора скорлупообразных фибул и др. и каменную литейную форму для отливки височных колец «нитранского» типа, происходящего из Моравии, скандинавскую статуэтку-амулет в виде «валькирии» из листового серебра и др. Найдены фрагменты разъемных глиняных литейных форм для производства скандинавских скорлупообразных и трилистных фибул (Ениосова 1999). В Гнёздове обнаружено также свыше 900 металлических предметов для украшения ремней, конской узды и пояса. Эти украшения производились в соответствии со скандинавскими и хазарскими (салтовскими) традициями, но преобладали украшения, характерные для Волжской Болгарии (свыше 500 образцов).
Обнаруживаются более ранние связи с Моравией — вещи моравского производства найдены в Гнёздове, Ладоге и Бирке (ср.: Петрухин 2001а, Duczko 2003 и новые данные о находках на Волыни и в земле древлян — Androschuk 2009). Но и распространение моравских традиций связано, видимо, с вторжением венгров в Моравию в начале Х в. С передвижениями венгров (ср. в главе III.3), очевидно, связаны и немногочисленные находки кладов дирхемов Х в. в Центральной и Юго-Восточной Европе (в том числе хазарских подражаний арабскому чекану — Фомин 1988). После того как экспансия венгров в Европе была остановлена (955 г.), посланники Хасдая ибн Шафрута смогли добраться из Кордовы до хазарского Итиля через Германию, Венгрию, Русь и Волжскую Болгарию в 60-е гг. Х в. Следом, по летописи, прошел русский князь Святослав, разоривший болгарские (?) и хазарские города.
Преимущественные связи Восточной и Северной Европы с Востоком и Византией обнаруживают и материалы международного коллоквиума, проходившего в Париже в 1997 г. Материалы изданы в 2000 г. (Les centres proto-urbains); коллоквиум был посвящен «протогородским центрам». Осторожный термин протогород принят и в российской науке. Во многом эта осторожность связана с тем, что часть исследованных археологами поселений со следами развитого ремесленного производства и международных связей не «перерастает» в города, превращается в сельские поселения (как Гнёздово, а позднее и Ладога) или затухает. Продолжается полемика и по поводу того, можно ли считать поселения Хазарии городами (Флёров 2011), хотя о наличии городов (медина) в каганате писали арабские авторы.
Продолжаются споры о признаках, которые должны характеризовать «настоящий» город. Релевантным для городов раннего средневековья представляется признак, отмеченный еще классической политэкономией: в городе концентрируется и перераспределяется «прибавочный продукт». Эта концентрация очевидна в упомянутых русских городах — там, по данным археологии, концентрируется восточная и (в меньших количествах) византийская монета и драгоценные товары. На территории Хазарии клады монет редки (хотя есть византийские золотые в погребениях), зато многочисленны изделия из привозного серебра (поясные наборы, украшения сбруи и т. п.).
В центрах сосредоточения богатств концентрировалось и многочисленное население. Крупнейшим из таких центров на Руси стало Гнёздово, с поселением площадью свыше 16 га. Соответственно археологи отмечают и смертность, связанную с вероятной «перенаселенностью» притягательных для жизни пунктов — в округе Гнёздова насчитывалось около 4000 курганов. Гнёздово контролировало переход из волховской («новгородской») в днепровскую («киевскую») водную систему — отсюда его роль в сосредоточении богатств (многочисленные клады, см. рис. 23, цв. вкл.) и населения.
На Руси Новгородское («Рюриково») Городище и Гнёздово переживают упадок в XI в., когда продолжается развитие древнерусских городов, в том числе Новгорода и Смоленска.
Все процессы, определяющие ход древнерусской истории, проходили в городах или исходили из них: именно в городах осуществлялся этнокультурный синтез, сплавлявший воедино славянские, скандинавские, тюркские и другие этнокультурные элементы. По материалам городских некрополей мы можем наблюдать эти процессы, в городах начиналось осуществление правовых и религиозных реформ. Недаром НПЛ, введение которой относят со времен А. А. Шахматова к Начальному своду, начинается словами: «Временник, еже есть нарицается летописание князей и земля Руския, и како избра богъ страну нашу на последнее время, и грады почаша бывати по местом» (НПЛ. С. 103). Введение составлено, скорее, в конце древнерусской эпохи в Новгороде, недаром для составителя важны были именно города — прежде всего Новгород, а не Русская земля, происхождение которой занимало составителя ПВЛ (см. главу II.1).
В древнерусской традиции город, град — это прежде всего укрепленное, «огражденное» поселение (Рабинович 1978). Многочисленные современные определения города как социально-экономического образования предполагают перечисление наиболее существенных его признаков (концентрация ремесла, торговли, администрации, войска, культурных ценностей и т. п.). Очевидно, что полное сочетание всех этих признаков свойственно лишь абстрактной модели города.
Историко-археологические и экономико-географические исследования показывают, что реальные городские признаки — это комплекс функций, который свойствен не столько отдельному городу, сколько городской сети — системе взаимосвязанных поселений (Ильин 1978). Процесс урбанизации, отделения города от деревни в марксистской историографии традиционно увязывался с процессом классообразования и сложения государства. Существенно, что для древнерусской деревни эпохи становления городской сети свойственны признаки сложной системы экономики, наличие ремесел и промыслов, сближающих деревню с городом (ср.: Пiденноруське село; Макаров 2007. С. 17–18). В материальной культуре сельских поселений (селищ) присутствуют разноэтничные компоненты, в частности, скандинавского (ср.: Пiденноруське село: 18, 109; Макаров 2007. С. 270; Макаров 2007а) и хазарского происхождения (Макаров 2007. С. 145–146).
После длительной дискуссии о признаках «настоящего» города исследователи вернулись к постулатам «классической» политэкономии: города являются пунктами концентрации и распределения прибавочного продукта (ср.: Дьяконов, Якобсон 1982. С. 3 и сл.; Куза 1984. С. 3–11; Флёров 2011). Варяги, согласно летописи, призываются именно в такие пункты (Ладога, Новгород и др.) и получают доступ к распределению прибавочного продукта — его дележу с верхушкой призвавших их племен. Неслучайно в этих пунктах находят наряду со скандинавскими вещами, как правило, и клады.
Связь становления государства и урбанизации очевидна и по древнерусским письменным источникам: уже Рюрик, по словам летописца, основывает города и раздает уже существующие центры своим «мужам». Олег, согласно «Повести временных лет» (в НПЛ основание городов приписывается Игорю), «нача городы ставити и устави дани словѢном, кривичемъ и мери». Создание укрепленных поселений здесь ставится в связь с обложением данью варягам «мира дѢля» (ПВЛ. С. 14), административные функции — с фискальными (Куза 1983). Олег назвал Киев «матерью городов русских», и это не просто летописная калька с греческого «метрополия».
Существование общегосударственной сети поселений во главе с Киевом, отождествляемых с известными по летописи древнерусскими городами — Новгородом, Смоленском, Любечем, Черниговом, Вышгородом, Витичевом, — уже в середине X в. засвидетельствовано Константином Багрянородным (Об управлении империей, глава 9): эти города присылают по днепровскому пути из варяг в греки однодеревки для общерусского похода в Византию. Б. А. Рыбаков считал, что на эту же сеть городов, исключая Новгород, опиралось и другое общегосударственное мероприятие — полюдье киевского князя. О сети «верхнерусских» городов свидетельствуют скандинавские средневековые источники, для которых главным центром Руси остается Новгород/Хольмгард, на столичный статус которого указывает формант — гард (ср.: Petrukhin 2000), присущий также Киеву — Кенугарду и Константинополю — Миклагарду. Показателен состав сети прочих городов — Смоленск, Полоцк, Суздаль, Ростов, Муром (Древнерусские города 1987), — соотносимый с городами легенды о призвании варягов (ср. Боровков 2012).
В. Л. Янин при обсуждении проблем урбанизации и формирования городской сети указывал на сложности коммуникации между Новгородом и Киевом, в частности, при поставке однодеревок: значительную часть пути нужно было проходить против течения Волхова, Ловати и Куньи, далее — пользоваться волоками. Едва ли, однако, есть основания сомневаться в регулярном функционировании пути из варяг в греки, причем и в направлении с севера на юг: судя по скандинавским древностям из русских курганов, варяги прибывали на Русь регулярно. На пути в греки они нуждались, как и «росы», именно в однодеревках, удобных на волоках и на порогах.
Недаром именно в Восточной Европе закрепилось профессиональное наименование дружин скандинавского происхождения, восходящее к обозначению гребцов, участников походов на гребных судах, — русь. Естественно, скандинавы шли по Волхову, а в Ладоге и на Новгородском Городище есть не только скандинавские вещи, но и заклепки для монтажа однодеревок, части судов, в том числе уключины (Ладога, Гнёздово, рис. 16). Это подтверждает правоту Константина Багрянородного, включавшего Новгород и «внешнюю Россию» в систему общерусского сбора однодеревок. Другое дело, что Новгород не входил в систему общерусского полюдья киевского князя — ведь в этом городе, по рассказу Константина, сидел сын Игоря Святослав, видимо, самостоятельно собиравший дань (как позднее правнук Игоря Ярослав при Владимире).