Он шагнул в проем купола и… невольно попятился назад: перед ним стоял Владыка или кто-то иной, похожий на вчерашнего «бедуина». С минуту тот пристально всматривался в лицо Артема, затем коснулся рукой своей груди и коротко произнес:
— Грей О-Брайн.
Артем понял, что незнакомец назвал свое имя и ответил тем же. Тогда О-Брайн указал ему на кресло у стола и сел сам. Артему ничего не оставалось, как последовать его примеру. О-Брайн снял салфетки, прикрывающие стол, уставленный яствами, и, придвинув Артему небольшую плоскую чашу, положил на нее кусок какого-то аппетитно пахнущего кушанья.
На этот раз Артему пришлось познакомиться с куда большим количеством экзотических блюд и напитков, а когда завтрак был закончен, О-Брайн достал небольшую гладкую пластинку, напоминающую грифельную доску и, вооружившись тонким, заостренным подобно карандашу стержнем, начал быстро наносить им незамысловатые фигурки, изображавшие людей, животных, различные предметы, рассматривая которые, Артем без труда понял, что О-Брайн и его соплеменники издавна живут на дне этой горной котловины, пасут коз, разводят пчел, возделывают какие-то злаки и овощи и не поддерживают никакой связи с внешним миром, о чем более чем красноречиво свидетельствовали две резко перечеркнутые линии, которые провел О-Брайн над изображением котловины, сопроводив это не менее убедительным взглядом. После этого он пододвинул пластинку Артему и, вложив в его руку «карандаш», произнес короткое повелительное слово, которое могло означать лишь: «рисуй!»
Артем задумался. Задача была не из простых. Однако, собравшись с мыслями, он уверенно набросал скопление многоэтажных домов, снующие между ними автомобили, парящие в небе самолеты. Потом, стукнув себя в грудь, изобразил человека с книгой и карандашом в руках. Далее, продолжая указывать на себя, постарался нарисовать, как этот человек, спасаясь от дождя, забрался в гондолу аэростата, как аэростат неожиданно оторвался от земли, перенес его за многие сотни километров к горной котловине, и как он выскочил из нее, чтобы избежать неминуемой гибели.
О-Брайн внимательно следил за всем, что рисовал Артем, время от времени удовлетворенно кивая головой или, наоборот, изображая на лице недоумение, после чего Артем вносил в свои рисунки дополнительные детали.
Наконец О-Брайн стер все рисунки и, тряхнув головой в знак того, что все понял, протянул Артему обе руки, обращенные ладонями вверх. Это был, очевидно, жест полного доверия, и Артем также протянул руки О-Брайну, не скрывая самого искреннего расположения к этому суровому, видимо, очень мудрому и справедливому человеку.
А тот снова взял в руки «карандаш» и начал набрасывать новые рисунки, из которых нетрудно было понять, что никакого выхода из котловины нет, и потому О-Брайн приглашает Артема поселиться в его племени и заняться тем же, чем занимаются его соплеменники.
Остаться здесь навсегда? Похоронить все свои планы, надежды, мечты?! Сердце Артема сжалось в тоске. И О-Брайн, видимо, понял это, глаза его смягчились, он положил руку на плечо Артема и, слегка похлопав ею, сочувственно качнул головой, словно призывая покориться судьбе. Затем резко встал и произнес короткую повелительную фразу. Из-за спины его тотчас выступила молодая девушка.
Артем невольно вздрогнул: откуда так неожиданно появляются здесь люди? Но в следующую минуту эта мысль отодвинулась в сторону, уступив место живейшему интересу. Одежда юной незнакомки мало чем отличалась от костюма О-Брайна и его вчерашних спутников. Но даже бесчисленные складки пышного, свободно ниспадающего «хитона» из тонкой, почти прозрачной ткани не могли скрыть поразительно совершенных линий тонкой фигурки девушки, красиво изогнувшейся в приветственном полупоклоне и будто застывшей в этом стремительном движении Лицо незнакомки не было столь совершенным. Черты его были, пожалуй, слишком крупноваты, рот излишне велик скулы больше, чем следовало бы, выступали вперед. Но все искупали глаза: огромные, широко расставленные, цвета сургучной яшмы, они будто светились, подобно двум уголькам потухшего костра, внезапно вспыхнувшим на сильном ветру. А главное — лицо это показалось Артему удивительно знакомым. Он будто уже видел его, видел совсем недавно… Но где? Когда?
И вдруг точно вихрь взметнулся в его памяти. Да это же она, таинственная горянка, которую запечатлел фотоаппарат Николая Ивановича. Но как она оказалась здесь, в ни кому не доступной котловине? Нет, этого не может быть Просто случайное совпадение. Мало ли встречается одинаковых лиц. Но если б только лицо! А волосы цвета вечернего александрита, а этот тонкий, просвечивающий «хитон», а эти огромные светящиеся глаза, каких нет, наверное, больше ни у кого на свете! Разве может быть столько случайных совпадений? И все же…
— Грей О-Стелли, — нарушил лихорадочный бег его мыслей О-Брайн, указывая на склонившуюся перед ним девушку, и, снова взяв в руки рисовальную дощечку, быстро набросал две фигурки: девичью, изображавшую безусловно О-Стелли, и мужскую, в которой Артем узнал себя Причем девушка вела мужчину за собой, что-то указывая ему другой рукой.
Нетрудно было догадаться, что хотел сказать своим рисунком О-Брайн: О-Стелли предназначалась роль гида, наставницы или переводчицы Артема, о чем тот, естественно нимало не пожалел.
Впрочем, О-Брайн поспешил уточнить это, набросав еще несколько рисунков, из которых Артем понял, что О-Стелли будет приходить сюда, в его шатер, два раза в день утром и вечером, и учить его языку жителей котловины поскольку сам О-Брайн сделать этого не сможет.
Закончив столь оригинальное «представление», О-Брайн коротко кивнул им обоим и, отойдя к стенке купола, нажал ногой на чуть заметное возвышение у края ковра и; шнура. Тотчас небольшой участок иола в форме круга пришел в движение, распался на множество сегментов которые будто побежали друг за другом и в стороны от центра, образовав довольно широкий круглый люк, ведущий в слабо освещенное подвальное помещение.
Артем, вставший вслед за своим хозяином, поспешил заглянуть в открывшееся подземелье, но О-Брайн уже шагнул в проем люка, и единственное, что удалось увидеть из-за его чуть сгорбившейся спины, была легкая деревянная лестница, наподобие той, какая привела Артема прошлым утром в пастушескую хижину на альпийских лугах.
И здесь подземное жилище? Или что-то вроде склада, кухни, подвала? Артем подошел ближе к люку, надеясь рассмотреть, что кроется там, под полом, когда широкий балахон спускающегося по лестнице О-Брайна перестанет закрывать от него вход в подземелье. Но стоило голове старика скрыться в люке, как тот мгновенно захлопнулся над ним, как закрывается сегментная диафрагма микроскопа.
«Ловко! — с досадой подумал Артем. — Но теперь хоть понятно, откуда появились здесь мои хозяева».
Он снова вернулся к О-Стелли, склонив голову в знак того, что полностью отдается в ее распоряжение.
О-Стелли опустилась в кресло, знаком пригласила Артема сделать то же самое. Несколько секунд прошло в молчании: девушка явно пыталась справиться с охватившим ее смущением, Артем решительно не знал, чем ей помочь.
Наконец она указала жестом на лежащую перед ней рисовальную дощечку и громко, по слогам произнесла:
— Олотоо.
Артем недоуменно пожал плечами.
— Олотоо! — снова сказала О-Стелли и выжидающе посмотрела на Артема.
— Олотоо, — повторил тот, догадавшись наконец, что кочет от него О-Стелли.
— Олотоо, уну! — ободряюще улыбнулась юная учительница и, подняв со стола пишущий стержень, так же отчетливо произнесла:
— Годоро.
Артем постарался запомнить и это слово. А раскрасневшаяся О-Стелли, поборов остатки смущения и войдя в роль заправского педагога, принялась быстрыми точными движениями набрасывать на олотоо различные предметы, произнося их названия на своем мелодичном, богатом гласными языке, и одобрительно кивая всякий раз, как Артем повторял вслед за ней новые необычно звучащие слова.
— Тонкито… — медленно, по слогам выговорил он вслед за О-Стелли, только что изобразившей на рисунке непритязательное одеяние, какое носили, по-видимому, все мужчины и женщины ее племени.
— Тонкито, уну! — улыбнулась О-Стелли. И вдруг нахмурилась. Снизу, из-под пола, послышался глухой шуршащий звук, вслед за этим люк раскрылся, и сквозь него, кряхтя и отдуваясь, выбралась пожилая женщина, грузная, седая, с дряблым, морщинистым лицом и тусклыми глазами. Встретив недовольно-вопрошающий взгляд О-Стелли, она поспешно поставила на стол большой заиндевевший сосуд с каким-то прохладительным напитком, затем собрала остатки завтрака на принесенный с собой деревянный поднос и, быстро произнеся несколько извиняющихся фраз, пошла обратно к люку.
— Саатало О-Горди, — указала на нее глазами О-Стелли и добавила что-то еще, но вспомнив, что Артем не понимает ее, поспешила набросать на олотоо серию фигур, сопровождая их выразительными жестами и мимикой, из чего стало ясно, что старушка будет выполнять обязанности горничной Артема, приносить ему еду, наводить порядок в шатре, выполнять всякого рода несложные поручения и заодно учить языку, поскольку сама О-Стелли слишком занята и потому сможет уделять Артему лишь очень немного времени.
Поняв это, последнее, Артем сразу приуныл, ибо одно дело — заниматься с молодой привлекательной девушкой и совсем другое — учить язык с дряхлой старухой. Но О-Стелли, видимо, сразу уловив перемену в его настроении, вдруг звонко рассмеялась и, решительно перечеркнув последнюю фигуру и пририсовав к ней ехидно ухмыляющуюся физиономию, весело произнесла:
— Ани! Ориерино!
— Ориерино? значит… шутка? — переспросил Артем, заглядывая в смеющиеся глаза девушки.
— Шутка, шутка! — с удовольствием подхватила О-Стелли первое услышанное ею русское слово. — Шутка уну! — она откинулась в кресле, так что лучи солнца, пронизавшие не слишком плотную ткань шатра, упали ей на грудь, и Артем ясно увидел просвечивающий сквозь легкую кисею тонкито небольшой красный шарик, подвешенный к тонкой серебряной или платиновой цепочке на шее девушки.
«Все-таки, она! — тотчас мелькнуло у него в голове. — Но если так…» — он придвинул к себе олотоо и, взяв из рук О-Стелли пишущий стерженек, поспешил нарисовать загадочную вещицу, изобразив на лице недвусмысленный вопрос.
— Си — рионато, — коротко ответила О-Стелли, нахмурив почему-то брови и торопясь прикрыть шарик ладошкой.
— Рионато? А что это такое, рионато? — развел руками Артем, всем своим видом показывая, что ему очень хотелось бы знать назначение непонятной вещицы.
Но О-Стелли нахмурилась еще больше и, протестующе тряхнув головой, ограничилась короткой фразой, из которой без всякого перевода, по одному лишь тону, каким она была произнесена, стало ясно, что Артем коснулся чего-то абсолютно запретного, такого, о чем нельзя было даже поднимать разговор. Впрочем, сразу вслед за этим лицо девушки снова смягчилось, и она, как ни в чем не бывало, продолжила прерванный урок, время от времени подбадривая Артема самой благожелательной улыбкой.
Прошло чуть больше месяца. За это время стараниями О-Стелли Артем настолько освоил язык своих хозяев, что мог вполне прилично изъясняться с ними в пределах обычной бытовой тематики. Но самым удивительным было то, что еще прежде О-Стелли, обладающая феноменальной памятью и сразу потребовавшая, чтобы и Артем называл все вещи и понятия, которых они касались, на своем языке, почти в совершенстве овладела русской лексикой и даже предпочитала разговаривать с Артемом не иначе как по-русски.
Поэтому Артем очень скоро понял, что О-Стелли не случайно было поручено столь деликатное дело, как обучение чужестранца языку эрхорниотов, как называли себя жители котловины. Она оказалась внучкой О-Брайна, а сам О-Брайн — кем-то вроде верховного вождя или патриарха этого племени.
Многое узнал Артем и о жизни горцев-отшельников. Племя эрхорниотов насчитывало около трехсот человек мужчин, женщин и детей, и жило как одна большая семья, со всеми особенностями чисто семейного патриархального уклада. Впрочем, в укладе этом, многих обычаях, привычках, традициях, всем образе жизни эрхорниотов было столько странного, необычного, непонятного, что Артем до сих пор терялся в догадках, стараясь объяснить себе возникновение столь удивительной человеческой общины. И самым непонятным был страх, панический, все пронизывающий страх этих людей перед открытым пространством: чистым небом, широким амфитеатром котловины, вершинами далеких горных цепей, всем большим миром, лежащим за горами.
Оказалось, что те шатры, с которых началось знакомство Артема с племенем О-Брайна, были всего лишь чем-то вроде временных дачных домиков, основные же производственные и жилые помещения находились под землей, будучи связанными целой системой ходов сообщения. Там, под землей, и проводили большую часть времени все эрхорниоты. Там они ели, спали, работали: пряли и ткали козью шерсть, резали посуду и прочую утварь, делали из молока и меда всевозможные яства и напитки. И надо сказать, в этом отношении женщины-эрхорниотки достигли высочайшего мастерства: не менее трех десятков молочных изделий, одно вкуснее другого, успел перепробовать Артем, и этим, по-видимому, не исчерпывался ассортимент здешних кулинаров. Впрочем, не меньшего совершенства достигли и мужчины — резчики по дереву: искусные изделия их рук могли бы составить конкуренцию лучшим коллекциям этнографических музеев мира.
Там, под землей, эрхорниоты и отдыхали, если можно назвать отдыхом кратковременные посиделки, между работой и сном, на которых мужчины большей частью молчали или перебрасывались малозначительными фразами, а женщины делились своими кулинарными рецептами да сетовали на бытовую неустроенность.