Согласитесь, что даже здесь вам не каждый день звонят американские писатели, а уж в Ленинграде… Не иначе, как дурацкий розыгрыш.
— Кто это? Женька? Брось валять дурака.
— Excuse me? — удивился голос.
— Перестань трепаться! — я в сердцах бросила трубку.
Звонок, однако, повторился.
— Г т not sure if you understand me. A friend of mine gave me this number and…
— А ну тебя к чертям, — я собралась было снова хлопнуть трубкой, но кто-то торопливо заговорил по-русски.
— О, пожалуйста, послушайте… С вами говорил писатель Деннис Смит. А я Дональд О’Шиена — американский культурный атташе в Ленинграде. Ваш телефон нам дал Д. Н. и просил, если можно, позвать Денниса в гости. Это удобно?
— Извините, Бога ради… — растерялась я, с тоской оглядываясь на царящий вокруг бедлам, — конечно, приезжайте… хоть сейчас.
— Прямо сейчас невозможно у нас встреча в Союзе писателей. Может быть, вы тоже заглянете, а потом мы вместе поедем к вам, о’кэй?
Через двадцать минут мы были на улице Воинова.
— Вы к кому? — остановил нас дежурный у входа. (В Доме писателей имени Маяковского, как на военном заводе, есть проходная.)
— У нас тут свидание с…
— Никаких свиданий сегодня нет, — строго оборвал дежурный. — Сейчас встреча с американским писателем, и все заняты.
— Мы как раз к нему…
Дежурный подозрительно оглядел нас и буркнул:
— В Красной гостиной.
На лестнице нас остановил администратор.
— Товарищи, сегодня закрытое мероприятие. В гостях — американский писатель.
— А мы именно к нему.
— От какой организации?
— Ни от какой.
— Вас кто-нибудь уполномочил?
— Никто… Так сказать, частные лица.
— Вы есть в списке?
На свет появился список, наших фамилий в нем, разумеется, не было.
— Нас пригласил Деннис Смит.
Брови администратора поползли вверх.
— А кто вы ему? Родственники?
— Да нет… скорее, знакомые.
— Я не имею права пропустить вас… Нет оснований.
— Хорошо, мы уйдем. Но, может быть, вы передадите ему записку?
После мучительных раздумий администратор согласился. Мы написали свой адрес, извинились за опоздание и просили приехать в любое время. Затем мой муж помчался в гастроном, а я ринулась домой — пылесосить.
Жили мы в переулке Пирогова. Это бывший «Достоевский» Петербург. В доме нашем находятся знаменитые Фонарные бани, и это придает ему особый колорит. На углу незыблемой твердыней голубеет пивной ларек, рядом с подъездом торгуют квасом из бочки. В открытые окна доносился галдёж и вопли, свидетельствующие, что квас на исходе. Некто отчетливо матерился, требуя справедливости, а именно — отдавать предпочтение тем, кто хочет только кружку, а не трехлитровый бидон. И вдруг воцарилась тишина. Я выглянула в окно и обмерла.
У подъезда остановился черный кадиллак с темнозелеными светозащитными стеклами. На радиаторе трепетал американский флажок. Машина, казалось, заняла полквартала. Народ забыл о квасе и, бряцая бидонами, сгрудился вокруг.
— Думаешь, нам сойдет это с рук? — меланхолично спросила дочь Катя, направляясь открывать дверь.
Двое мужчин вышли из машины и, протиснувшись сквозь толпу, скрылись в подъезде. Я представила себе, через сколько бутылок и «отдыхающих» после бани тел они перешагнут, прежде чем доберутся до нашей квартиры.
…Мы пили водку, ели винегрет и рассказывали Деннису о нашей жизни. И было, что рассказать. Катю на торжественном собрании выгнали из комсомола, нас с мужем уволили с работы, и документы наши уже покоились в сейфах ОВИР’а. Деннис недоверчиво качал головой, повторяя: «Is that true?» и закапывал лекарство в свои чудесные глаза, постоянно ноющие от ядовитого дыма пожаров. А атташе Дональд, стреляный воробей, не на шутку всполошился:
— Зря мы, наверно, приехали, — у вас могут быть неприятности.
— Форгет ит, — пренебрежительно сказал мой муж Витя. — Ни о чем не беспокойтесь и давайте выпьем… (За год до отъезда в нашей семье проснулось человеческое достоинство).
Водка, как говорится, «себя оказывает»: культурный атташе схватил со стены гитару и в порыве патриотизма исполнил «This land is my land, this land is your land…» — этакая «Широка страна моя родная» в американском варианте. Мы не остались в долгу и грянули Высоцкого. Терпеливо выслушав на незнакомом языке призыв растопить баньку по-белому, Деннис вытащил из кармана penny whistle и затянул нечто ирландское и бесконечно-печальное. Мы тоже подвывали, как умели. Потом Денис преподнес нам свою книгу и поклялся, что пока он в Ленинграде, мы не расстанемся ни на минуту. Вечер, безусловно, удался.
— Между прочим, — отозвала меня в сторону Катя, — кого-то из нас караулят серые «Жигули». Они подъехали одновременно и до сих пор тут.
Я подошла к окну. Напротив дома, прислонившись к машине и скрестив на груди руки, стоял парень в джинсах и клетчатой рубахе и не сводил глаз с наших окон.
В час ночи мы вывалились из дома, уселись в кадиллак и поехали смотреть, как разводят мосты. «Жигули» неотступно следовали за нами. На следующий день они сопровождали нас в Павловск, дежурили на пляже в Лахте, у Эрмитажа и Никольского собора. И в последний вечер, когда мы устроили Деннису прощальный ужин, они снова стояли напротив наших окон.