Крадучись, как Нума-лев, преследующий свою жертву, Тарзан бесшумно обошел частокол, прислушиваясь и втягивая ноздрями запахи, доносившиеся из деревни. От хижины к хижине шел он, чутко прислушиваясь. Тонким слухом и исключительным обонянием он пытался уловить какой-нибудь намек на присутствие белой девушки. Наконец слабый аромат духов, смешанный с едким запахом Гомангани, привлек его внимание к одной из хижин. В деревне в это время стало тихо: все, что оставалось от пива и закуски, было уничтожено. Чернокожие гуляки угомонились и улеглись в своих хижинах, осоловевшие от сожранного и выпитого.
Тарзан проходил так тихо, что даже трезвый человек с острым слухом не мог бы услышать его шагов.
Он обошел хижину кругом, встал у входа и прислушался. Изнутри никаких звуков не доносилось, даже тихого дыхания спящих. И все же он был уверен, что девушка была здесь, а, возможно, и сейчас там находится. Поэтому он вошел внутрь, как бестелесный дух. На мгновение он застыл неподвижно как раз у входа: нет, там никого не было, но надо все же обследовать помещение. Когда его глаза привыкли к темноте, царящей в хижине, каждый предмет начал принимать присущую ему форму. Один из них оказался мертвым телом, лежащим на полу.
Тарзан подошел поближе и наклонился, чтобы осмотреть мертвеца. Это было тело обнаженного воина, чья грудь была пробита насквозь коротким копьем. Тарзан внимательно осмотрел каждый квадратный фут пола, а затем снова подошел к телу, наклонился и обнюхал рукоятку копья, которым был убит негр. Улыбка на его губах и легкое покачивание головы свидетельствовали о том, что ему все стало понятно.
Оканчивая беглый осмотр деревни, Тарзан был уверен, что девушка сбежала. Чувство облегчения охватило его — никакой беды с ней не случилось.
Однако жизнь девушки подвергалась опасности. Ночью ей нельзя разгуливать одной в диких джунглях. Однако такая мысль не пришла ему в голову. Такая мысль могла прийти в голову мне или вам, но для Тарзана джунгли не были опасным местом, он считал, что Берта Кирчер не подвергается там большей опасности, чем в ночном Париже или Лондоне.
Он снова взобрался на дерево и был уже за оградой, когда до его ушей долетел очень знакомый звук, раздававшийся далеко за деревней. Легко балансируя на качающейся ветке, Тарзан замер, словно стройный лесной бог, и внимательно прислушался. С минуту он стоял, а затем с его губ сорвался протяжный крик обезьяны, призывающей другую обезьяну. Он помчался через джунгли туда, откуда слышался знакомый шум сборища человекообразных обезьян, знакомый шум великой сходки племени Мангани. Тарзан вихрем несся на звук, оставляя за собой проснувшуюся деревню и выбежавших из хижин дрожащих в страхе чернокожих. Позже они будут связывать этот жуткий крик с исчезновением белой женщины и смертью своего товарища.
Берта Кирчер спешила оставить далеко позади негостеприимное место. Она легко бежала хорошо протоптанной охотничьей тропой и думала лишь о том, чтобы расстояние между нею и деревней оказалось бы до рассвета как можно больше, чтобы обмануть преследователей и затруднить им поиск.
Куда вела тропинка, она не знала, да и не так уж важно это было для нее в такой момент, поскольку смерть все равно настигнет ее в лесу рано или поздно.
В ту ночь ей повезло, она прошла невредимой через необитаемую, населенную лишь львами территорию. Эта местность — хорошие охотничьи угодья — еще не была обнаружена белым человеком. Здесь олень и антилопа, зебра и жираф, слон и буйвол, и многие другие травоядные не опасались никого, кроме своих четвероногих врагов, больших кошек. Хищники, избалованные легкой добычей и отсутствием опасностей, не боялись людей. В этих краях еще никто не устраивал большой охоты со скорострельными винтовками.
Девушка бежала час или два, когда ее внимание было привлечено шумом шагов каких-то животных. Они бормотали и рычали где-то впереди нее. Убедившись, что пройдено большое расстояние, Берта Кирчер взобралась на дерево. Она боялась неизвестных животных, шумящих и топочущих впереди. Кроме того, следовало экономить силы, ведь ей предстоял еще долгий путь. Чернокожие, обнаружив пропажу, наверняка пустятся в погоню. Нужно было сбить их со следа, а для этого она должна с утра быть в форме.
Не успела она достичь безопасной и удобной ветви, как обнаружила, что дерево стоит на краю небольшой поляны, ранее скрытой от нее густыми зарослями кустарника, и одновременно она узнала, кто были так ее напугавшие звери, чье присутствие обозначалось странными звуками.
В центре поляны, раскинувшейся перед нею и отлично просматриваемой при лунном свете, девушка увидела два десятка громадных обезьян. Это были косматые огромные самцы. Они прохаживались по поляне, ковыляя на задних лапах, лишь изредка помогая движению согнутыми пальцами рук. Лунные блики серебрились на их шкурах, тронутая сединой шерсть блестела и делала эти страшные создания внешне почти величественными.
Девушка наблюдала за обезьянами минуту или две. За это короткое время к маленькой группе присоединились другие, они выходили на поляну в одиночку и парами, пока их не набралось свыше полусотни. Кошмарные силуэты крупных зверей под ярким лунным светом походили на персонажи из дурного сна. Среди собравшихся были молодые обезьяны и несколько малышей, крепко ухватившихся за косматые плечи своих мамаш.
Вскоре группа выстроилась, образовав круг, в центре которого находился небольшой плоский холмик земли. Рядом с этим холмиком присели на корточках три старые самки, вооруженные короткими тяжелыми дубинками. Ими они начали ритмично колотить по гладкой поверхности земли. Земля издавала глухой гудящий звук. Почти сразу же другие обезьяны принялись беспокойно двигаться вокруг старух, стремительно сходясь и расходясь. Эти движения производили жуткое впечатление. Сверху девушке казалось, будто на полянке копошится масса черных червей.
Барабанная дробь звучала сначала в медленном и тяжелом ритме. Но потом без видимого перехода удары дубинок стали сыпаться на холмик все чаще и чаще. Под этот бешеный ритм обезьяны размеренно топали в такт и раскачивались.
Масса медленно разделилась на два круга: внешний, состоящий из самок и самых молодых самцов, и внутренний, который составляли самцы, достигшие зрелости. Первые прекратили приплясывать и присели на задние лапы, а самки начали медленно двигаться по кругу в одном направлении. Его центром был холмик-барабан.
Вот тогда до ушей девушки, замершей на ветке, донесся дикий и пронзительный крик, идущий со стороны деревни, из которой она недавно убежала. Эффект, который произвел этот крик на обезьян, был подобен разряду электрического тока — они внезапно прекратили свои танцы и застыли, полные внимания, вслушиваясь в звук. Какое-то мгновение царила тишина . После один из самцов, покрупнее, чем его товарищи, поднял морду к небу и жутким голосом, заставившим хрупкое тело девушки задрожать в страхе, ответил на далекий крик.
Снова забили барабаны, и медленный танец продолжался. Было некое очарование в странной дикой церемонии, зрелище захватило девушку. Так как было маловероятно, что ее смогут обнаружить, Берта Кирчер решила остаться и посмотреть, что будут обезьяны делать дальше. Все равно нужно было ждать, пока выдастся более благополучное время для продолжения пути.
Убедившись, что пакет с бумагами цел, она устроилась поудобнее среди ветвей и стала продолжать наблюдение за таинственными движениями на поляне.
Прошло полчаса. За это время ритм барабана еще более участился. Теперь огромный самец, откликнувшийся на далекий призывный крик, выскочил из внутреннего круга и начал пляску между барабаном и другими самцами. Он подпрыгивал, приседал и вновь подпрыгивал, глухо рыча и временами оглушительно рявкая. Останавливался, поднимая свою отвратительную морду к Горолуне и, ударяя по своей косматой груди, издавал пронзительный крик — призыв самца-обезьяны. Самки, для чьих глаз и предназначался этот танец, следили восхищенно за плясуном. Только девушка ничего не понимала из того, что видела.
Самец стоял, освещенный Великий Луной, издавая свой таинственный призыв, среди диких джунглей, в окружении своей стаи — живая картина первобытной жизни: необузданность нрава и сила мощнейших мускулов. Собственно, такова была заря человечества. Тут девушка услышала ответный жуткий крик и минутой позже увидела, как почти нагой белый человек спрыгнул с ближайшего дерева на лужайку.
Тотчас же обезьяны превратились в группу ревущих и сердито ворчащих зверей.
Берта Кирчер затаила дыхание: что за маньяк это был? Кто осмелился приблизиться к этим страшным созданиям в их собственном логове? Один против пятидесяти страшилищ! Она увидела бронзовую фигуру, облитую лунным светом и идущую прямо на рычащих зверей. Она узнала симметрию и красоту тела, идеальные пропорции и изящество. Она узнала, кто это был. Это был тот же самый человек, которого она видела уносящим майора Шнайдера из штаба генерала Крафта, он же спас ее от гибели в пасти Нумы льва, именно его она ударила рукояткой пистолета по затылку и бросила и джунглях. Она убежала от этого человека, когда он хотел отвести ее в штаб англичан. Это он убил гауптмана Фрица Шнайдера и пощадил ее жизнь в Уилхемстале.
Преисполненная страхом и восхищением, Берта Кирчер наблюдала, как незнакомец приблизился к обезьянам, слышала звуки, исторгающиеся из его груди, звуки, идентичные тем, что издавали сами обезьяны. Хотя она едва могла поверить достоверности того, чему была свидетелем, все-таки поняла, что это существо с обликом древнего божества разговаривает с животными на их языке.
Тарзан остановился. Прежде всего он подошел к самцам вне круга.
— Я — Тарзан, человек обезьяна! закричал он.— Вы меня не знаете, так как я из другого племени, но Тарзан приходит с миром. Он согласен и воевать. Что вы выбере те, то и будет. Тарзан хочет разговаривать с вашим царем,— и с этими словами он прошел мимо самок и молодежи. Обезьяны расступились перед ним, образуя узкий проход. Тарзан вступил во внутренний круг.
Самки и дети ощетинивались и скалили клыки, когда человек-обезьяна проходил близко, но никто его не задержал. Он подошел к внутреннему кругу самцов. Здесь тоже сверкнули обнаженные клыки и верхние губы задрались, искажая и без того свирепые морды. Самцы глухо за ворчали.
— Я - Тарзан! повторил он. - Тарзан пришел танцевать Дум-Дум со своими братьями. Где ваш царь? — Он опять продвинулся вперед. Девушка на дереве прижала ладони к щекам, глядя расширенными глазами на то, как этот сумасшедший шел добровольно на ужасную смерть. Еще мгновение — и звери нападут на него, разрывая прекрасное тело, идеальная фигура, так восхищавшая ее, вот-вот превратится в клочья кровавого мяса. Снова раздался крик, и хотя обезьяны ревели и угрожали ему, но почему-то не нападали. Наконец, пришелец встал во внутреннем круге, перед лицом великого царя обезьян.
— Я — Тарзан, человек-обезьяна, пришел жить со своими братьями. Тарзан пришел с миром и будет жить с миром. Если племя решит — Тарзан будет драться. Говори: будет Тарзан танцевать Дум-Дум в мире со своими братьями или Тарзан сначала должен убить?
— Я — Го-Лаг, царь обезьян! — закричал громадный самец.— Я убиваю, я убиваю, я убиваю! — и со зловещим ревом он набросился на Тармангани.
Человек-обезьяна, по наблюдению девушки, казалось, совсем не готовился к нападению. Она ожидала увидеть его поверженным на землю и убитым при первом же броске.
Огромный самец надвинулся на него с распростертыми могучими лапами, чтобы схватить. Казалось, Тарзан не сможет двинуться, но когда он вступил в бой, его быстрота могла посрамить и Ару-молнию.
Как бросается вперед головой Хиста-змея, так взметнулась вверх левая рука человека-зверя. Он схватил кисть своего противника. Быстрый рывок — и правая рука самца была зажата под мышкой приемом дзю-до. Такому роду борьбы Тарзан обучился в цивилизованном обществе. Железная хватка Тармангани сделала обезьяну беспомощной.
— Я — Тарзан-обезьяна,— повторил прекрасный пришелец.— Будет ли Тарзан танцевать Дум-Дум или сперва убьет?
— Я убиваю, я убиваю, я убиваю! — взвизгнул Го-Лаг.
С быстротой молнии Тарзан перебросил царя обезьян через бедро и распластал его на земле.
— Я Тарзан — царь всех обезьян! — закричал он.— Ты будешь мириться?
Разъяренный Го-Лаг вырвался и вскочил на ноги и снова напал, крича все то же: «Я убью, я убью...»
И снова Тарзан встретил его неожиданным приемом. Глупый самец не мог избежать поражения. Захват и бросок вызвали у заинтересованных зрителей крики восторга и вдруг заставили девушку усомниться в том, что этот красавец сумасшедший. Очевидно, он был в полной безопасности среди обезьян. Девушка видела, как он опрокинул Го-Лага, перебросив массивное волосатое тело через плечо, и уложил обезьяну на лопатки, страшно ударив ее о землю.
— Я Тарзан-обезьяна,— снова и снова кричал он.— Я пришел танцевать Дум-Дум с моими братьями.— И он снова сделал жест барабанщикам, те немедленно возобновили ритм танца на том месте, где остановились, когда, удивленные появлением Тарзана, с интересом ждали зрелища, как их царь убьет глупого Тармангани. Вот тут-то, когда вновь зазвучала барабанная дробь, Го-Лаг поднял голову и медленно заворочался, вставая с трудом на задние лапы. Тарзан подошел к нему.
— Я Тарзан-обезьяна,— вновь закричал он.— Будет ли Тарзан танцевать Дум-Дум со своими братьями или сначала он будет убивать?
Го-Лаг поднял свои налитые кровью глаза к лицу Тармангани.
— Ка-го-да, сдаюсь,— прорычал он, чеканя слоги,— Тарзан будет танцевать Дум-Дум со своими братьями, и Го-Лаг будет танцевать с ним!