— Я безобразна, — твердила она. — Не смейтесь надо мной. Я знаю, что я некрасива. Я знала это всегда, с самого детства. И никто никогда не любил меня по-настоящему.
Дверь за ее спиной широко распахнулась. В проеме стоял Симон Графф с совершенно неподвижным, окаменевшим лицом.
— Изабель! Что это за вальпургиева ночь! Что ты здесь делаешь?
Умолкнув, она на мгновение оцепенела. Затем медленно и осторожно повернулась, встала со стула и замерла, высокомерно вздернув голову. Бокал дрожал в ее руке.
— Что я делаю? Выбалтываю свои секреты. Поверяю свои маленькие гнусные тайны моему дорогому новому другу.
— Ты дура. Поехали домой.
Графф быстро шагнул к ней. Не двигаясь с места, она вдруг швырнула свой бокал, целясь ему в голову, но промахнулась. Бокал пролетел мимо и, ударившись о стену рядом с дверью, разбился на мелкие осколки. Брызги попали Граффу в лицо.
— Сумасшедшая, — процедил он сквозь зубы. — Ты сейчас же поедешь со мной домой. И я вызову доктора Фрея.
— Почему это? Ты мне не отец. — Она повернулась ко мне. Ее лицо все еще было искривлено жутковатой застывшей усмешкой.
— Я должна ехать с ним?
— Не знаю. Он ваш законный опекун?
Графф ответил вместо нее:
— Да, конечно. А вы лучше держитесь подальше отсюда.
Он снова обратился к жене:
— Ты же знаешь, что тебе будет очень плохо, да и всем нам, если ты попытаешься освободиться от меня. Тогда ты действительно погибнешь. — В его голосе появились новые нотки. В нем звучали великодушие, усталость и безысходная грусть.
— Я уже погибла. Что еще женщина может потерять?
— Узнаешь, Изабель. Если не поедешь со мной и не будешь делать то, что я тебе скажу.
— Такое обращение давно вышло из моды, — не вытерпел я. -
— Еще раз говорю вам, не лезьте не в свое дело. — Он смотрел куда-то поверх моей головы таким тяжелым, ледяным взглядом, что макушкой я даже почувствовал холодок. — Эта женщина — моя жена.
— Ей повезло.
— Кто вы?
Я назвался.
— Что вы делаете здесь, в клубе, на этом вечере?
— Изучаю животных.
— Я спрашиваю серьезно и требую точного ответа.
— Попытайтесь избрать другой тон и, может быть, вы его получите. — Я обошел бар и встал рядом с Изабель. — Вас избаловали подхалимы, среди которых вы провели всю свою жизнь. Я же человек несговорчивый.
Он посмотрел на меня с неподдельным удивлением. Наверное, впервые за много лет кто-то осмелился возражать ему. Затем он вдруг вспомнил, что должен быть в ярости, и повернулся к жене:
— Он пришел сюда с тобой?
— Нет. — В ее голосе послышалась робость. — Я думала, он один из твоих гостем.
— Что он делает в этой комнате?
— Я предложила ему выпить. Он помог мне, когда меня ударил мужчина. — Теперь, когда ее возбуждение улеглось, она говорила робко, почти жалобно.
— Кто тебя ударил?
— Ваш друг, Карл Стерн, — снова вмешался я. — Он буквально набросился на нес с кулаками, толкнул на пол. Мы с Бассеттом вышвырнули его отсюда.
— Вы его вышвырнули? — Удивление Граффа перешло в ярость, которая опять обратилась против жены. — И ты допустила это, Изабель?
Нагнув голову, она приняла неуклюже-задиристый вид, раскачиваясь на одной ноге, как школьница.
— Вы что, неправильно меня поняли, Графф? Или вы не возражаете, когда всякие бандиты издеваются над вашей женой?
— Я сам позабочусь о своей жене, по собственному усмотрению. У нее немного расстроена психика, иногда ей требуется решительное обращение. Вам тут нечего делать. Уходите.
— Сначала я допью свое виски. — Меня интересовал еще один вопрос. — Что вы сделали с Джорджем Уоллом?
— С Джорджем Уоллом? Я не знаю никакого Джорджа Уолла.
— Зато ваши парни прекрасно знают — Фрост, Марфельд и Лэшмен.
Мне все-таки удалось привлечь его внимание.
— Кто такой этот Джордж Уолл?
— Муж Эстер.
— Не знаю никакой Эстер.