— Отступать?
— Да, сделай два шага назад. Шакалы тупые, второй прыгнет, и два шага спасут тебе жизнь, потому что шакал прыгнет туда, где тебя уже не будет. Ты же выстрелишь второй раз и убьёшь его. Всё ясно?
— Да.
— Надеюсь.
Кирилл взвёл курок, пару секунд постоял напротив двери, мысленно повторяя всё, что должен сделать, затем резко распахнул её и выстрелил, успев увидеть, как брызнул из простреленной головы фонтан шакальей крови. Сделал два шага назад, увидел прыгнувшего второго, спокойно, словно в замедленной съёмке, направил на него револьвер и вновь нажал на спусковой крючок. И поразился тому, как далеко отбросила пуля крупного и тяжёлого зверя: шакала отшвырнуло к столу, он прокатился по нему, скуля от боли в разорванной груди, свалился с противоположной стороны и затих.
А вот отдача у револьвера оказалась вполне приемлемой.
— Спасибо за хороший совет! — Кирилл с удовольствием оглядел оружие, затем перевёл взгляд на своего странного собеседника, и только хотел задать ему следующий вопрос, как глаза мертвеца остекленели, рот перекосился, послышалось шипение, и голова вспыхнула, словно внутри у неё сработала термическая граната. Но пожар не случился. Выгорела только голова — до горстки пепла, и полка, на которой она лежала.
— Дела…
Кирилл дозарядил оружие, остальные патроны распихал по карманам, прошёл к дальней стене и открыл дверь, которую приметил, когда лазал за коробкой. Небольшая дверь — скорее, даже, люк, аккуратно врезанный в стенку холодильника, — привела Кирилла в шахту винтовой лестницы. Узкую, как мировоззрение фанатика, и такую же тёмную. Лестница выглядела настолько старой, что Кирилл не сразу решился на неё ступить, опасаясь, что она провалится или же скрип разнесётся по всему особняку, но ничего не случилось: ступеньки оказались крепкими и пребывали в отличном состоянии.
Лестница вела на второй этаж и закончилась таким же небольшим люком, как тот, что вёл в холодильник. Открыв его, Кирилл очутился в гардеробной комнате, пребывающей, как было и в спальне, в полнейшем беспорядке: ящики выдвинуты, многие вещи сброшены с плечиков и полок и валяются на полу, дверь в следующее помещение приоткрыта и оттуда слышится мужской голос:
«Ничего не бойся! Главное — ничего не бояться!»
Кирилл бесшумно подкрался к выходу из гардеробной и заглянул в комнату. И увидел черноволосого мужчину, того самого Говарда, который стоял перед зеркалом, не отрываясь смотрел на отражение и, судя по всему, старался себя подбодрить. Волосы всклокочены, глаза горят лихорадочным огнём, и полнейшая растерянность на лице. Казалось, Говард не узнавал себя. Или не понимал, кого перед собой видит. Или не понимал, что тот, кого он перед собой видит, делает там, где он его видит.
Никого больше в комнате не было.
Окно плотно зашторено, а свет дают лишь два бра, потому что большая люстра снята и брошена в угол. А с её крючка свисает заканчивающаяся петлёй верёвка, под которой стоит стул.
Нет, лежит стул. Как будто кто-то встал на него, намереваясь использовать петлю по назначению, но передумал и спрыгнул, резко толкнув стул ногой.
Стул упал.
«Пойди и сделай, — сказал себе Говард. — Она не сможет тебя убить в этом теле! Слишком много их связывает…»
«Не пойду!»
«Проклятый человечишка! Сдайся!»
«Это моё тело!»
Он не беседовал сам с собой, а словно раздвоился. Или растроился. Как будто два разных Говарда — трусливый и смелый, — пытались принять сложнейшее решение, а к ним подбирался третий, злой, тоже Говард, а может, и не он.
«Шаб тебя растерзает».
«Я тебя растерзаю!»
«Сам себя?»
«Ты — никто!»
«Я не хочу умирать!»
«У нас нет выхода!»
«Вы двое скоро окончательно исчезнете! Отродье обезьянье!»
«Я буду драться!»
«Ты ничего не сможешь!»
«Уже смог!»
«Проклятье!»
А дальше борьба слов перешла в борьбу тел. В борьбу силы. В отчаянную схватку за обладание Говардом.
Сидящие в мужчине души схлестнулись в жесточайшем сражении.
Он остался у зеркала, вцепившись в столешницу комода так, что побелели руки, а его красивое лицо исказила чудовищная гримаса. Ещё одна. Ещё! А глаза то и дело наполнялись безупречно-чёрной тьмой… Снова становились обычными… И снова исчезали в непроглядной черноте…
Говард напоминал натянутую струну…
Он сражался…
Кричал…
Ругался…
Из его рта шла пена, а из глаз — кровь. В какой-то момент Кириллу показалось, что Говард хочет разорвать себе горло… Потом он попытался удариться головой о стену… Потом вцепился в руку, в попытке перегрызть вену…
Говард сражался.
И замерший в гардеробной Кирилл знал, с кем идёт бой — «Шаб выскочил из клетки и сейчас он в Говарде. Понял комизм ситуации?», — и от всей души пожелал несчастному смерти. Тот, похоже, мечтал о том же, потому что несколько раз пытался добраться до петли, но не преуспел.
В конце концов раздался рык: «Ненавижу!»
И сражение прекратилось.