— Из Фильяндии, откуда же еще… Позавчера наш лесник Захаров прискакал весь в мыле. Шпионов, говорит, обнаружил. Перешли в районе 7-й заставы и углубились. А тут вы как раз у Лосевки из лесу выползли и тишком в товарняк забрались.
— Да нас разве в Лосевке кто видел?
— А ка-ак же! — расцвел Булкин, — все видели, да спугнуть боялись.
— И заметили даже, что баба рябая?
— Угу… И радировали по всем станциям по ходу, а снимать вас решили в Шелтозере. Сергеевку и Углино проскочили, потому что лес близко, уйти можно.
— Ах ты, елки-моталки! — восхитился Валя, — то- то я удивился, что быстро доехали. Ну вы и молодцы! И что же, вас наградят за поимку или отпуск дадут?
— Да уж не без этого, — важно ответил Паша и вдруг опомнился. — Наградят — не наградят, а службу свою несем. Так что отдыхайте.
Он забрал миски и заторопился уйти, смущенный своей откровенностью.
— Ребята!.. — Леша явно встревожился, — это же бред какой-то. Давайте требовать Дёмина.
Но на наши крики и стуки никто не отозвался. Вечером нас снова караулил молчаливый Абдулаев. Все попытки вступить с ним в дружеский контакт потерпели фиаско. А наутро вновь появился Булкин.
— Пашунчик, — ласково сказал Валя, — какие новости?
— Каки тебе еще новости? — пробурчал Булкин. Он был не в духе.
— Позови Дёмина, поговорить надо.
— Где я тебе его возьму в такую рань? И вообще до завтрева капитан тут не ожидаются.
— Так что же, — нам и сегодня сидеть? — вскинулся Леша?
— Люди по двадцать лет сидят… и ничего, — назидательно сказал юный Булкин, закрывая за собой дверь.
— Мистика какая-то, — Леша хрустнул по очереди всеми десятью пальцами. — Так и впрямь можно сгинуть на двадцать лет.
— Не нагнетай атмосферу, старик, — не те времена.
— Может, объявим голодовку? — предложила я.
— Блестящая мысль! — откликнулся Валя. — Когда Дёмин узнает, что мы отказались от шашлыков, он смертельно испугается.
— Но надо же действовать!..
— Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Есть охота, да и выпить не грех… — Валька повертел перед нашими носами синей пятирублевкой, — грязно работают, — не изъяли капитал.
Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.
— Паоло, друг, сгоняй в Сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.
Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил:
— Паря, ты воще того… соображаешь?
— Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы же не шпионы и держат нас ни за что.
— Коли ни за что, так выпустят.
— А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?..
— Куда еще?
— Да говорю тебе — в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.
— В магазине человеческой еды отродясь не бывало, — убежденно сказал Булкин, — так что нечего и ноги бить.
Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.
— Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, — пять — туда, пять — обратно, пять — там.
Булкин тяжело вздохнул. Весь его вид выражал доброту, сочувствие и сомнение в дозволенности этих чувств.
— Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Дёмина не будет.
— Валяй, — вдруг решился Булкин. — Но смотри, через пятнадцать минут чтоб был у меня тут, как штык.
Валя вернулся секунда в секунду, держа в руках буханку хлеба, две банки бычков в томате и пачку «Примы». Под мышкой у него торчало что-то длинное, завернутое в газету.
— А это что? — показала я на сверток.
— Это-то? Колбаса… копченая. Краковская что-ли или полтавская.
— Колбаса?! — задохнулся Булкин. — Колбаса в магазине?!
Как ужаленный сорвался он с места и исчез, даже не притворив за собой дверь.
Мы ошалело уставились друг на друга.
— Господа, — опомнился Валя, — по-моему, нас больше не задерживают, — он высунулся в коридор и поманил нас пальцем. — А ну, по-быстрому.