— Есть у вас личные причины?— холодно повторил Калишер.
— Что вы знаете?
— Успокойтесь,—сказал Калишер.— Пока ничего конкретного. Но ее взяли в больницу раньше, чем предполагалось.
Калишер направился к своему черному зонту.
— Я буду здесь у вас ровно в восемь утра.— И снова обернулся к Кларку.— За ночь я постараюсь узнать, как она себя чувствует.
Сопровождаемый двумя солдатами и сержантом, Астахов с двумя пустыми корзинами в руках шел под проливным дождем через улицу к зданию радиостанции.
— Давайте решать научно,— предложил отрезвевший Стэннард.— Хольц, берите лист бумаги и ставьте крестики и минусы. Здесь — за, здесь — против. Кларку нужно домой. Это раз. Ставьте крестик. Мы ничего не добьемся, если будем упорствовать, это два. Нас прикончат, это три. Третий крестик обведите кружком. Очень важный крест...
В разговор вмешался Кларк, который до сих пор внимательно слушал Игоря, что-то говорившего ему вполголоса. Все ждали слов Кларка, в этой ситуации они должны были быть решающими.
— Прежде всего я не хочу, чтобы болезнь моей жены считали оправданием нашей подлости,— сказал он.— Она первая не простит мне... Второе. Я не девственник, занимаюсь журналистикой три с половиной десятка лет к не хуже господина Калишера знаю, что «селедку в сметане не едят пуритане». Каждый из нас, и я в том числе, не раз интерпретировал правду, ну, скажем, иначе, чем она того заслуживает.
— Банановые лепешки,— подал реплику Стэннард.
— Да, банановые лепешки, к сожалению... Но я никогда не отрицал того, что видел, и не изобретал того, чего нет. В этом смысле я никогда не лгал. Может быть, поэтому мне верят телезрители. Я видел, что за «восстание народа», если я совру вот так ясно и нагло, как нам предлагают, а правда выплывет, в она обязательно выплывет в конце концов,— моя карьера и моя жизнь кончились, меня смогут выпускать на телевизионный экран только в качестве шута. Думаю, что мои рассуждения касаются каждого из нас.
—Я не в счет,— усмехнулся Хольц.— Не мое дело произносить слова.
— Вы покажите снимки,— сказал Mopp.
— Я проявил одну пленку для пробы,— спокойно ответил Хольц,— к сожалению, ничего не получилось. Была ночь.
Он вынул из нагрудного кармана куртки катушку пленки и бросил на стол. Mopp развернул ее против света. Она была прозрачна от начала до конца.
Калишер из здания радиостанции разговаривал по телефону с Седьмым.
— Мне пришла в голову забавная мысль,— сказал Калишер.— Ведь они могут поставить под заявлением фальшивые подписи. Газеты опубликуют, обнаружится обман, скандал.
— Я затребую из центра образцы их подписей по фототелеграфу...
— Вряд ли они там есть... Придется связываться с редакциями... Это вызовет подозрения.
— Так какого же... вы предложили все это... с их подписями?!
— Опять ты дергаешься, Майкл. Спокойно. Есть еще один план.
— У меня голова идет кругом от ваших планов. Мне не нужны планы. Мне нужны дела. Хотя бы одно конкретное дело!..
Во дворе здания радиостанции под навесом Астахов выбирал в картонных ящиках консервные банки и перекладывал их в корзины, принесенные с собой.
Вдруг подошедший сержант тронул его за плечо и поманил пальцем. Астахов пошел за американцем. Они вошли а здание радиостанции, поднялись по темной лестнице на второй этаж, миновали часовых. Сержант открыл дверь, и Астахов оказался в студии, уставленной радиоаппаратурой. За столом, над которым висел микрофон, сидел Калишер.
— А, Астахов. Присядьте.
Он сделал знак сержанту, тот вышел.
— Вам чаю или кофе? — Калишер показал на два термоса, стоявшие перед ним.
— Я там выбирал продукты,— растерянно сказал Астахов.— Меня ждут.
— Ничего, ничего, без вас выберут. Так чаю или кофе?
— Чаю, если можно.
Астахов не понимал,чем вызвано это гостеприимство. Первой мыслью было: Калишер хочет выведать у него что-либо о настроении постояльцев, узнать, о чем они говорят.
— Правильно,— одобрил Калишер.— А я вот до сих пор дрызгаю кофе, хотя знаю, что мне это смерть. Молоко, сахар?
— Нет, я так,
— И опять правильно. Вы правильный человек, мистер Астахов. А я вот пробовал сидеть на диете. Знаете, как сидел? Как самоубийца. Но ничего не вышло.— Он засмеялся, наливая Астахову чаю из термоса.— Живой! И даже больше растолстел. С ромом, может быть? С ромом чай — одно удовольствие.
— Нет, нет, спасибо.
— Вы, русские, железный народ. Сказал нет — значит, нет.
Калишер налил себе кофе и удобно устроился в кресле, будто готовился начать долгую приятную беседу.
— Скажите, мистер Астахов, вы давно живете в этом городе?
— Пятнадцать лет.
— М-м-м. Это ведь срок! И все это время работаете управляющим отелем?
— Да.
— А где живет хозяин?
— В столице обычно.
— В столице,— задумчиво повторил Калишер, прихлебывал кофе.— В столице.— И вдруг неожиданно поднял веселые глаза:— В какой столице?