— Да, понимаю, Эрмах, — сказала Этна, побледнев как смерть. В ее глазах появился зловещий блеск, губы сжались, точно она вдруг решилась на поступок, который могло внушить только одно отчаяние.
— Вы меня понимаете и соглашаетесь? — вскричал молодой человек, внезапно просияв от торжества и любви.
— Соглашаюсь, — подтвердила Этна ледяным тоном.
— Я вас люблю! — воскликнул Эрмах с каким-то безумием. — Я сделаюсь вашим рабом, я жизнь за вас отдам. Итак, в эту ночь, Этна… когда все заснут, вы придете, не правда ли? Но без гнева, без холодности, не как жертва…
— Не бойтесь, Эрмах, — сказала Этна, окинув его взглядом, в котором пажу померещилась вспышка страсти, — если я вынуждена уступить обстоятельствам, я сумею покориться моей участи!
— Благодарю, благодарю! — прошептал паж, поднося к губам руку Этны и выбегая из комнаты.
Этна неподвижно просидела несколько минут, стараясь вернуть спокойствие расстроенным лицу и мыслям, и когда она спустилась в залу, где подавали ужин, самый придирчивый наблюдатель не подметил бы следа бури, промчавшейся в ее душе.
Разговор между Этной и рыцарем почти исключительно касался мест, по которым они проезжали, но на другом конце стола царствовало абсолютное молчание. Эрмах был погружен в сладострастные размышления, диктуемые его воображением, Линда и Беатриче, узнавшие от пажа, каким образом исчезли Лионель и Конрад, вдали в глубокую меланхолию.
Едва ужин кончился, все встали и разошлись по своим комнатам.
Несмотря ка то что Эрнест Кольмар не отдыхал прошлую ночь, он спать не лег, а вместо того отворил окно и устремил взор в пространство, освещенное серебристыми лучами луны. Он стоял так более получаса, предаваясь самым различным мыслям. Более всего он сожалел о том, что вынужден покинуть Прагу, не узнав об участи своих пажей и не оказав помощь принцессе Елисавете. Подумав о принцессе, он вспомнил, что не успел расспросить Зрмаха об обитателях Белого Дома и о цели, к которой они стремились.
Еще он вспомнил, что баронесса Гамелен на улице в Праге рассказывала ему об удовольствиях и очаровании, царствующих в ее доме, и что Эрмах, умоляя вывести его из замка, говорил о нем, как о проклятом месте, к тому же Кольмар был убежден, что дом этот служит штаб-квартирою членам трибунала Бронзовой Статуи. Перечисленные обстоятельства внушили ему желание выяснить подробности, связанные с этим таинственным, а может быть, и преступным местом.
Поддавшись любопытству, Эрнест Кольмар тихо вышел из комнаты и осторожно, чтобы не тревожить никого, зашагал по неосвещенному коридору. Но, приблизившись к комнате, занимаемой Эрмахом, рыцарь удивился, заметив в полуотворенной двери свет. Он подошел к самому порогу и там внезапно замер.
Возле кровати, где Эрмаха, изнуренного дневной усталостью, несмотря на назначенное свидание, застиг сон, стояла Этна! Волосы ее, как золотистые волны, рассыпались по алебастровым плечам, в одной руке она держала лампу, освещающую ее смертельно бледное лицо.
Этна около минуты глядела на спящего пажа, потом рыцарь заметил, что с ее лицом произошла страшная перемена: холодная бледность сменилась выражением адского бешенства. Эрнест Кольмар почувствовал трепет во всем теле, и в ту же секунду рука Этны поднялась над кроватью и кинжал сверкнул, как молния, при свете лампы.
Оружие стремительно опустилось, с губ Эрнеста Кольмара сорвался крик ужаса, и он бросился в комнату.
Внезапное появление Эрнеста Кольмара произвело на Этну ужасное действие. Она не выронила лампу, рука, державшая ее, не пошевелилась, и другая рука не изменила положения, в котором нанесла удар. Этна не произнесла ни слова, ее полуоткрытые губы посинели, глаза лишились зловещего блеска, взор был неподвижен.
С минуту благородный рыцарь и преступная женщина стояли лицом к лицу. Первый с трудом верил, что глаза не обманывают его и что он не видит кошмарный сон, вторая находилась в таком оцепенении, что не имела сил анализировать свои мысли.
Наконец Кольмар подошел к постели, на которой лежал паж. Но всякая помощь тут была бесполезна: клинок проник глубоко в сердце, направленный такой верной рукой, что было неудивительно, почему молодой человек умер, не застонав и не вздохнув.
— Этна, возможно ли это? — еле внятно прошептал Кольмар.
— Пощадите! Сжальтесь надо мною! — вскричала Этна, очнувшись.
Закрыв лицо руками, она заплакала. Горькие слезы текли между пальцами, и, когда в пароксизме горя она судорожно откинула голову назад, рыцарь даже испугался ее.
— Этна… это ужасно… Ужасно! — сказал он мрачным голосом. — Какие причины могут оправдать ваш поступок?
— Причины существуют, — воскликнула сестра Сатанаисы, ухватившись за слова, произнесенные Эрнестом Кольмаром, с тем жаром, с каким человек, падающий в пропасть, хватается за травинку. — Я более несчастна, чем виновна, более достойна сожаления, чем осуждения, потому что обстоятельства… Все жестоко соединилось, чтобы уничтожить ваше ко мне уважение, когда я желаю видеть вас своим другом.
Она опять закрыла лицо руками, сгибаясь под тяжестью самой страшной печали, когда-либо терзавшей сердце женщины.
— Вашим другом! Да, Этна, я хотел бы остаться им, — промолвил Кольмар. — Но вспомните, ради Бога, сцену в боскете возле Праги. Она была полна крови и смерти. Посмотрите на ту, что произошла теперь: опять кровь и смерть.
— Да, да, Боже мой! Но не мучайте меня! — прошептала Этна, падая на колени. Потом, простирая сложенные руки к рыцарю, она закричала со страстной мольбой: — Выслушайте меня, заклинаю вас! Я знаю, что лишусь вашей дружбы, расстанусь с вами и никогда больше не встречусь, но я не хочу покинуть вас убежденным в том, что я хладнокровная преступница. Нет… этот молодой человек страшно оскорбил меня: есть такие вещи, рыцарь, которые могут довести до убийства даже ангела.
— Какие именно, Этна? — спросил Кольмар.
— Рассказ получился бы слишком длинным, — ответила Этна. — К тому же я навсегда погибла в вашем мнении, — прибавила она, вставая, — и мне не остается ничего другого, как проститься с вами навсегда.
Говорила она тихим голосом, но с таким странным выражением на лиде, что Кольмару вдруг подумалось, не замышляет ли девушка что-нибудь нехорошее?
— Вы хотите проститься со мною навсегда, но каким образом? Завтра в гостинице узнают, что совершено преступление. Что мы должны отвечать? Ох! — вздохнул Кольмар. — Для чего только я обещал Сатанаисе проводить вас!
— Разве вы сожалеете о том, что сделали для Сатанаисы, лишь потому, что Этна потеряла ваше уважение? — со смиренным видом спросила несчастная девушка дрожащим голосом. — Не надо, Эрнест, не будьте так несправедливы и так невеликодушны, — продолжала она. — Ведь Сатанаиса не утратила прав на вашу дружбу. Скажите мне, рыцарь, скажите, что мои преступления не лишили Сатанаису вашего уважения.
— Сохрани Бог от подобной несправедливости к вашей сестре! — воскликнул Кольмар.
Взглянув на Этну, стоявшую перед ним, Кольмар был поражен выражением радости и торжества, внезапно оживившим ее лицо.
— Благодарю, тысячу раз благодарю за это уверение, рыцарь, — прошептала Этна. — Я предана сестре и не хотела бы, чтобы последствия моих злодеяний отразились на ней.
— Такого незачем бояться, — заметил Кольмар. — Однако ночь проходит, а ничего еще не решено.
— Эрнест, — взволнованно произнесла Этна, — спасибо за вашу доброту ко мне, но выслушайте меня внимательно. Скрыть преступление невозможно, даже если мы спрячем тело, то на простынях останется кровь. Следовательно, я должна прямо признаться в убийстве.
— А последствия, Этна?! — вскричал Кольмар в сильном волнении.
— Не бойтесь ничего, — молвила девушка, подняв глаза на рыцаря, — в чем бы ни состояла угрожающая мне опасность, уверяю вас, что я сумею избегнуть ее, но я не хочу, чтобы подозревали других.
— Вы действительно сможете справиться с трудностями? — переспросил Кольмар.
— Конечно, — отвечала Этна, — но если помощь, на которую я рассчитываю, не будет мне оказана, тогда моя свобода станет зависеть от вас. Через несколько часов кашу гостиницу займет полиция, а весь этот округ во власти таборитов. Караульный офицер подчинится безропотно вашему приказанию отворить дверь тюрьмы и выпустить меня.
— С какой стати он послушается меня? — с удивлением спросил Кольмар. — Какой талисман поможет…
— А вот, — сказала Этна, указав на перстень, подаренный Жижкой нашему герою.
— А! — произнес Кольмар. — Я рад, что вы заставили меня вспомнить о возможности выручить вас при необходимости.
— Что бы ни случилось, — продолжала Этна решительным тоном, — происшествия нынешней ночи прервали мое с вами путешествие, потому что, если я сумею избегнуть наказания, мне придется стать беглянкой.